Взгляд василиска - Оченков Иван Валерьевич. Страница 105

— Что говорит пленный? — важно осведомился Стессель.

— Не могу знать, ваше превосходительство, — гаркнул казак, — не говорит по-нашему!

— Что же переводчика не сыскали?

— По-китайски тоже молчит анафема!

— Так прислали бы его в Артур, — рассердился генерал, — уж у нас бы ему язык развязали!

— Их превосходительство генерал Фок не велели!

Впрочем, начальник укрепрайона уже сообразил, что такое решение вне компетенции казака и сменил гнев на милость.

— За взятие пленного полагается тебе братец крест. Но может, кто еще отличился, так ты доложи, за богом молитва, а за царем служба не пропадает!

— Так все и отличились, ваше превосходительство, — усмехнулся подхорунжий, — мы к ним ночью, когда наведались все кинжалы и шашки кровушкой напоили.

Стессель, взглянув в глаза казаку сразу понял, что тот не лжет и немного поежился.

— Ну, все так все, ступай пока братец! А пленного приказываю доставить в Порт-Артур и передать ротмистру Микеладзе.

— Слушаюсь!

— Анатолий Михайлович, — снова подал голос Фок, — может, все-таки перекусишь с дороги?

— Боюсь, господин генерал-майор, — процедил тот в ответ, у нас нет на это времени! Вы может, не обратили внимания, но вокруг война-с! А у вас противник под носом творит что хочет. Приказываю немедленно выдвинуться вперед и атаковать!

— Анатоль, какая муха тебя укусила, да там их, наверное, дивизия уже высадилась. А если их флот поддержит? Нет, я решительно тебя не понимаю…

— Их флот сейчас сражается с нашим, — нетерпящим возражений тоном прервал его Стессель, — и если мы не поторопимся, то все лавры достанутся опять морякам. Посему извольте выполнять!

— Как сражается? Ведь проход загорожен…

— А так! Ничего эти черти узкоглазые не загородили, это наши флотоводцы доморощенные притворились, будто их закупорили. А теперь дождавшись пока японцы сами с транспортами придут им в руки, перетопят их и прямиком в спасители отечества!

— Черт возьми! — только и смог проговорить Фок.

— Вот именно! А потому приказываю вам генерал, немедленно выступайте и рассейте тех, кто успел высадиться!

— Но ведь туда более шестидесяти верст…

— Так чего же ты ждешь? — Стессель перестал говорить официально и перешел к обычной при разговоре между ними манере. — Пошли для начала хоть разведку и выдвигайся!

* * *

Дивизия генерала Фока была создана совсем недавно из бригады, которой он командовал прежде. Правда, как это часто бывает при реорганизациях, в ходе ее от исходной части мало что осталось. Каждый из четырех батальонов бывших в бригаде прежде развернули в полк, изъяв перед тем по одной роте для формирования других частей.

В результате в новообразованной дивизии кадровых солдат оставалась едва ли треть, щедро разбавленных как безусыми новобранцами, так и запасными — степенными бородатыми дядьками, давно забывшими солдатскую премудрость. Ситуация несколько улучшилась когда к дивизии присоединили пятый Восточносибирский стрелковый полк полковника Третьякова, который по счастливой случайности как раз и располагался в Цзинчжоу. Казалось бы, раз под рукой хорошо обученный кадровый полк, так его и надо послать в наступление. Однако генерал Фок, движимый какими то своими резонами приказал первым выдвинуться одному батальону из числа расквартированных в Талиенване, усилив его полубатареей. На что он рассчитывал, сказать трудно. Возможно на то, что пока будет происходить перегруппировка, ситуация разъяснится и приказ отменят. Однако время шло, приказа оставался в силе и русский авангард, растянувшись длинной колонной, двинулся навстречу своей судьбе.

Японцы после ночного налета казаков быстро сделали выводы и помимо караулов вокруг лагеря выслали по всем дорогам усиленные дозоры и выставили охранение. Самый дальний из них дошел до деревни Сяготунь примерно в половине пути от Быдзево до Цзинчьжоу, где и занял позицию, незадолго до того, как туда подошли первые две русские роты. У японского командира было под рукой вполовину меньше людей, однако он не растерялся. Заняв своими солдатами прилегающие к дороге высоты, он дождался, когда русский отряд оказался перед ним как на ладони и приказал отрыть огонь.

