Копья народа (Рассказы и повести) - Иванов-Леонов Валентин Георгиевич. Страница 12

Неожиданно выстрелы прекратились, и несколько секунд стояла тишина. На озерке уже не было видно ни одного человека с ящиками. Оружие спрятано! Теперь уходить, и быстрее. Жозе вскочил на ноги, прячась за стволом. Сзади раздался шорох.

Жозе повернул голову и увидел направленную на него в упор винтовку и Секулу с раздувающимися от волнения ноздрями.

— Подними руки, командир Жозе! — прорычал Секулу.

Жозе замер. Ярость душила его. Предатель! Хочет взять командира живым. Но если он, Жозе, умрет, умрет и Секулу! А оружие? Как зверь в капкане, металась мысль, отыскивая путь к спасению. Повернуться и выстрелить не успеешь. Не размышляя больше, Жозе прыгнул за ствол сейбы, и в тот же миг рядом грохнуло. Что-то тяжелое ударило по затылку, толкнуло вперед голову.

…Темная волна подхватила Жозе, и он ринулся с крутой водяной гряды вниз. Секулу стоял один среди зеленых камней и водорослей, маленький, как муравей, и целился в него из винтовки. Жозе падал долго. Потом Секулу исчез. На его месте появился комендант Перейре и сердито закричал, чтобы Жозе нырнул за ящиками…

Жозе открыл глаза и вспомнил все. Он повернул голову, отыскивая взглядом Секулу, и едва не вскрикнул от резкой боли в затылке. Сквозь темную пелену, застилавшую глаза, он увидел предателя. Секулу шел через полянку, увязая по колено в заболоченной почве и размахивая листом бумаги. «Сейчас расскажет об оружии». Пересиливая боль, Жозе оперся на локоть и в прицельном кольце автомата увидел грязную мокрую рубаху, прилипшую к спине. Жозе яростно дернул спусковой крючок. Он стрелял даже тогда, когда Секулу уже неподвижно лежал на траве…

Жозе поднялся и бросился прочь. Мысли расплывались, путались. Раненым носорогом бежал он, не разбирая дороги. Деревья мешали ему, кружились, натыкались на него. Корявое бревно вдруг вцепилось ему в голову и стало разрывать затылок. Потом ноги его подогнулись, он упал, перевесившись через толстую лиану, поплыл по широкой реке. Река превратилась в улицу Луанды, полную народа. Жозе было стыдно, что он лежит, остановив движение. Люди возле него спорили о чем-то, и постепенно их слова стали доходить до него.

— С автоматом — значит командир, — говорил один. — Надо допросить.

— Есть приказ кончать их на месте, — возразил другой.

Жозе понял, где он. Он слышал, как подошел офицер и приказал: если террорист сможет идти, доставить его живым.

Солдат ткнул партизана ботинком, и Жозе, преодолевая тошноту, поднялся. Его обыскали, отняли пропуск для контрольных постов Освобожденного района. Старый темнолицый португалец деловито обходил раненых партизан, осматривал и неторопливо стрелял в голову. Когда очередь дошла до Зоао, мальчик закричал и попытался подняться. Португалец придавил его башмаком на толстой подошве, выстрелил в висок.

Жозе рванулся из рук врагов и едва не упал от слабости. Солдат, от которого пахло вином, связал ему назад руки и ткнул для острастки кулаком под ребра.

Двинулась к озеру. На берегу остановились, рассматривая черную гладь. Жозе замер: белые чашечки кувшинок были забрызганы грязью. Это могло вызвать подозрение португальцев. Но они спокойно переговаривались — перейти ли им озерко или обойти его. Жозе прислушивался, ждал. Наконец пошли в обход. Не знают, ничего не знают! Ноги его налились силой, зашагали увереннее. Не знают!

Вооруженные автоматами португальцы выхолили на тропу, узким тоннелем пробивавшую заросли, несли трофейные винтовки и ружья. Жозе пересчитал добычу врагов: семнадцать винтовок и ружей. Восемнадцатым — его автомат. Значит, весь отряд уничтожен. Он, командир, остался одни. Носильщики, даже если кто-нибудь на них и спасся, не знают этого леса и никогда не найдут озерка. Теперь он, Жозе, не мог умереть. Он должен вернуться за оружием!

Жозе шел среди врагов по зеленому коридору. Пламенели цветы лиан ротангов. Все, что росло, тянулось к солнцу и свету. Хрипло кричали в ветвях серые попуган. Но Жозе ничего не замечал, раздавленный поражением. Он видел перед собой лица убитых товарищей. Это он, плохой командир, виноват в их смерти.

