Ночная погоня (Повести) - Кулешов Александр Петрович. Страница 31

А быть может, он думает о том, что его ждет? О неотвратимости наказания?

О чем вообще думает преступник, когда он пойман?

Неожиданно Виктор кладет ему руку на колено и иронически смотрит в глаза.

— Глядите внимательно, Веревочкин… — И Виктор кивает в сторону мелькающих мимо машины домов.

— Чего глядеть-то? — ворчит Веревочкин.

— Как бы не пришлось разворачиваться обратно. А то здесь далеко до разворота.

В этот момент машина как раз минует ателье № 23. Накануне они дважды проехали здесь с шофером, прорепетировав сцену и рассчитав ее по секундам.

Внезапно оторванный от своих невеселых дум, Веревочкин смотрит в окно, и первое, что ему бросается в глаза, это вывеска: «Ателье № 23». Он быстро поворачивается к Виктору и встречается с его ироническим взглядом.

— Что, и это знаете? — удивленно и тоскливо спрашивает он.

— Пора бы уж привыкнуть, что мы все знаем, — скрывая торжество, бросает Виктор. И, обратясь к шоферу, добавляет: — Давай, Коля, заедем, пожалуй, сначала в ателье, а потом уж дальше двинем. А то возвращаться потом…

Они выходят из машины. Веревочкин жадно вдыхает холодный воздух. Неторопливо рассказывает, как было дело.

— Что ж, вы вдвоем справились? — спрашивает Виктор.

— Как вдвоем?

— Не знаю как, Гришин вот говорит, что вы вдвоем были, а я сомневаюсь.

Веревочкин морщит лоб, стараясь быстрей сориентироваться.

— Вдвоем, — наконец подтверждает он, — а чего сомневаться-то?

— Неужели один не справился бы? — Виктор, словно удивляясь такой беспомощности, оглядывает Веревочкина.

— Может, и справился бы, — осторожно отвечает Веревочкин.

Он недоумевает: почему Гришин взял на себя вину за эту кражу, коль скоро он в ней не участвовал? Ага, ясно, чтоб как-нибудь не всплыл Валерий.

— А может, вы со своей тенью работали, Веревочкин? Или себя одного за двоих считаете?

— Чего?

— Как — чего? Гришин-то не был с вами. И никак не мог быть. Уж если это нам известно, то вам-то тем более. Так что вы припомните-ка лучше, кто был.

Веревочкин некоторое время молчит, потом усмехается:

— Вы меня купили, и я вас купил. Один работал!

— И много взяли? Ведь вы тогда еще вещичками не брезговали.

— Что ни взял, все мое…

Виктор вынимает из кармана вчетверо сложенный листок.

— Так, — начинает он не спеша, — «пальто зимних — три, пальто демисезонных — четыре, костюмов четыре, отрезов…»

Закончив читать, он поднимает на Веревочкина глаза.

— Список точный, составлен сразу же на месте, да и батюшка ваш уважаемый, который все это по вашему поручению на рынке ликвидировал, подтверждает. Одного не понимаю — как это вы в одиночку столько вещей вынесли. Ведь посмотришь на вас и не скажешь, что чемпион по штанге. — Виктор делает паузу, а потом другим, сухим, деловым тоном спрашивает: — Так кто был ваш сообщник, Веревочкин? Кто был?

Молчание.

— Не валяйте дурака, Веревочкин, вы же сами прекрасно понимаете, что это глупо.

Веревочкин еще долго молчит, но в конце концов не выдерживает и называет своего напарника по этому делу, пятого и последнего члена шайки — Шарова. Впрочем, Валерий Шаров, как выяснилось в дальнейшем, был не пятым, а первым. Опытный рецидивист, он-то и втянул в преступление и Веревочкина и Гришина. Вместе они начинали.

Но как-то, пытаясь совершить кражу в магазине «Ткани», они были застигнуты врасплох милицией, Веревочкину и Гришину удалось скрыться, а Шаров попался.

(Между прочим, с тех пор они и дали себе зарок: никогда ничего, кроме денег, не брать — зарок, столь опрометчиво нарушенный Балакиным.)

На следствии и позже, на суде, Шаров взял все на себя. Он, упрямо и тупо блюдя закон воровской солидарности, утверждал, что воровал один, хотя был пойман подле пяти набитых чемоданов.

Сейчас он отбывал срок.

