Выбор (СИ) - Черникова Любовь. Страница 44

«Прости, Киалана!»

Любомира не сомневалась, грех ей богиня так не оставит, но, помедлив, все же завязала на ближайшей ветке узел. Ждать больше было нельзя. Не оборачиваясь, Любомира направилась к выходу третьей по счету тропой. Шла долго, но ничего так и не происходило, хотя нутро то и дело сжималось от ужаса.

«Но как они узнают? — мысль не давала покоя, все казалось злой шуткой. — Не иначе, обманули Хельгу. Наплели, поди, с три короба, а мы, глупые, поверили…»

На выходе из «Садов» у ворот сидела девочка лет пяти. Грязная, закутанная в какое-то тряпье, она всем своим видом выбивалась из общей радостно-весенней картины.

— Пода-а-айте! — гнусаво затянула бродяжка, протягивая погнутую оловянную тарелочку.

На Любомиру, не мигая, смотрели белесые, слепые глаза. Кривая улыбка и дерганые движения выдавали юродивую. Без раздумий вынув золотой, Княгиня подала милостыню.

— За чье здоровье помолиться Керуну, госпожа?

Голос прозвучал на удивление серьезно и совершенно обыденно, будто конторский писарь справлялся о родовом имени заемщика.

— Керуну? — Любомира даже опешила. К Керуну обычно обращались с иными просьбами. И тут осенило: — Советник тин Хорвейг. Помолитесь о нем.

Девчонка кивнула, а затем заковыляла прочь, дергаясь и озираясь, как и положено тем, кому боги недодали ума.

* * *

Нааррон с наслаждением вдохнул чистый, напоенный свежестью морозный воздух: «А в столице уже, наверное, совсем весна. В этом году обещали раннюю да дружную…»

Позади скрипнула дверь.

— Тренируешься? — Крэг был в одной лишь холщовой рубахе, несмотря на легкий морозец.

Хранитель улыбнулся и внезапным движением попытался отправить друга в сугроб.

Как обычно, ничего не получилось.

Отфыркиваясь и отплевываясь, Нааррон выбрался из глубокого снега, ухватившись за протянутую другом руку, и вновь применил уловку. Рыкнув от боли, отскочил, принимая стойку, и тут же ринулся вперед, выполняя ряд базовых приемов.

— А ты молодец, заучка! — легко парируя удары, похвалил Защитник. — Орешь, но уже за больное не хватаешься. Того и гляди, от пары-тройки бандитов отмахаться сумеешь, — хекнув, Крэг уложил Хранителя на лопатки и уселся сверху: — Хотя, шпана сперва подумает, прежде чем нападать на такого здоровенного, — он слез и отошел к крыльцу за лопатой.

Ничуть не расстроенный Нааррон с улыбкой поднялся отряхиваясь. Он был горд собой. Теперь-то вряд ли кто посмеет его принять за «доходного писаря». Сказанное малолетней воровкой в подворотне тогда сильно задело за живое.

«Одно, когда дуболомы обзываются, и совсем другое, если какая-то соплюха ни во что не ставит…»

— Кстати, дружище, а ты теперь легко за курсанта или Защитника сойдешь при необходимости. Здоровый стал, да и трескаешь не меньше. Тебе поверят.

— Иди ты! — беззлобно намекнул на не столь отдаленные места Хранитель.

На крыльцо вышла Анасташа. Улыбнулась:

— Мальчишки, вам бы все баловаться! — протянув руку, убирая прилипший к волосам сына снег.

Нааррон приметил подозрительно блестящие глаза, и в груди снова образовался комок.

— Мам, может, поедешь с нами?

— И что же я стану делать в это вашей столице?

— Не хочешь в столице, будешь жить в Ордене. Мне выделят дом.

— Ой, кому я там нужна? — всплеснула руками Анасташа. — Примитесь с Кирой чуть что к мамке бегать, над вами все станут смеяться. Непорядок. Не по этому вашему Кодексу.

— Мам, ну я-то Хранитель, что мне до Кодекса?

— Зато Киррана — нет.

Разговор вернулся в прежнее русло. Анасташа придумывала тысячу отговорок, не желая покидать родной дом.

— Мама, там я смогу о тебе позаботиться. У тебя теперь есть внук… — Нааррон смущенно дернул уголками губ, обращаясь к последнему доводу.

