Опрометчивый поступок - Айвори Джудит. Страница 34

– Не думаю, по крайней мере я никогда о ней там не слышал.

– Значит, ты бывал на корриде где-то еще, не во Франции, – заключила Лидия, думая о том, как точно Сэм выразил ее смутные ощущения.

– Просто я достаточно долго имел дело с быками. – Ответ показался Лидии уклончивым, но прежде чем она успела заговорить, Сэм добавил: – Бык бросается на плащ матадора потому, что не может иначе. Этот инстинкт заложен слишком глубоко, чтобы ему противиться. Для каждого есть своя «красная тряпка».

Лидия подождала разъяснений, но их не последовало. Сэм, похоже, быстро погружался в сон, она поняла это по тому, как изменился ритм его дыхания. Мало – помалу к нему прибавилась более густая и хрипловатая нота. Еще прошлой ночью Лидия открыла для себя, что на спине Сэм обычно похрапывает – негромко, но упорно. Стоило толкнуть его в бок, как это прекращалось и он отворачивался, бормоча невнятные извинения. Прежде она понятия не имела, как ведет себя по ночам тот или иной мужчина – это касалось и домашних, поэтому сейчас ей казалось, что она знает о Сэме нечто весьма интимное и трогательное. Да и вообще, этот американец был очень мил.

Не дожидаясь, пока бутылка с джином опрокинется и разольется, Лидия вынула ее из слабеющих пальцев Сэма, закупорила и отложила в сторону. Потом прилегла, прижавшись спиной к размеренно дышащему телу, наслаждаясь исходящим от него теплом. Только теперь она ощутила, насколько продрогла с тех пор, как догорел костер. При первом же прикосновении Сэм повернулся к Лидии, обнял ее и слегка привлек к себе.

«Ну наконец-то», – счастливо подумала она. Сейчас он поцелует ее сам, без всяких просьб. В эту ночь он, похоже, не собирался от нее шарахаться.

Прошла минута, другая, и Лидия поняла, что Сэм крепко спит. Он и обнял ее во сне, бессознательно. А причиной тому был джин. Бутылка была почти пуста, когда она ее забирала.

Поскольку сна у Лидии не было ни в одном глазу, ее первым побуждением было расшевелить Сэма, однако она оставила его в покое и провела бессонный час, то и дело возясь под обнимающей рукой и все больше раздражаясь, пока Сэм не положил этому конец, тесно прижав ее к себе и уткнувшись носом в затылок. Он так и не проснулся, только пробормотал несколько невнятных слов.

– Что? – спросила девушка чисто автоматически, не ожидая ответа.

– Твои волосы пахнут… – сонно произнес он и умолк.

– Пахнут чем? – не унималась Лидия. Для верности она подтолкнула его в бок.

– Что? – спросил Сэм, вздрогнув.

– Ну, мои волосы?

– Что с ними?

– Ты мне скажи! Начало было такое: «Твои волосы пахнут…»

– Ах, это! Чудесно пахнут, как же еще. Имбирем, лимоном, цветами. У тебя лучшие волосы на свете.

Лучшие волосы на свете! Лидия мгновенно согрелась. Вернее, ее обдало жаром, словно из духовки. Только что она чувствовала лишь приятное волнение при мысли, что их тела так близко, так крепко прижимаются друг к другу. Теперь она была возбуждена, полна томления и неясной жажды. О сне можно было забыть. Лидии хотелось общения, еще каких-то ласковых слов, она безмерно досадовала на то, что Сэму вздумалось в этот вечер набраться. Будь он более разговорчив, она начала бы с вопроса, почему он назвал ее волосы самыми лучшими в мире и как сумел выделить в их запахе столько различных ароматов.

Костер прогорел, но от него все еще исходило тепло. Сэм то впадал в дремоту, то выходил из нее, но так и не мог уснуть по-настоящему. Вернее, сначала он был уверен, что спит и видит сны, но усомнился в этом, увидев Лидию сидящей у костра в паре шагов от него. Картина была слишком реалистичной, даже луна, освещавшая ее, находилась в положенной части небес.

Глядя из-под дремотно тяжелых век, Сэм не то чтобы думал по-настоящему, а как бы прочувствовал, пережил неожиданно возникшую идею. Девушка, к которой был прикован его затуманенный взгляд, обычно казалась хрупкой, болезненно худощавой, но порой – вот как сейчас, в потоке лунного света – в ее облике появлялся мимолетный проблеск подлинной красоты, от которого сжималось сердце.

