Ничья его девочка (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 13
– Ну, Исхан, мой мальчик, нам еще надо подумать Все взвесить... – добавил Айдамир, нервно поглаживая бороду.
– Нравится она мне. Хочу на ней жениться.
Чтоб ты сдох, жениться он хочет. Посмотрела на отца – он улыбается, а глазами во мне дыру сверлит, и я уже знаю, что будет после того, как они уйдут. А мне не страшно – пусть знает, что я не бесхребетная овца. Что меня не нужно дарить и продавать. Я сопротивляться до последнего буду. И замуж за этого урода не выйду никогда!
– Лекса не только красивая невеста, но еще и богатая, – сказал молчавший все время Саид, – я к ее приданому добавлю земли мои и долю в компании брата.
Айдамир и Фатима переглянулись, и я почувствовала, как от злости перед глазами темнеет.
– Пусть подумают, брат, а мы пока других претендентов поищем, – сказал отец и поставил бокал на стол, - надеюсь, вы не задержитесь с ответом.
Встал из-за стола, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Когда они уехали, а я поднялась к себе – отец зашел ко мне и закрыл за собой дверь. Долго смотрел мне в глаза, а потом по щеке ударил и процедил сквозь зубы:
– Если они откажутся – я на тебе места живого не оставлю. Вышлю, нахрен, отсюда и сгною в деревне у тетки, ясно?
Но они согласились. Утром отец за завтраком поздравил меня с помолвкой и сказал, что через неделю мы устроим по этому поводу праздник. Он был ужасно доволен и даже обрадовался моей поездке в турне. Сказал, что это будет моим прощанием со сценой.
Он слишком плохо меня знает – я не брошу сцену и не выйду за Исхана.
О поездке я написала Андрею, едва оказалась вчера у себя в комнате. Написала, что сама не знаю, будет ли у меня связь там, что теперь я точно без него подыхать начну. И это уже не два дня – это почти неделя.
Ждала его ответа, каждый раз проверяя сообщения и электронную почту – но он не появлялся онлайн. В поезде у меня пропала сеть, и я от отчаяния швырнула планшет в сумку, смотрела в окно и думала о том, что, когда вернусь из поездки, всем объявят о нашей помолвке и начнут готовится к свадьбе. Отец уже не отступится – ему зачем-то нужен Басманов-старший. Он просто так никогда и ничего не делает.
Альберт, мой импресарио, пытался меня развлечь всю дорогу, но я легла на полку и отвернулась к стене. Мне не хотелось ни с кем разговаривать… мне вдруг показалось, что Андрей специально не отвечает мне. Что он придумал эту поездку за город, чтобы отдохнуть от моего нытья, чтобы при Карине не сидеть в интернете… или чтобы встретиться с Настей? От мысли о Насте стало тяжело дышать и на глаза навернулись слезы.
Я бы, наверное, многое отдала, чтобы иметь право вот так просто общаться с ним или приехать к нему домой, чтобы встретиться, когда угодно… как он встречался с ней. Может, и продолжает встречаться. Я этого никогда не узнаю. Что я вообще о нем знаю? Он ведь ничего мне не рассказывал никогда.
В город мы приехали ближе к вечеру, интернет то ловил, то нет, но Андрей так и не ответил на мое сообщение. И каждый раз, когда я заглядывала на пустую страничку и обновляла приложение, мне становилось еще хуже. Когда мы подъехали к гостинице, мне уже казалось, что я не смогу петь. Не смогу завтра выйти к людям, потому что мне без него не поется, не дышится и не живется дальше. Я только им живу. Им пою и им дышу. У меня отняли мой воздух, и я не могу без него даже моргать - моим векам больно. Все мое тело превращается в болевую точку. И душу так сжимает тисками отчаяния, что я жить не хочу, не то что петь. Он – мое вдохновение. Мои мысли все там, с ним. В проклятом планшете и в наших сообщениях, в ожидании, что напишет. В жажде этого облегчения, когда приходит уведомление о его SMSке. Но они не приходили… и мною овладевало отчаяние.
Поднялась в номер вместе с портье, несущим мои чемоданы. Когда осталась одна, сбросила туфли и легла на просторную постель, хватая снова планшет и пытаясь подключиться к сети отеля.
Когда увидела, что Андрей все еще не ответил, швырнула в ярости гаджет… и расплакалась. Навзрыд. Так громко, что казалось, меня услышит вся гостиница, а мне было плевать – пусть слышат. Я дома не могу плакать, так хотя бы здесь смогу.