— О котором прекрасно позаботится Орден, — закончила Анасташа за сына. — К тому же его мать меня не жалует. Я только буду вашему счастью помехой, — упомянув Глашку, она явно сдержалась, чтобы не скривиться, старательно уважая выбор сына.

Хранитель встретился взглядом с Крэгом, который убирал лопатой подтаявший снег. Друг только сочувственно улыбнулся.

Когда пришел в дом, где родился сын Защитника, на него набросились прямо с порога. Завалили вопросами. Особенно волновал один: почему не приехал отец ребенка. И все же Нааррон ничего не стал отвечать, пока не взглянул на младенца.

Это точно его сын — тин Даррен. От Паситы в ребенке абсолютно ничего не было, зато от самого Нааррона хоть отбавляй. Мальчонка таращился на мир не по-детски серьезными синими, почти такими же как у Киры, глазенками. И хоть уже прошло то время, когда сразу после рождения можно определить зачатки дара, Хранитель почувствовал, как в маленьком тельце теплится сила.

«Нарекаю сие дитя именем Лидаррон. Пусть сердце его впредь останется чистым, как и в миг рождения! — повернувшись к растерянным родным, сказал: — Это мой сын. Отныне он принадлежит роду тин Дарренов».

Тут-то и началось. Дескать ждали, что от Защитника дочь понесет. Но раз молодой господин сподобился заделать ребеночка, то теперь и о свадебке пора бы подумать. Стойко вытерпев порцию причитаний и упреков, Нааррон прервал поток слов, напомнив о своем статусе и о том, что бывает, когда пытаются обмануть Орден. Тут родные Глафиры присмирели, а она сама принялась кланяться да ластиться. А уж как пообещал с собой забрать, сначала радовалась. Но позже желания посыпались как горох из дырявого мешка. Дом в столице, достойные нового положения наряды, драгоценные подарки невесте. Пожелания очень быстро превратились в упреки. Дескать ехал, и ничегошеньки не привез, даром что жених знатного рода.

Под беспрестанными насмешками и подколками Крэга, Нааррон чесал в затылке, раздумывая, как это он раньше не рассмотрел расчета за приветливой нежностью и наигранной, как теперь казалось, страстью. Если до того он в дороге временами подумывал, может, и правда, стоит жениться, то теперь совсем расхотелось.

«Права была Кира. Поступлю по правилам Ордена. Обеспечу этой женщине достойное будущее, но в жены брать не стану. Зачем мне такая, что по сторонам смотрит, да подарки требует? Да и точно знаю, что не люблю ее совсем».

Была на то и иная веская причина.

Из головы не выходил иной образ. Чистый и светлый. Одно только воспоминание о котором, заставляло сердце пропускать удары.

Именовав сына, вечером того же дня он направился к местной знахарке Матрене. Накопились к старухе вопросы. О том, чтобы вершить правосудие Хранитель пока не помышлял, но все же считал своим долгом заставить держать ответ за снадобье, которое чуть не угробило Киру.

«А, может, не только сестру, но и тин Хорвейга. Откуда иначе у ассасина взялись Слезы Киаланы?» — так он думал, отворяя покосившуюся от старости дверь избы.

В темных, заставленных утварью и скарбом сенях пахло травами и еще резким и до боли знакомым запахом, который усилился, когда Хранитель отворил дверь.

«Похоже, старуха химичит».

Но увидел совершенно иное.

Над небольшим, но вполне настоящим алхимическим столом, где среди колб и реторт нашлось место даже маленькому перегонному кубу, склонилась девушка. Ее брови сосредоточенно сдвинулись к переносице, а губы шевелились, отсчитывая капли розоватой жидкости из маленькой пробирки в пузатую колбу. Нааррон и не заметил, как замер, считая вместе с ней.

Последняя капля коснулась маслянистой поверхности, и девушка выпрямилась поворачиваясь:

— Мама ты уже верну… — тут она, наконец, рассмотрела вошедшего и вскрикнула.

Выпавшую из рук колбу поймали вместе. Есения все же оказалась проворнее, и Нааррон с удовольствием ощутил теплые маленькие пальчики в собственных ладонях. Снизу-вверх взглянули ясные, широко распахнутые глаза пронзительного незабудкового цвета. Выбившаяся из-под чепца светлая прядка, прилипла к приоткрытым губам. Девушка не смела отнять рук, ведь держала колбу, а Хранитель позабыл, зачем пришел, не в силах заставить себя ее отпустить. Все мысли, кроме одной, словно выветрились.