Дети Капища - Валетов Ян. Страница 4

– Есть там кое-кто, – продолжил он, не повышая голоса. – Только уже мертвый. Охрана твоя. Сидорчука ребята, то есть Васильевича, которого ты так ждешь. Все лежат. Больничных положили. Видишь ли, Вова, есть у меня подозрение, что ты ввязался в игру, из которой выход только один – в хорошем костюме и дорогом полированном гробу. То, что ты в эту игру играешь, – дело твое. Как говорил один мой друг, которого ты не знал и, на твое и его счастье, уже не узнаешь: «Ты такой умный, что нам с удовольствием будет тебя не хватать!» Но, ответь: что здесь делаю я? Спасаю? Кого? И от чего? Видишь, сколько вопросов? Блинов, я готов сделать очень много ради старой дружбы, но все-таки умереть за тебя – это перебор. Я не готов пасть смертью храбрых только потому, что мы с тобой когда-то, очень много лет назад, спали на соседних кроватях и ходили вместе пописать, когда приспичит.

– Что ты хочешь узнать, Миша?

– От тебя? Ровным счетом ничего. Я все-таки рисковал ради старого друга. Зачем ставить его в неудобное положение? Но теперь я хочу уйти. Просто уйти. Пока этот шум на лестнице не стал громче. И со мной не случилось что-нибудь еще. Я имею в виду что-нибудь фатальное.

Блинов изменился в лице. Свет от единственной уцелевшей в ванной лампы падал на него сверху, отражался от воды и бросал блики на клубящийся пар, придавая мизансцене демонический оттенок, чего, собственно говоря, Сергееву и надо было. Шум и топот, несущийся снизу, Владимир Анатольевич слышать не мог – мешала хлещущая из пробитых труб вода. Но ситуация была такой, что в слова Сергеева он поверил сразу и безоговорочно. Да Сергеев и не стал бы врать – снизу действительно бежали. Только вот кто?

Блинчик понял все, как было надо Сергееву, – может быть, сказался перенесенный только что испуг, а может быть, умение Сергеева «подать» информацию, но по лицу лидера национал-демократов стало видно, что он помертвел.

– А когда я уйду, – Сергеев тщательно выговаривал, словно бросая их в Блинова, – и ты останешься один на один с теми, кто сюда ворвется, подумай, пожалуйста, о том, что я предлагал тебе объясниться, а ты почему-то предпочел разыграть меня втемную.

– Я не разыгрывал тебя втемную, Умка, – быстро произнес Блинов дрожащим, срывающимся голосом. – Я тебя не разыгрывал, у меня этого и в мыслях не было!

– Да? – спросил Сергеев, иронично приподняв бровь. – Серьезно?

– Я не шучу.

– Чем в действительности занимается Раш?

– Умка, – сказал Блинов испуганно, – ну при чем тут Раш? Что ты мешаешь праведное с грешным?

– Я пошел, – сказал Сергеев. – Надоело. С тобой, как с человеком, а ты… Жопа ты, Блинов! Был ею и ею умрешь!

Увидев, что Сергеев начал поворачиваться к нему спиной, чтобы уйти, Блинов рванулся из ванны, как волк из капкана. Вода плеснула во все стороны, словно упитанного депутата уронили с высоты нескольких метров.

– Умка! – заорал Блинов. – Не уходи! Меня же пристрелят как собаку! Я тебя прошу!

– Раш? – сказал Сергеев через плечо.

– Блядь, – сказал Блинов в сердцах. – Оружие. Оружие – основной бизнес Раша. Ну что, полегчало?

– Ага. Куда?

– Что куда?

– Оружие – куда?

– Хер его знает, Умка! Я-то тут при чем?

– Мне таки уйти?

– Нет. Я точно не знаю, Миша.

– Скажи неточно.

– В Азербайджан, это я знаю.

– Ну, это только ленивый не знает. Еще?

Сергеев прислушался. Шаги звучали пролета на два ниже. Лифты уже стояли в вестибюле на этаже, но шагов тех, кто должен был из них уже выйти, не было слышно. Значит, увидели тела и выжидают.

– Говорят, что талибам. И чеченцам. Ливия. Палестина. Но это говорят. Я не знаю.

– На кого паспорт конечного покупателя?

– Я его не оформлял.

– Ты тянешь время.

– Миша, я решаю вопросы – это правда. Но я не занимаюсь бумагами.

(«Не более минуты, – подумал Сергеев, – ну две. Давай, колись, партийный лидер, как большевик в царских застенках! Времени нет!»)

