Копья народа (Рассказы и повести) - Иванов-Леонов Валентин Георгиевич. Страница 32

— Доктор, доктор! — шептали африканцы, с опаской поглядывая на белого. Фельдшер, усевшись за стол, открыл толстую книгу. Доктор подозвал одного из прибывших, сделал прокол на его пальце, снял каплю крови и стал рассматривать ее в микроскоп. Он одобрительно кивнул, фельдшер записал имя прибывшего в книгу. Африканец приложил палец, смоченный в чернилах, против своей строчки. Фельдшер сообщил ему, что он принят на работу в рудники горнорудной корпорации.

Иногда, глядя в микроскоп, доктор неодобрительно качал головой. Фельдшер ставил людей, вызвавших неудовольствие доктора, в отдельную группу. Они не прикладывали палец к толстой книге и робко ожидали решения своей судьбы. В их числе оказался и Имбонбо Длинный Язык.

Касандой доктор остался доволен. Он весело похлопал его по плечу, попробовал упругость больших бицепсов. Касанда почувствовал к доктору симпатию и, осмелев, спросил:

— А нам дадут хижины, такие, как у белых? Бвана вербовщик обещал, как только мы приедем сюда, нам каждому дадут по такой хижине.

Услышав эти слова, все насторожились, но доктор лишь махнул рукой и не ответил.

Осмотр окончился. Принятых на работу повели в бараки карантина. Остальным фельдшер объявил, что у них сонная болезнь и компания не будет заключать с ними контракт. Их отвезут на машине в больницу. Они могут не беспокоиться, там никто не сделает им плохого.

Когда грузовик с больными остановился в огороженной невысоким забором зоне, Имбонбо осмотрелся и все понял. Их привезли сюда умирать. Он уже видел однажды такую зону. Здесь были собраны больные сонной болезнью, чтобы они не передавали заразу другим. Если муха цеце укусит такого больного, находящегося среди здоровых, она заразит еще десятерых.

— Уходить из зоны запрещается. Кормить будут, — сказал на прощание рудничный фельдшер.

Имбонбо прошелся по зоне. Здесь жила смерть. Больные сидели, лежали, ползли куда-то в бреду. Многие спали. Вокруг кишели крысы, мухи. У одного больного муравьи съели плечо до кости. Он спал. Некоторые, видимо, уже умерли. Двое конголезцев несли на носилках труп женщины. Больных никто не лечил. Лекарства были слишком дороги. Единственный фельдшер раздавал пищу.

Имбонбо стал строить шалаш. Пока были силы. Бежать некуда. Да и зачем? Через полгода все кончится.

Часть третья

Давно уже работал Касанда на урановом руднике в Тинковелью. С утра до ночи бросал он лопатой черно-зеленую землю — уранинит — на ленту транспортера, и тело его всегда ныло от непосильного труда. Но здесь было еще не плохо. Те из соплеменников, которые работали на обогатительной фабрике, ходили уже словно тени. Уранинит причинял страдания и смерть тем, кто с ним близко соприкасался.

Все работавшие с Касандой боялись своего надсмотрщика Ксири — парня с берегов озера Тиву, вечно пьяного, драчуна и подхалима, — и старались задобрить его подарками. Ксири брал их с величайшим пренебрежением. Лишь Касанда не дарил ничего. Он даже осмеливался задавать Ксири разные вопросы, словно равный равному.

Как только Касанда появился на руднике, он прежде всего осведомился у Ксири, не знает ли господин надсмотрщик, когда им дадут по каменной хижине, как обещал вербовщик.

Ксири даже подумал, что Касанда издевается над ним. Но рабочий смотрел на него так серьезно, что надсмотрщик решил: парень не в своем уме. Когда их взгляды встречались, Касанда никогда не опускал глаз, как это делали другие. Он был уверен, что Ксири любит его за усердную работу: ведь он никогда не сидел без дела. А у Ксири чесались руки «проучить» Касанду, так как он подозревал, и не без основания, что остальные рабочие думают, что он побаивается Касанды. Он и действительно не решался ударить черного Геркулеса. Могучие руки с огромными узловатыми мышцами невольно внушали ему уважение.

