Псих. Разбег (СИ) - Хожевец Ольга Аркадьевна. Страница 3

Как-то вдруг оказалось, что в нейродрайверы шли сплошь лишь неудачники, неспособные добиться чего-либо в жизни методами обычными, пристойными, если хотите; они вот попытались смухлевать - и поплатились, кто ж в этом виноват? Так было проще. С лёгкой руки какого-то борзописца ко всем нейродрайверам надолго прилипла кличка "психи".

Возможно, так и скис бы потихоньку нейродрайв, скатившись на тормозах общественного мнения, оставшись лишь последней щелью для настоящих неудачников, если бы не грянули события, быстро отодвинувшие щепетильность на задний план.

Можете сходу назвать сферу человеческих интересов, в которых личностная безопасность ничего не стоит по сравнению с мгновенным выигрышем в скорости, маневренности, мощности, точности?

Правильно - это военная сфера.

Впрочем, тут я уже забегаю вперёд.

2.

Я обязан рассказать ещё об одном событии в своей жизни, неприятном настолько, что даже думать о нем мне приходится себя заставлять. Все мы не любим вспоминать о том, как предали нас, и ещё больше - о том, когда предавали сами; иногда мне кажется, что в нелепой той ситуации присутствовали оба вида предательства, а иногда - что это всего лишь плод распалённого воображения, и вовсе никто никого не предавал, а просто злая старуха жизнь сумела так столкнуть интересы близких людей, что куда не поверни - получалась сплошная гадость... Как бы там ни было, я до сих пор испытываю чувство вины, хотя чётко знаю, что переступить через себя не смог бы все равно. Есть у меня с детства такая поганая черта: я не приемлю давления на себя, отвечаю на него, как взведённая тугая пружина - даже если знаю, что оппонент мой по сути прав.

В тот год мне исполнилось шестнадцать. Война ещё не началась, хотя о растущей напряжённости на окраинах уже вещали все масс-медиа. Но это было как-то так - маловажно; даже люди знающие утверждали, что наше внимание попросту пытаются отвлечь от кризиса куда более серьёзного - экономического.

Роман вышел из больницы и жил с нами. Держать его в санатории, где брату был бы обеспечен круглосуточный уход, маме было не по карману; пенсия звездолётчика, равно как и пенсия по инвалидности, в новых экономических реалиях обратилась в фикцию. О льготах, положенных бывшему нейродрайверу, стало и вовсе неприлично вспоминать.

Наша мама всегда была женщиной героической - это я говорю без всякой иронии. Она растила без мужа двоих сыновей, и никогда ни я, ни брат не ощущали от этого какой-либо ущербности. При этом она ещё сделала карьеру, всегда имела высокооплачиваемую работу и умудрялась поддерживать разветвлённую систему разнообразных связей, благодаря чему имела влияние подчас в самых неожиданных сферах. Даже несчастье с Романом, добавившее маме седых волос, не сумело её подкосить. И все-таки в тот год, о котором идёт речь, нам было тяжело, как никогда прежде. Тяжело финансово - пусть даже не до такой степени, как многим вокруг, но разве это утешение? Тяжело психологически, да и физически - уход за братом отнимал все свободное время и все силы. И ещё было нервно, потому что я заканчивал школу, и нужно было что-то решать, как-то выкручиваться из навалившихся обстоятельств, и наши с мамой мнения по этому вопросу расползлись по разным полюсам, а на серьёзный разговор, да что там - даже на обыденную беседу не оставалось опять-таки ни времени, ни сил.

Я не могу укорять маму, что в этой ситуации она поступила так, как привыкла поступать всегда - просто решила всё сама. Вероятно, она даже была в своём праве. И, наверное, я бы согласился с ней в конце концов, если бы не тот грубый примитивный шантаж, вызвавший срабатывание "эффекта пружины"...

Надо сказать, что с возрастом моя мечта, нет, это совсем не то слово, правильнее будет - моя потребность в нейродрайве слегка утратила остроту. Не исчезла, нет - мне по-прежнему снились полёты и изящная мощь другого, не моего тела - но как бы ушла на задний план, погребённая под грузом сиюминутных проблем. Отодвинулась, как рано или поздно неизбежно отодвигается все желанное, но реально недостижимое. Я знал, что после событий трёхлетней давности законодательно введён возрастной ценз, и закон запрещает даже пробоваться в нейродрайв до достижения нижнего возрастного рубежа - двадцати пяти лет; этот барьер пробить мне было нечем. Но я всё равно хотел летать - пусть не в нейродрайве, пусть иначе, как угодно.

Выпускные экзамены я сдал с грехом пополам - вернее сказать, вытянул их ровно настолько, чтобы все-таки получить аттестат, а не справку об окончании. Помню этот нескончаемый кошмар: у Романа как раз был период, когда его мучали фантомные боли, в особенности по ночам, и нужно было делать уколы - каждый час, а иногда каждые полчаса. Ещё менять взмокшие от пота простыни и обкладывать голову примочками, которые вызывали недолгое облегчение; ещё водить его в туалет - а вернее сказать, таскать на себе - потому что пока у брата сохранялась хоть капля сознания, он упорно боролся за то, чтобы не делать под себя. Не поддержать его в этой борьбе было бы поступком мерзейшим, а потому мы прогуливались в уборную намного чаще, чем это реально требовалось. Днём на несколько часов приходила медсестра, но это было все, что мы могли себе позволить. Мы с мамой спали по очереди, если это только можно было назвать сном, и вы понимаете - в такой обстановочке уже то, что я вообще хоть что-то сдал, казалось чудом. Как-то раз я заснул прямо на итоговом диктанте.

Естественно, с таким средним баллом мне не стоило и думать о лётном училище - да и не мог я уйти учиться, нужны были деньги. Поэтому я решил податься матросом - вряд ли, конечно, на рейсовый лайнер, скорее на грузовик или транспортник; да куда возьмут. В космосе всегда платили относительно неплохо, и при найме полагался приличный аванс. А учитывая казённое содержание в рейсе, да ещё обмундирование... Солидное облегчение для нашего бюджета. К работе тяжёлой не привыкать. Без карманных денег обойдусь покамест, в портах сходить не буду. В общем, я прикинул, что вопрос с сиделкой смогу решить сразу. Это уже давало мне свободу для действий.

Я урвал полдня времени и съездил в космопорт. На вакансии стояла очередь, но даже среди безработных было немного желающих браться за любую работу - а я был готов. На днях ожидалось прибытие супертранспортника "Таэль"; на эту громадину, как рассказали мне в порту, на каждой стоянке набирают кучу народу - начальник рейса компании очень уж экономит на ставках, и на полуторную, а то и двойную нагрузку народ не очень-то идёт, а те, которые идут, быстро сбегают. Меня, не имевшего стажа, этот вариант устраивал. Я записался у менеджера, и мне пообещали прислать уведомление.

Уведомления я ждал неделю, регулярно получая на свои запросы стандартный ответ - "нет сообщений для адресата такого-то". При том, что творилось в то время у нас дома, я не мог мотаться в порт каждый день, но через неделю все же решил повторить визит. Застал того же менеджера, с которым разговаривал в первый раз.

- Джалис? - переспросил он, вроде бы пытаясь меня припомнить, но отчего-то мне показалось, будто он старается прятать глаза.

Менеджер пробежался пальцами по клавиатуре компа, переспросил снова: