Клуб Мефисто - Герритсен Тесс. Страница 28

— Вы имеете в виду — на вершине пирамиды?

— Точно. Так называемое доказательство того, что в мире денег всем заправляют поклонники Сатаны.

— Мы снова возвращаемся к сатанинской символике, — сказала Джейн.

— Это всего лишь одно из толкований.

— А как насчет других?

— Этот символ также использовало древнее братство франкмасонов. И тут у него совершенно безобидный смысл. У масонов это символ просвещения. Озарения.

— Стремления к познанию, — пояснила Эдвина. — Постижению тайн ремесла.

— Уж не хотите ли вы сказать, что убийство совершил масон? — удивилась Джейн.

— Боже мой, конечно же нет! — воскликнул Оливер. — Я имел в виду совсем другое. Бедных масонов столько обвиняли в разных смертных грехах, я не собираюсь уподобляться их обвинителям. Преподам вам краткий урок истории. Как вы уже знаете, мой конек — толкование знаков и символов. Попытаюсь объяснить, что этот самый символ, Уджат, очень-очень древний. И на протяжении всей истории он служил для самых разных целей. Для некоторых значение его было священно. Для других это был знак ужаса, символ зла. Однако изначальное его значение, восходящее ко временам Древнего Египта, куда менее зловещее. Оно скорее даже практическое.

— И каково же оно?

— Он изображает глаз Гора, бога Солнца. На рисунках и в скульптуре Гора обычно изображали с головой сокола. А его земной ипостасью был фараон.

Джейн вздохнула:

— Значит, это может быть и сатанинский символ, и символ озарения. Или же глаз какого-то египетского бога с птичьей головой.

— Существует и другая возможность.

— Надеюсь, вы ее назовете.

Оливер снова достал ручку и нарисовал другой вариант глаза.

— А этот символ, — снова заговорил он, — вошел в обиход в Египте около тысяча двухсотого года до Рождества Христова. Он встречается в иератическом письме. [12]

— Все тот же глаз Гора? — осведомился Фрост.

— Да, только обратите внимание, здесь он состоит из отдельных частей. Радужная оболочка изображена в виде круга между двумя половинами склеры. А вот слеза и загнутая ресница, как вы ее назвали. В целом все выглядит как стилизованный вариант Уджат, однако практическое применение у него было совершенно особое — это математический символ. Каждая часть глаза представляет собой дробь. — Он написал на рисунке цифры:

— Эти дроби образуются путем деления последующих чисел пополам. А весь глаз представляет собой целое число — единицу. Левая половина склеры — одну вторую. Ресница — одну тридцать вторую.

— Может, в этом кроется какой-то смысл? — полюбопытствовала Джейн.

— Разумеется.

— И какой же?

— В этом глазу, возможно, заключено особое послание. На первом месте убийства отрезанная голова была помещена в круг. На втором мы имеем изображение Уджат на двери. Что, если они как-то связаны, два этих символа? Что, если один служит ключом к толкованию другого?

— Вы имеете в виду математический ключ?

— Да. И круг на месте первого убийства олицетворял некий элемент Уджат.

Джейн присмотрелась к рисункам Оливера. К цифрам, которые он набросал в разных частях всевидящего ока.

— Значит, говорите, круг на месте первого убийства — возможно, радужная оболочка.

— Да. И представляет собой какую-то величину.

— Вы хотите сказать, отображает некое число? Дробь. — Она взглянула на Оливера и заметила, что, когда он наклонился к ней, на его щеках от волнения выступила краска.

— Совершенно верно, — подтвердил он. — И что же это, по-вашему, за дробь?

— Четверть, — ответила она.

— Верно. — Он улыбнулся. — Верно.

— Четверть чего? — спросил Фрост.

— Ну, пока мы этого не знаем. Может, четверть луны. Или одно из четырех времен года.

— А может, это значит, что он завершил лишь четвертую часть своей работы, — предположила Эдвина.

