Пусть всегда светит солнце (Рассказы) - Панферов Ким Федорович. Страница 27
— Не шляйся, не шляйся, — приговаривала она. — Не пропадай целыми днями…
Виталий, ловко увертываясь, избегал шлепков. Было не больно, но обидно: такие события… революция… а мать ругается, никуда не пускает.
— Сиди дома, — приказала мать, — чтобы со двора — ни ногой!
Захватив балалайку, огорченный Виталий поплелся во двор. Мать разрушила все планы. Еще вчера было договорился с ребятами идти к Смольному. И вот, надо ж…
Виталий в сердцах рванул струны, балалайка издала какой-то отчаянный, душераздирающий вопль.
— Побалуй, побалуй мне! — высунулась в окно мать. — Вот выйду, уши надеру. Будешь знать, как струны рвать.
Виталий даже головы не повернул, знал, что мать не выйдет, у нее по дому дел хватает.
А мысли бежали тоскливые, горькие: «Ребята, наверное, без меня к Смольному ушли. Мишок хвалиться будет, дразнить…»
И тут он заметил Мишку, но виду не подал, что обрадовался. Не поднимая головы, затренькал на балалайке: «Ах вы, сени, мои сени…»
— Ты что? Оглох? — остановился перед ним Мишок.
— А что? — лениво отозвался Виталий.
— Кричу, кричу, — сердито сказал Мишок. — А ты хоть бы что.
И заторопился, таинственно, с опаской поглядывая по сторонам, зашептал:
— Слышь-ка, чего я раздобыл. Отойдем в сторонку. Ахнешь!
Зайдя за помойку, Мишка с многозначительным видом запустил руку за пазуху и достал гранату.
— Во! Видал! — сказал он.
У Виталия загорелись глаза:
— У-у! Сила!
— Вот так кольцо сдернуть надо, — азартно зашептал Мишок, — и бросить. Как ахнет!
— Ну да, ахнет, держи карман шире! — презрительно возразил Виталий. — Скажешь тоже! Что я, гранат, что ли, не видел? — он лихо сплюнул сквозь зубы. — Так она у тебя без запала и ахнет.
— А я и запал раздобыл, — похвастался Мишка и предложил: — Давай, Витек, на Неву смотаемся. Там и кинем. Рыбы, знаешь, сколько добудем — уйму!
— Лодку надо, — солидно, со знанием дела проговорил Виталий. — Без лодки рыбу не соберешь.
— А мы у деда Михея выпросим. Он даст. Он добрый. Я у него сколько раз брал, — заверил Мишок. — Айда!
За этим сговором и застал их Фомин, рабочий с Путиловского. Проходя двором, он заметил подозрительную возню мальчишек и подошел к ним.
— А ну, дай сюда! — сказал он Мишке, протягивая руку.
— Дядя Саша, — заныл тот, с поразительной быстротой успев спрятать гранату. — Да мы просто так… С Витькой вот разговариваем.
— Знаю я эти разговоры, — строго проговорил Фомин. — Кому сказано — дай сюда гранату!
Видя, что Мишка собирается улизнуть, он положил ему руку на плечо:
— Ну?
Зная, что с дядей Сашей шутки плохи, Мишок неохотно протянул ему гранату.
— М-да, ничего себе игрушечка, — хмыкнул Фомин и требовательно уставился на Мишку: — Ну?
— Больше нету, дядя Саша, ей-богу, нету, — заторопился Мишка, надеясь спасти хоть запал.
Фомин усмехнулся:
— Не крути! Давай запал!
Мишка быстро огляделся — удрать было невозможно: Фомин загораживал единственный выход. Чуть не плача, Мишка достал завернутый в обрывок газеты запал.
— А теперь пошли! — приказал дядя Саша.
— Куда? — испуганно шмыгнул носом Мишок.
— Там узнаешь — куда, — многозначительно пообещал Фомин.
— Дядя Саша, — заныл и Виталий, — мне мамка не велела никуда со двора уходить.
— Ничего, — успокоил Фомин, — скажешь, что со мной ходил.
В завкоме Путиловского, куда Фомин привел перетрусивших ребят, за некрашеным, в масляных пятнах столом сидел пожилой, лысоватый мужчина. Подняв очки на лоб, он вопросительно уставился на вошедших.
— Вот, полюбуйся, — проговорил Фомин, выкладывая на стол гранату.
Предзавкома опустил очки на переносицу, опасливо, пальцем дотронулся до гранаты.