Воспаленный мозг рисовал Андрея с этой дрянью – Настей, и мне выть хотелось от отчаяния. В номер принесли шампанское и я, схватив его за горлышко и раздевшись догола, пошла в ванную. Захотелось напиться и плевать, что завтра концерт. Не выйду ни к кому. К дьяволу турне. Пусть все горит синим пламенем – я к нему хочу. Я медленно пересыхаю и у меня пропадает голос.
Набрала полную ванну горячей воды и со стоном залезла в воздушную пену. Смывая слезы, и запивая шампанским горечь, оставшуюся осадком во рту после собственных фантазий насчет Андрея и Насти его. Глотаю сладко-терпкую жидкость в гробовой тишине, глядя в одну точку. Внезапно услышала щелчок замка и насторожилась. Но тут же успокоилась – наверное, горничная зашла. Отхлебнула шампанское снова, прямо из горлышка, и закрыла глаза… вспоминая, как вот так же лежала в ванной в Вене. И знала, что ОН скоро вернется ко мне. Ждала его с этим предвкушением, похожим на едкий, ядовитый, наркотический кайф. Как же я тогда была счастлива. За всю свою жизнь впервые по-настоящему счастлива.
В комнате заиграла музыка – моя музыка. Та самая. Написанная мною для него. Я рывком встала в ванне в полный рост – в ту же секунду кто-то распахнул дверь, и я всхлипнула, мне показалось, что мгновенно полетела в космос на такой скорости, что дух захватило. Я услышала собственные рваные вдохи и выдохи под аккорды фортепиано, несмолкающие в номере.
ПРИЕХАЛ! КАК? С УМА СОЙТИ! ОН ПРИЕХАЛ! НАШЕЛ СНОВА! Андрей стоит в дверях, полностью одетый, и смотрит на меня. А меня трясет от неверия. От удивления и от того, что стою перед ним мокрая и голая. И прикрыться нет никакого желания. Чувствую, как по воспаленной коже катятся капли воды… бешеная радость резко сменилась адским возбуждением, потому что я увидела, как почернел его взгляд. Осматривает с головы до ног, а я у меня кожа мурашками покрывается.
- Я тоже дико соскучился.
Рывком сдернул пиджак, отшвырнул на пол и шагнул ко мне в воду. Прямо в одежде.
ГЛАВА 9
- П-а-ап, я так рада, что ты согласился сюда приехать. Вот правда! Я уже не помню, когда мы куда-то выбирались… - дочь прислонилась ко мне и оплела руками за шею, замерев не несколько секунд.
Она права. Это было давно. Очень… Чтоб сели вот так, спокойно, не думая о том, что бежать куда-то надо. Хотя я думал… постоянно думал. Только не о своем побеге. А о том, как выдрать наконец-то Лексу из когтей этой твари. Хоть и знал, что пока притих Ахмед, что девочка моя со всех сил старалась не выдать себя, едва справляясь с волнением и скрывая радостную улыбку… Я знал это точно, что улыбается. Смотрит на экран, на дурацкую картинку зеленого человечка и видит за ней мое лицо. И не может сдержать при этом счастливую дрожь, которая время от времени сменяется мандражом. Я эти перемены ее настроение через экран чувствовал. В паузах, которые хоть и длились совсем недолго, но были слишком красноречивыми. Не все слова нужно озвучивать. Некоторые из них кричат своим немым молчанием, застревают где-то в горле, и мы заставляем себя не произносить их вслух. Так, будто дав им выйти наружу, мы вдохнем в них жизнь, позволяя своим самым большим страхам стать явью. Она боялась. Волновалась. Возможно, в редкие моменты к ней даже приходили сомнения, терзая и мучая, протыкая нежное и горячее сердце острыми иглами. Что у нее было сейчас? Ожидание очередного сигнала от полученного сообщения. Слова, в которые нужно верить, иначе сойдешь с ума. Вера в то, что все это скоро закончится, потому что время неумолимо бежало, и я чувствовал, что оно заканчивается. Словно передо мной огромные песочные часы, и каждая крупица, опадавшая на их дно, приближала нас к чему-то неизвестному. Не мог объяснить свою тревогу, но она раздирала порой на части, заставляя срываться с места, садиться в машину, ехать куда глаза глядят, рассекая дороги ночного города и не обращая внимания на сигналы взбешенных водителей, когда я вдруг выезжал на встречную или чуть ли не врезался в кого-то на огромной скорости. Все внутри орало, что надо спешить, торопиться, ехать прямо сейчас, и плевать – хоть под пули… Только с трудом собирая остатки трезвого рассудка, на собственную шею аркан благоразумия набрасывая, я тормозил и, вытаскивая из бардачка пачку сигарет, курил… одну за одной, пока не чувствовал, как выравнивается дыхание. Только ненадолго… до очередного сигнала на смартфоне.