— Да, — согласился Оливер. — Возможно, он дает нам знать, что убийств будет больше. В общей сложности четыре, как он планирует.

Джейн взглянула на Фроста.

— Стол был накрыт на четверых.

В наступившей следом за тем тишине у Джейн вдруг оглушительно зазвонил мобильный телефон. Она тут же узнала номер — звонили из криминалистической лаборатории — и сразу ответила:

— Риццоли.

— Привет, детектив. Это Эрин, насчет следов на месте преступления. Помнишь тот красный круг на полу в кухне?

— Ну да. Как раз сейчас мы о нем и говорим.

— Так вот, я сравнила тот краситель из кухни со знаками с места преступления в Бикон-Хилле. С рисунками на двери. Красящее вещество и тут и там одно и то же.

— Выходит, преступник в обоих случаях пользовался одним и тем же красным мелом.

— В общем, поэтому я и звоню. Только это не красный мел.

— А что?

— Кое-что поинтереснее.

16

Криминалистическая лаборатория размещалась в южном крыле Бостонского полицейского управления на Шредер-Плаза — в том же коридоре, что и отдел по расследованию убийств. Джейн и Фрост проходили мимо окон с видом на унылый, обветшалый район Роксбери. Сегодня, под сплошным снежным покровом, все казалось чистым и белым: даже небо очистилось, и воздух казался прозрачным. Но Джейн едва обратила внимание на сверкающие контуры зданий, ее мысли были уже в комнате S269, где помещалась трассологическая лаборатория.

Криминалистка Эрин Волчко уже ждала их. Как только Джейн с Фростом вошли в кабинет, она обернулась, оторвавшись от микроскопа, над которым до этого склонялась, и взяла папку, лежавшую рядом на рабочем столе.

— С вас обоих причитается, — сказала она. — Я здорово потрудилась вот над этим.

— Ты всегда так говоришь, — заметил Фрост.

— На этот раз я серьезно. Из всех следов с первого места преступления вот с этими, я думала, хлопот будет меньше всего. Ан нет, пришлось обшарить там все вдоль и поперек, чтобы определить, чем же был нарисован тот круг.

— И это никакой не мел.

— Не-а. — Эрин протянула ей папку. — На вот, взгляни.

Джейн раскрыла папку. Там сверху лежал лист фотобумаги со странными изображениями. Красные шарики на пятнистом фоне.

— Я начала с анализа под оптическим микроскопом с большим увеличением, — сказала Эрин. — От шестисот до тысячи раз. Вот эти шарики — частицы пигмента, собранного с того самого места на кухонном полу, где был нарисован красный круг.

— И что это значит?

— А вот что. Как видишь, степень окраски у них разная. Значит, частицы неоднородные. Показатель преломления тоже разный — от двух с половиной до трех ноль-одной, к тому же большинство частиц двоякопреломляющие.

— То есть?

— Это безводные частицы оксида железа. Вещества, широко распространенного в мире. Оно-то и придает глине характерные оттенки. Оно же используется в художественных красках для получения красного, желтого или коричневого цвета.

— Пока не вижу ничего особенного.

— И я так думала, а потом копнула глубже. Сперва я решила, что это частицы мелка или пастельного карандаша, и принялась сравнивать их с образцами из двух магазинов художественных принадлежностей тут, по соседству.

— Есть совпадения?

— Нет. Различие стало явным только под микроскопом. Во-первых, гранулы красного пигмента в пастельных карандашах почти не различаются по степени окраски и показателю преломления. Потому что безводные частицы окиси железа, используемые во многих нынешних красителях, синтетические — промышленного изготовления, а не натуральные, добытые из земли. В промышленности применяется соединение под названием «красный марс» — смесь железа с окисями алюминия.

— Выходит, гранулы пигмента на этих снимках не синтетические?

— Нет, это безводная окись железа природного происхождения. Ее еще называют гематитом — слово происходит от греческого «кровь». Потому что иногда он бывает красного цвета.