Ситуация усугубилась тем, что Фок посчитавший что казаки и командовавший ими подхорунжий подвели его, не стал брать их с собой. Вместо этого впереди русского авангарда гарцевали на конях несколько стрелков из охотничьей команды во главе с подпоручиком Николаенко. Недавно закончивший училище офицер успел составить себе репутацию требовательного и придирчивого начальника, быстрого при том на расправу. Последнее очень импонировало генералу Фоку, весьма поощрявшему своих «дантистов» [112], несмотря на то, что в последнее время в армии подобные вещи стали редкостью. Метивший в адъютанты подпоручик был плохо знаком с местными реалиями, а его солдаты более следили за тем, чтобы держать в порядке амуницию, нежели смотрели по сторонам и потому, японская засада осталась ими незамеченной.

Скрывавшиеся на заросших кустарником холмах японцы дождались, когда русская колонна окажется между ними открыли самую частую стрельбу, на какую только были способны их винтовки.

Попав под плотный огонь, стрелки разделились. Одни взялись за оружие и принялись отвечать своему противнику. Другие же растерялись и побежали, в панике бросая амуницию, и устилая при этом землю телами в белых рубахах.

Положение спас командир полубатареи приказавший снять пушки с передков и немедленно начав обстреливать близлежащие склоны шрапнелью. Противник, впрочем, не стал дожидаться, пока не слишком опытные русские артиллеристы нащупают его позиции, и стал организованно отходить, потеряв всего несколько человек.

Едва прогремели первые выстрелы, подпоручик Николаенко поначалу немного растерялся, не зная за что хвататься, за револьвер или шашку. Затем, он вздумал было галопом скакать обратно, но тут японцы принялись стрелять и по ним. Одна из пуль попала в офицерского коня и тот, взвившись от боли, упал набок, придавив подпоручику ногу. Подчиненные его, недолго думая, дали стрекача бросив своего начальника одного. Неожиданно для него самого, голова молодого офицера попавшего в безвыходное положение начала мыслить чрезвычайно ясно. Стараясь не выдать себя движением, Николаенко буквально кончиками пальцев расстегнул кобуру и, взведя курок, притворился мертвым. Как он и ожидал, японцы не могли оставить без внимания такую добычу как вражеский офицер и несколько солдат короткими перебежками двинулись к нему. Увидев, что он лежит, не подавая признаков жизни, они перестали осторожничать и кинулись к нему гурьбой и в этот момент подпоручик выстрелил. Расстояние было смешным и, несмотря на неудобство, подпоручик расстреливал их одного за другим как в тире. Некоторые пытались палить из винтовок в ответ, но тут лошадиная туша из обузы превратилась в защиту и приняла на себя вражеские пули. Наконец барабан опустел, и офицер откинулся на землю. Больше он ничего сделать не мог, ведь даже если бы ему и удалось дотянуться до сумки с запасными патронами, вряд ли он успел бы перезарядить казенный наган. Послышались осторожные шаги, и к нему вышел невысокого роста кривоногий японец с винтовкой наперевес. Радостно ощерившись при виде беспомощного состояния Николаенко, он замахнулся, как будто примеряясь куда ловчее воткнуть штык. Подпоручик не был трусом, но в этот момент нож, закрепленный на винтовке, показался ему таким страшным, что молодой человек невольно зажмурился. Однако с закрытыми глазами ждать неминуемой смерти было еще страшнее, и он прикусил губу, чтобы не закричать от ужаса. Выстрел прозвучал хлестко как удар плети по обнаженной плоти и на почти простившегося с жизнью офицера мешком свалился собиравшийся заколоть его японец. Через некоторое время, ничего не понимающий Николаенко почувствовал, как кто-то пытается вытащить его из-под лошади. Открыв глаза, он с удивлением увидел, что ему пытается помочь Фролов, самый бестолковый солдат в команде, которому больше всех доставалось от строгого молодого начальника. Невысокого роста, кряжистый с некрасивым грубым лицом он плохо маршировал, отвратительно выполнял ружейные приемы и органически был неспособен запомнить хоть что-нибудь на занятиях словесностью. Держали его в команде только за умение обращаться с лошадьми. В этом Фролов был абсолютным кудесником, буквально чувствующим каждую даже самую малую надобность своих четвероногих подопечных. Те отвечали ему полной взаимностью и тянулись к неуклюжему и вечно замызганному солдату, проводящему с ними все свое время. Это было его единственным достоинством, не спасавшим, впрочем, от кулака подпоручика, за исключением одного. Фролов прекрасно стрелял.