— Видишь, чем ребята играют? — спросил Фомин. — А почему? Да все потому, что сами себе хозяева. Долго ли до беды? И себя покалечат, и других.
— Что же нам с ними делать? — спросил предзавкома. — Не пойду же я к ним в няньки.
— В няньки и не надо, — раздался голос откуда-то из угла комнаты. — Я давно говорю — надо при школе создать художественную студию. Вот и займем ребят, не до баловства им будет.
Фомин повернулся. На табуретке с развернутой газетой в руках сидел учитель Плотников.
— А-а, — протянул, подходя к нему, Фомин, — тебя-то я и не заметил. Здравствуй, Михаил Александрович.
— Здравствуй, Александр Андреевич, — отозвался учитель. — О какой студии ты тут говоришь?
— Да вот, предлагаю, — сказал Михаил Александрович, вставая и подходя к столу, — организовать заводскую художественную студию. Будем в ней наших ребятишек к музыкальной культуре приобщать да учить на разных инструментах играть. А то ведь вот, — он взял из рук Виталия балалайку, — бренчат на балалайке, на трехрядке наяривают, а ни нот, ни хорошей музыки не знают.
— Постой, постой, загорелся Фомин, — студию, говоришь? А ведь это дело. Как смотришь, председатель?
— Где же мы им помещение найдем и инструменты? — неопределенно отозвался предзавкома. — Рояли там разные да пианина?
— Достанем, — уверенно заявил Фомин. — Неужели для такого дела Советская власть какой-нибудь буржуйский особняк не подберет? Да и роялей от буржуев сколько осталось… Пошли, учитель, в райисполком.
Забыв про ребят, Фомин ушел вместе с Плотниковым.
Мишок тихонько потянул Виталия за рукав, юркнул за дверь.
— Пронесло, облегченно вздохнул он, — давай скорее мотать отсюда.
Выбежав из проходной, ребята увидели в конце переулка Фомина и Плотникова. Они шли неторопливо, и Фомин что-то доказывал учителю, азартно размахивая руками.
— Айда с ними, — предложил Мишок.
— А мамка? — заколебался Виталий. — Ругаться будет.
— Не будет, — убежденно сказал Мишок. — Скажешь, что с дядей Сашей ходил.
В райисполкоме председатель, выслушав Фомина, сказал:
— Поддерживаю целиком и полностью. Действуйте, товарищи.
А вот из наробраза они вышли растерянные и немного обескураженные. Молча дошагали до завода, прошли в завком.
— Ну как? — спросил предзавкома. — Разрешили?
Александр Андреевич сдернул с головы картуз, бросил на стол.
— Жди, разрешат… — сердито проворчал он, усаживаясь на скамейку. — Бюрократы!
— Да ты не кипятись, расскажи все толком, — попросил предзавкома.
Михаил Александрович беспомощно развел руками:
— Говорят, сейчас еще не время о студии думать. В стране разруха, враг под стенами Петрограда. Велели зайти через годок.
— Через годок! — грохнул кулаком по столу Александр Андреевич. — Этак, если мы все будем откладывать, что же у нас получится?
— А все же, видимо, придется примириться. Через голову, говорят, не прыгнешь, — сказал Плотников, устало присаживаясь на табуретку и вытягивая ноги.
— Смириться?! — закричал Фомин. — Никогда! Революцию совершили, буржуев свергли… А тут с какими-то чиновниками из наробраза не справимся? С этими саботажниками? Да я их…
— Не шуми, Фомин, — поморщился предзавкома. — Криком да стуком по столу тут не поможешь.
Он старательно свернул козью ножку, засыпал махорку и прикурил.
— А может, — сказал он, выпуская изо рта дым, — может, действительно надо годок подождать? А?
— Никогда, — вскочил на ноги Фомин, — никогда я на это не соглашусь! В Смольный пойду, к Ильичу. Вот увидите, он во всем разберется и поддержит нас.
— Правильно, — одобрил предзавкома, — Ильич во всем разберется.
— Пошли, Михаил Александрович, не будем откладывать, — решительно проговорил Фомин, вставая.
— И мы с ними, — тихо шепнул Мишок, — только на глаза не попадайся, а то прогонят.
Идя в отдалении от взрослых, ребята незамеченными дошли до Смольного.
— Теперь не отставай, — предупредил Мишок, пристраиваясь за спиной Михаила Александровича.
Но часового провести не удалось.
— А это кто такие? — спросил он, загораживая винтовкой перед ребятами проход. — С вами, что ли, товарищи?
Фомин повернуло!.