Искусство соблазна - Айвори Джудит. Страница 20

Кассиры дружно переглянулись. При всей несхожести их лиц выражение у них было одно: печальной озабоченности. Малый в очках удалился куда-то с почтой, оставив своего худого длиннолицего коллегу вести с ней дальнейшие переговоры. Тот мычал что-то невразумительное, то и дело оглядываясь, после чего все же выдал ей деньги.

Заминка продолжалась в общей сложности минут сорок. «Мужчины, — пренебрежительно думала Эмма, — вечно строят из себя важных особ, а сами были и остаются законченными идиотами».

И все же когда деньги были отсчитаны и выложены на специальный поддон, Эмме пришлось сделать над собой усилие, чтобы тут же, при всех не станцевать джигу от радости.

Со счетом затруднения продолжались. Его нельзя было закрыть. Как ей объяснили, из-за каких-то проблем с документами. Эмма сильно сомневалась в том, что виной всех этих неприятностей была ее нечистая работа в Йорке, — скорее всего эти провинциальные ребята совсем не умели справляться со своими обязанностями. Однако ей и двух секунд хватило, чтобы просто отказаться от мысли закрыть счет. Получалось не очень гладко, ну и что? Да никто из них все равно ни за что не нападет на ее след. Она получила пятьдесят шесть фунтов наличными — купюрами и мелочью — и чувствовала себя именинницей!

За двенадцать лет она впервые держала в руках такие деньги. Эмма возвращалась в гостиницу, потирая покрасневший от холода нос, и настроение у нее было самое радужное. Руки, засунутые глубоко в карманы, сжимали деньги. Много денег. Победительница. Женщина, живущая сама по себе, вполне может себя содержать, и мужчина как источник благосостояния ей не нужен.

Впервые в жизни она почувствовала в этом уверенность. И была рада этой своей уверенности. Не нужно ей было никакого Зака, чтобы чувствовать себя защищенной. И Джона Такера с его помощью. Или отца, чтобы он ее вырастил, а потом выдал замуж за какого-то подонка. Никто ей был не нужен. Она сама себе и муж, и отец, и покровитель. Эмма шла приплясывая, так ей понравилась эта мысль.

Номер никак не хотел открываться, но в итоге замок поддался. Эмма вошла в комнату и с наслаждением стянула с себя седой парик. В номере было очень тепло, даже жарко. Наверное, горничная растопила камин. Может, стоит и задержаться здесь, чтобы вздремнуть в тепле. Но прежде надо избавиться от подушки, с помощью которой Эмма создавала образ пожилой леди.

Эмма стояла, прислонившись для устойчивости спиной к двери, задрав юбки чуть ли не к шее и пытаясь безуспешно расстегнуть пряжку на поясе, что удерживал в нужном положении подушку. Природа наградила Эмму весьма пышным бюстом, лишив ее возможности рассмотреть то, что располагалось ниже, а именно проклятую пряжку, что никак не хотела отстегиваться.

Застежка поддалось как раз в тот момент, когда саркастический голос словно из ниоткуда произнес:

— О, как привлекательна!

Эмма подпрыгнула на добрых пару дюймов, а приземлившись, ударилась головой о дверь.

— Господи, — только и смогла выдохнуть она, хватаясь за ушибленную голову и озираясь. — Вон отсюда!

Но голос — ровный, хорошо модулированный, со знакомой ей необычной мелодикой, ответил ей смехом — негромким выразительным смешком. Навеселившись вволю, он сказал:

— Оказывается, вы та еще штучка.

Да, она знала. Эмма осторожно повернулась, держа ладонь на дверной ручке.

— Будь умницей и не вздумай бежать, — предупредил ее голос.

Потом наступила пауза. Сопение.

— Мне будет легко тебя поймать. Бегаешь ты, как подстреленный кролик. Ты даже не успеешь до середины коридора добежать.

Она передернула плечами, заморгала. Подстреленный кролик? Это оскорбление? Ну, явно не комплимент. Он ее поймает? Не так уж это и очевидно. У нее фора в десять футов, к тому же она стоит на ногах, а он лежит, ибо там, за балдахином — на кровати, конечно, — он весьма вальяжно устроился. Она видела его ступню. Ступню его ноги на своей кровати.