Тут командир подумал о Секулу — видно, это из-за него погибло несколько отрядов в саванне. Но как сумел он предать свой отряд? Жозе вдруг вспомнил о длинноголовом Динанге, к которому Секулу бегал перед выходом отряда из фуэсе. Жозе часто видел их вместе. Оба любили выпить. Говорят, раньше тот и другой попадались на воровстве. А теперь вот занялись делами похуже.

Ясно — Динанга знал, что отряд ушел к границе, и навел на партизан парашютистов. Хорошо еще, что длинноголовый не пронюхал об оружии. Секулу сам услышал о ящиках только на контрольном пограничном пункте.

Вечерело, когда они вышли к затянутой дымкой тумана деревушке народа баконго. Три десятка хижин с травяными крышами стояли, сбившись в круг.

Загорелый колонист с нашивкой «доброволец» на рукаве ввел Жозе в хижину старейшины деревни. Коптилка тускло освещала темные стены. Старейшина — баконго лет шестидесяти, с худыми голенастыми ногами и добрым испуганным лицом — молча, покорно смотрел на вторгшегося португальца.

Колонист приказал Жозе сесть к стене. Он пристально вглядывался в пленного.

— А я тебя, кажется, знаю, — сказал он тихо, едва сдерживаясь. — Ты был на моей плантации, когда террористы сожгли ее! — Взгляд португальца гвоздем вонзился в Жозе. Но тот только пожал плечами.

— Где это было? — спросил он безразличным тоном.

— Еще спрашиваешь, бандит? Не помнишь плантацию Фазенда-Примавера? — Португалец неотступно следил за лицом Жозе.

— Фазенда-Примавера? Не слыхал, — сказал Жозе нарочито спокойно и отвернулся. Он был на плантации, когда началось восстание, и не сомневался, что колонист тут же застрелит его, если узнает. Теперь он вспомнил этого поселенца. Его схватили тогда собственные «контрактадо» — силой законтрактованные рабочие, — но он ухитрился удрать. На миг Жозе вновь увидел горящее дымным пламенем бунгало и разъяренных контрактадо, валящих ударами острых мачете кофейные деревья. — Похожих людей много. Белые всегда путают нас. И ваш офицер велел доставить меня живым.

На лице португальца появилось сомнение: уж слишком спокойно говорил пленный. Ствол автомата медленно опустился вниз. Плантатору не хотелось понапрасну ссориться с офицером парашютистов.

— Все равно тебя пристукнут, — сказал он злобно, — Всех вас надо… Ну скажи: зачем террористы сожгли мой дом, мою плантацию?

— Что утром положишь в горшок, то вечером найдешь в своей ложке, — неторопливо ответил Жозе. — Деревья, конечно, рубить не нужно. Это наши деревья. Разве португальцам тесно дома, что они гонят нас с земли предков?

— Обучай вот их всему, а они вместо благодарности тебя же прирежут!

— Кому нравится работать под плетью бесплатно за анголар в день?

— Анголар? — раздраженно сказал поселенец. — А еда? Да ты знаешь, что за каждого контрактадо мне пришлось дать чиновнику департамента туземных дел взятку в десять раз больше, чем я плачу рабочему за полгода? Если вас не бить, вы и этот анголар не оправдаете.

Поселенец встал, позвал с улицы солдата и ушел.

Жозе усмехнулся. Этот доброволец еще доказывает ему свою правоту, считает себя незаслуженно обиженным! А что бы сказал туг, если бы он, Жозе, пришел к нему в Португалию, захватил бы его землю и заставил его, туга, работать из-под палки на себя? Он бы тоже, как сейчас африканцы, поднял восстание.

Солдат, вызванный поселенцем, уселся на бревно и принялся чистить автомат, не глядя на пленного.

Старейшина поправил тонким огонек коптилки. Руки его до самых локтей страшно распухли.

— Что у тебя с руками? — спросил Жозе. Он подумал, что старик мог бы освободить его ночью.

— Ой, брат, бараматола [16]. Двести ударов. Начальник округа приказал послать двадцать рабочих для компании «Катонаж», а у нас одни старики да дети. Все молодые — на плантациях и в партизанах. Собрал только одиннадцать человек, даже семилетних отправил. Да простят меня предки за это. И вот двести ударов.