Надсмотрщик придирался к Касанде за каждый пустяк, ставил его на самые тяжелые работы. И Касанда постепенно возненавидел своего мучителя. Их взаимная неприязнь росла с каждым днем. Однажды, когда Ксири, усмехаясь, заставил Касанду разбивать в обеденное время большой камень, Касанда возмутился и отказался выполнять ненужную работу.

Рабочие смотрели на них, и Ксири почувствовал, что, если он не предпримет решительных мер по подавлению мятежа, авторитет его рухнет. Оскалив зубы, он шагнул к Касанде и хлестнул его плетью по лицу. Касанда попятился, зацепился за ком земли, упал. Плеть Ксири засвистела над ним. Вся злость надсмотрщика против непокорного рабочего излилась в этих ударах.

Оглушенный вначале неожиданным нападением, Касанда пришел в бешенство. Он вскочил, и его кувалда мелькнула в воздухе. Не успей Ксири вовремя отскочить, голова его была бы разбита.

Прибежали охранники. Но разъяренный Касанда не хотел сдаваться. Он выбил кувалдой винтовку из рук одного из них. Опрокинул кулаком другого. Но Ксири кинул в глаза Касанды горсть песку. Охранники сбили его с ног, упали на землю вместе с ним. Справиться даже с ослепленным Касандой было не просто. Одни из противников от удара ногой вылетел в воздух из кучи тел. Второй хрипел, схваченный за горло железной рукой. Но тут к охранникам подоспели свежие силы. Они били Касанду ногами, прикладами, пока он не перестал двигаться.

— Будет уважать теперь надсмотрщика, — сказал Ксири.

Добыча руды шла открытым способом. С утра до ночи вгрызались люди в землю, расширяя и углубляя огромный котлован. Рабочих-европейцев было немного. Они работали на машинах, жили в отдельном поселке, получали в десять раз больше, чем африканцы. И даже те немногие местные жители, которым выпала редкая удача стать машинистами, механиками, получали гораздо меньше европейцев.

В бараке Касанды появился коренастый африканец лет тридцати. Это был слесарь по ремонту рудничных механизмов. Он показался Касанде озлобленным человеком. Но первое впечатление скоро рассеялось. Анака — так звали слесаря — оказался приветливым и разговорчивым парнем. Он не был похож на большинство горняков — неграмотных, не видевших ничего, кроме рудника и своей деревни. Анака бывал в далеких городах и даже мог говорить и читать по-французски. Однажды в воскресенье в руках Анаки появилась газета. Целый час он читал ее, и Касанда смотрел на него с благоговением.

— И вы все понимаете? — Касанда не мог заставить себя сказать ученому человеку «ты».

Анака улыбнулся, заметив эту перемену.

— Я учился в школе. — И он рассказал Касанде, о чем пишут газеты. — Африканцы воюют сейчас за свободу, за изгнание плантаторов, их солдат и полицейских. За то, чтобы отнять у капиталистов фабрики, заводы и вот эти урановые рудники, отдать все народу. Но мзунгу не хотят уходить и привезли новых солдат. Идут жестокие бои.

— Бои? А мы здесь работаем на мзунгу, — сказал Касанда зло. — Выходит, мы против народа?

Анака внимательно посмотрел на него и ничего не ответил.

Касанда часто задумывался. Почему они покорно подчиняются завоевателям, которых уже выгнали из многих городов? Почему он сам целыми днями добывает для них руду? Почему не убежит? Может быть, повстанцам нужна его помощь? Беглецов, правда, ловят и наказывают «за нарушение контракта», но разве он, Касанда, трус?

Ксири замечал на себе пристальные, стерегущие взгляды Касанды. Тревогу надсмотрщика усиливало и то, что рабочие часто шептались и загадочно поглядывали на него.

Как-то вечером Ксири отправился в «черный городок». Было темно. Сквозь рваные низкие тучи светили звезды. Ксири шел по безлюдному полю, думая о горячем ужине.

От резкого крика он остановился. В двух шагах от него стоял Касанда. С земли поднялось еще несколько человек.

Ксири не мог бежать, страх сковал его ноги. Сзади раздались крадущиеся шаги. Ксири хотел обернуться, но в этот момент кто-то сжал ему руки и грубая ладонь зажала рот. Люди подняли его и понесли. Ксири старался вырваться, но сильные руки крепко держали его. Минут через десять люди остановились и бросили Ксири на землю.