Как бы там ни было, сердце ее взволнованно запрыгало: как тут не расстроиться, если, возвращаясь в свой, и только свой, номер, обнаруживаешь, что он не пуст?

Человек за балдахином, чье очертание она видела довольно смутно, не проявлял агрессивности в движениях. Эмма с бешено бьющимся сердцем стояла у двери, пытаясь понять: что мог этот человек делать здесь, зачем он угрожает пуститься за ней в погоню? Со своей точки она могла видеть, что мужчина на ее кровати был очень высок. Он лежал, вытянув одну ногу, а другую согнув в колене и опираясь подошвой о... Боже! Его нога в сапоге — сапоги из мягкой до блеска начищенной кожи стояли на его же собственном пальто. И в этот момент сердце ее упало и перевернулось.

На ее кровать было небрежно брошено пальто виконта Монт-Виляра, а рядом с ним лежал сам виконт. Сейчас она была в этом совершенно уверена. Стюарт Эйсгарт полулежал, подложив под спину ее подушки, на меховом пологе — серебристый мех был так густ, что местами собирался складками и переливался.

Эмма тихо повернула ручку у себя за спиной.

— В самом деле, не бегите. Я вас слишком быстро поймаю. Кроме того, от бега вы задохнетесь, а я бы хотел, что бы с дыханием у вас на настоящий момент было все в порядке. Мы должны поговорить.

Эмма поджала губы. Что он себе вообразил? Что она бегать не умеет? Потом ей вспомнилась «нервная задница» из письма. О, как она его ненавидела! Нет, она убегать не будет, она добьется, она добьется, чтобы его отсюда выставили. Что он делает у нее в номере? Где был консьерж, когда он к ней прорвался? Кого звать, чтобы его попросили вон?

Из-под балдахина с вполне миролюбивой интонацией, будто они тут приятно беседовали, донеслось:

— И я весьма впечатлен вашей манерой бега: этими подпрыгиваниями и виляниями. На случай, если вы обиделись.

Эмма обиделась. Ничего она не подпрыгивала, а то, что бедра слегка виляли, так это неизбежно: все-таки она родилась женщиной.

— Вы вся меня поражаете, — продолжал он. — Ваши движения, ваши манеры или отсутствие таковых, ваши привычки... — И снова эта интригующая пауза. Пауза, заставлявшая ждать каждый слог, такой отчетливый, такой чертовски аристократически-правильный. — Весьма привлекательны. Я искренне говорю. Вы действительно привлекательны в этом платье размером с шатер.

Он приподнялся до сидячего положения и облокотился о колено. И сразу вышел из тени. Да, это был виконт Монт-Виляр, без шляпы, красивый, смуглый, с этими круглыми печальными глазами и чарующе-гипнотизирующим тихим голосом. «Господи!» — мысленно произнесла Эмма, проведя подушечкой пальца по гладкой поверхности ручки. Она никак не могла решить, как ей быть, а виконт беззастенчиво разглядывал ее снизу вверх, сверху вниз.

— Все просто, — продолжал объяснять он, — с точки зрения науки.

Глава 5

Эмма пребывала в темноте, ослепленная собственными юбками, зная, что ее панталоны и шерстяные чулки с дыркой на каждом пальце выставлены на всеобщее обозрение. Она бы убила его, этого Мистера-Любителя-Вольностей, убила, если бы только не была так прочно привязана к стулу — мудрый ход подлеца! Тогда бы она его самого привязала к этому стулу, а потом развела под ним костер.

Она просто вне себя! И это несмотря на то, что он, кажется, главной целью своей ставил умерить ее гнев. Эмма лежала на полу, онемев от страшного унижения, от страха неизвестности. Кто бы мог подумать, что лорд, член, черт бы его побрал, палаты лордов, окажется настолько проворным и безжалостным. Ничего не было в нем от джентльмена. Джентльмен никогда бы не позволил себе довести женщину до такого позорного состояния.