Воровской закон оказался липовым. Веревочкин после недолгого запирательства рассказал о Шарове. Теперь Шарову предстояло вернуться в Москву на новый суд, а затем добавить к немногим оставшимся ему годам заключения еще солидный срок.

За Шаровым, опытным рецидивистом, числилось не одно преступление. Какие-то он признал, какие-то — нет. Но сейчас, когда возникла в деле Веревочкина его зловещая фигура, целый ряд эпизодов прояснился, и многое дотоле тайное стало явным.

Одиннадцать минут

…Вечером Виктор задерживался в своем кабинете. Перед ним лежали все материалы по делу Веревочкина, подготовленные для следователя. Вот и оправдалась пословица — наступил веревочке конец.

Наступил конец бессонным ночам, внезапным выездам, мучительным анализам и обдумываниям, когда голова пухнет от мыслей.

Закончилось одно дело, чтобы уступить место новому…

Виктор уже уходил домой, когда раздался телефонный звонок. Говорил подполковник Данилов.

— Ко мне, Виктор Иванович, быстро. Дело серьезное!

Дело действительно было серьезным. Хотя началось все спокойно, даже весело, под звуки вальса и задорного смеха на вечере в одной из типографий, что на Большой Переяславской улице, недалеко от проспекта Мира.

Было Восьмое марта — женский день. Первые весенние цветы. Хороший вечер, веселый и дружный. Без четверти одиннадцать Женя и Галя покинули вечер. Галя попала на вечер случайно: ей дали пригласительный билет в издательстве, где она работала курьером; она жила далеко, пора было возвращаться домой. А Женя, сын работницы типографии, жил в двух шагах. Они неторопливо шли по ночной улице и болтали. О чем? Ну о чем болтают двое семнадцатилетних, познакомившихся два часа назад и без устали два часа танцевавших?

Когда поравнялись с домом, в котором жил Женя, небольшим, одиноко стоившим двухэтажным особняком, Галя спохватилась:

— Ой, ни копейки нет — все в буфете оставила!

Женя пошарил по карманам и смущенно помялся: он тоже обнаружил, что его финансы в таком же положении. Бывает…

— Погоди минутку, — сказал он, — сейчас забегу домой, возьму. — Он улыбнулся ей и скрылся в подъезде.

Улыбнулся последний раз в жизни.

Галя остановилась на противоположном тротуаре и, устремив взгляд вдоль улицы, стала прислушиваться к ночной тишине, к доносившимся откуда-то издалека немного грустным звукам гитары.

А Женя тем временем, посвистывая, быстро забежал в квартиру, взял у матери мелочь, поцеловал в щеку, уже у двери крикнул: «Мировой вечер! Скоро вернусь», — и выбежал на улицу.

Он вернулся через две минуты. Услышав несколько слабых, странных ударов в дверь, мать открыла — Женя бездыханным упал к ее ногам. Мать Жени, его сестра, соседи, поднятые криком, выбежали на улицу. Но улица была пуста. Только напротив дома одиноко маячила девичья фигурка.

Когда Виктор прибыл на место, он без труда установил подробности преступления. Убийцы (а может быть, убийца) или прятались в соседнем подъезде, или подбежали из переулка, выходившего на Переяславскую. Они нагнали Женю, ударили ножом и убежали. Стена дома в том месте, где они совершили свое страшное преступление, была забрызгана кровью.

Женя из последних сил сумел добраться до своей квартиры, но эти усилия стоили ему жизни.

Ночная погоня<br />(Повести) - i_012.jpg

Непонятным оставалось одно: Галя, рыдая, захлебываясь слезами, твердила, что ничего не видела и не слышала.

Работники милиции только пожимали плечами: как мог человек, стоявший в десятке метров от места преступления, на пустой улице, не увидеть, а тем более не услышать, как было совершено убийство? Это была ложь, причем глупая, безнадежная, непонятная. Но Галя с поразительным упорством стояла на своем. Да, ждала, смотрела вдоль улицы (правда, в противоположную сторону от переулка), да, слышала гитару. И все! Только когда мать и сестра Жени выскочили на улицу, она узнала, что случилось.

Галю допрашивали, втолковывали ей нелогичность ее показаний, объясняли, что лично ее никто не винит, убеждали, что если она боится мести убийц, то ее сумеют надежно охранить. Ничего не действовало. Она продолжала твердить свое.