– Зачем я Рашу? Только не плети, что просто хотел увидеть.

– Он действительно тебя хотел увидеть. Но…

– Живее, – сказал Сергеев как можно более равнодушно. – Я слышу шаги в холле.

И показал Блинову подобранный в коридоре пистолет.

Блинчик от страха уже плохо соображал. Глаза его не бегали – они метались, как испуганные тараканы по широкому, лунообразному лицу господина депутата.

– У него к тебе деловое предложение, – невнятно заскулил он, дрожа подбородком. – Умка, он же наш старый товарищ!

– Хасан?

– Он посредник. На Ближнем Востоке посредник. Он каждый раз сюда прилетает. Раш его называет Нукер. Без его команды не платят.

– Ладно. Потом поговорим. Почему в нас стреляют?

– Это недоразумение! – выпалил Владимир Анатольевич. Чувствовалось, что вопрос он ждал, а вот решить четко, что будет врать, не успел.

– Я пошел, – сказал Сергеев грустно и, повернувшись, исчез за дверью, разом выпав из поля зрения Блинова.

– Сергеев! – заорал Блинов так, что Михаил представил, как влетевшие в вестибюль с лестницы спецназовцы от этого вопля замерли, как мыши в амбаре. – Не уходи! Раш дал больше, и мы сорвали сделку. Крупную сделку! Он дал больше в два раза! Это было не мое решение, понимаешь! Но крайний теперь – я! Я договаривался. Зачем ты в это лезешь? Тебе за одно это знание здесь голову отобьют, к ебеней маме! Я и так между двух огней, так еще и ты, козел любопытный.

– Кто был посредник при сорвавшейся сделке?

– Умка!

– Кто?

– Наши были, – сказал Блинов севшим голосом, – Базилевич. Кузьменко. Бывшие наши. Доволен? Дурак ты, Умка! Честное слово – дурак.

– Руки подними, – попросил Сергеев, отшвыривая пистолет на другой конец палаты, и сам поднял руки вверх.

– Ты что делаешь? – успел изумиться Блинчик, но в комнату уже лезли спецназовцы и среди них Васильевич, на этот раз с лицом насмерть перепуганного Дональда Дака, в криво застегнутом костюме и совершенно неимпозантный.

В глазах Блинова, которого бравые ребятушки в несколько рук тащили из ванны, мелькнуло понимание и, тут Сергеев, конечно, мог ошибиться, даже восхищение. Михаил был готов поклясться: Владимир Анатольевич понял трюк и оценил его. Блинчик, не отрываясь, смотрел на Сергеева, пока его самого, мокрого и растерзанного, укладывали на носилки неведомо откуда материализовавшиеся санитары, и даже умудрился помахать здоровой рукой на прощание.

– Состоялся вынос тела, – сказал вполголоса подошедший Васильевич. – После непродолжительной гражданской панихиды…

– Мрачно шутишь, – заметил Михаил, провожая взглядом носилки. – Не любишь, что ли, Блинова?

– А чего его любить – не девушка ведь? – Васильевич пожал плечами. – Курить будешь?

Михаил кивнул.

– Как я понял, – сказал шеф безопасности, щелкая зажигалкой, – опять ты его спас?

Сергеев не ответил. Сигареты были крепкими. Он выпустил в воздух струйку сизого плотного дыма.

– Значит, ты, – констатировал Васильевич, тоже закуривая. – Второй раз за пять дней. Меня уволить надо. Тебя взять.

– Ты-то тут при чем? Какой с тебя спрос?

– Ты – понимаешь. Они – не понимают. Мне было поручено. Я обосрался.

– Ну, положим, тут бы любой обосрался, – возразил Сергеев. – Много они наколотили по дороге?

– До хера. Мои все готовы. Только один пока жив, но будет ли жить дальше – одному Богу известно. Сколько их было?

– Я не видел. Но, судя по всему, двое.

– Значит, одного только упустили. Зер гут. Видел я покойничка внизу. Долговязый такой, в омоновке.

– А второй? – спросил Сергеев.

– Ушел. И ловко так ушел, сучий потрох, что охнуть не успели. Просто ниндзя!

Он окинул взглядом помещение и наморщил кончик своего утиного носа.

– И ты тоже ловок. В ванне отсиделись?

Михаил кивнул.

– Но если бы не твои ребята, которые на шум прибежали, могли вас и не дождаться.

– Ты себя особо не вини, – сказал Васильевич сухо, – работа у них такая – за других умирать. Но за сочувствие – спасибо.