Она сидела, уронив на колени свои маленькие белые руки, руки настоящей леди. В этих тонких запястьях и узких изящных пальцах была все та же хрупкость, они казались слабыми и вызывали в памяти паутинку, которую самый легкий ветер рвет и уносит прочь.

Но вот Лидия запустила свои маленькие руки под волосы и без усилия приподняла всю их тяжелую массу. Отведя локти назад, она потянулась, омытая лунным светом. Округлости грудей явственно обрисовались под платьем, и стало заметно, до чего они полные. Природа наделила Лидию уникальным телосложением и из ряда вон выходящим характером. Хрупкая телом, сильная духом; тонкая в кости, округлая во всех самых интересных местах. Даже пальцы у нее были особенные: тонкие, но с такими пухлыми подушечками, что их хотелось прикусить зубами. Выгибаясь дугой, чтобы как следует потянуться, Лидия выглядела невыразимо чувственно. Глаза ее были прикрыты, руки придерживали на отлете гриву роскошных волос, и верилось, что вот только что

она была чем-то иным, волшебным и, быть может, даже опасным, но уже сбросила с себя чары и вновь стала человеческим существом. Кем она была минуту назад?

В памяти Сэма возникла прекрасная сказка, та самая, которую он безуспешно пытался вспомнить прошлым вечером. Сказка о черном лебеде, способном превращаться в женщину, – «Лебединое озеро».

– Одиллия… – прошептал он. – Черный лебедь…

Та, что наложила заклятие на принца и заставила его забыть о другом лебеде, белоснежном и непорочно чистом. Самое странное, что так оно и вышло. Он совсем не думал о Гвен, он забыл, что она вообще когда – либо существовала. Ни разу за последнее время Сэм не был так доволен жизнью, как в эти два дня. С Гвендолин Петере он никогда не чувствовал себя так непринужденно.

Лидия вздрогнула от звука его голоса, уронила руки и уселась в прежней позе.

– Ты что-то сказал?

– Вчера я хотел вспомнить, но не мог. «Лебединое озеро», сказка про зачарованных лебедей.

«Быть может, – думал Сэм, – она хотела от чего-то убежать. Не важно, от чего именно, потому что ей это удалось. Ее освободили от чар ночной мрак, и лунный свет, и древняя, как мир, магия вересковой пустоши. Лидия наконец стала тем, кем ей было предназначено быть изначально, – женщиной из плоти и крови».

– Значит, ты бывал на балете? – спросила она озадаченно. Сообразив, что подобный тон может показаться обидным, она слегка смутилась и попыталась исправить дело: – Я хочу сказать, как мило, что ты видел именно этот балет.

– А чего такого-то? – сказал Сэм, имитируя грубый простонародный говор. – Вообще-то я больше люблю сидеть вечерами на заборе и слушать, как воют койоты, но уж если надоест, то хожу посмотреть, как скачут полуголые девчонки.

Лидия поспешно опустила глаза.

– Прости, я не хотела быть заносчивой. Тебе понравилось?

– Твоя заносчивость или балет?

– Балет.

– В смысле, когда девочки задирают ноги выше головы? Смеешься? Я чуть не свихнулся от радости. Так аплодировал, что руки отбил.

Сэм помолчал, вспоминая отца, который считал балет извращенным видом искусства и неподходящим зрелищем для настоящего мужчины. Может, потому сам он так болезненно воспринимал всякое любопытство на этот счет.

– Ладно. Мне и в самом деле нравится искусство классического танца, умение в совершенстве владеть своим телом. А музыка… она превыше всяческих похвал. Что скажешь?

На лице Лидии возникло настороженное выражение. Сэм засмеялся. Он и верил, и не верил ей. В конечном счете она вполне могла оказаться кем-то более занятным, чем горничная.

– Да ладно тебе! Ты же дочь виконта. Должна бывать на балете по крайней мере раз в неделю – и уж конечно, в обществе своей кузины, королевы.

– Не так часто, – сказала Лидия, потупившись.

«Ну надо же, – подумал Сэм, – и это все? Неужели не будет никаких сочных подробностей? Неужто она упустит возможность лишний раз наврать? Хороша парочка! Врунья и еще больший лгун».