Опрометчивый поступок - Айвори Джудит. Страница 54

И вот родной дом Лидии разубран согласно случаю. В каждой нише, в каждой вазе, будь она мраморной, фаянсовой или хрустальной, красуются живые цветы. Двери парадной гостиной должны через четверть часа открыться в парадную столовую, которой почти никогда не пользовались и где состоится самый парадный ужин, на котором только Лидии приходилось присутствовать, Королева прислала свои наилучшие пожелания помолвленным.

С минуты на минуту ожидали выхода принца Уэльского с супругой. Яхта их высочеств два дня назад бросила якорь у побережья, карета их высочеств недавно остановилась у парадного подъезда. В данный момент принц с супругой отдыхали с дороги в лучшей спальне, где им предстояло провести и эту ночь. Виконтесса лучилась от гордости: ведь это был первый случай за двадцать лет, когда царствующие особы почтили ее дом своим присутствием. И какие особы! В последний раз это была всего-навсего кузина немецкой королевы, зато теперь – будущий король Англии!

Лидия нетерпеливо повела плечами: в перчатках у нее всегда потели руки. Мередит с женихом уже спустились к гостям минут пять назад. Виконтесса по возможности деликатно выясняла, каждый ли знает свое место в процессии, когда объявят, что ужин подан. Здесь все зависело от титула и прав. Это не было официальное мероприятие, просто «вечеринка в тесном семейном кругу» – во всяком случае, по словам виконтессы. Это означало, что соберутся «всего лишь» человек шестьдесят, самые сливки общества. Соберутся, чтобы отпраздновать очередную помолвку в царствующей фамилии. Кон. – станция Бедфорд-Браун всеми силами подчеркивала, что это имеет прямое отношение к ее семье. В данный момент она приблизилась к дочери, чтобы в очередной раз выказать «материнскую заботу».

– Лидия! Не понимаю, почему было не сделать прическу с открытым лбом? Тебе это идет куда больше. – Она так энергично поправила волосы дочери, что едва не вырвала с корнем целую прядь. – Ты уже приняла лекарство?

– Нет.

– Где твой отец?

– Не знаю.

– Надеюсь, он хотя бы не заблудится в собственном доме! Ему вести к столу супругу принца, а он еще не соизволил спуститься. – Виконтесса сделала гримаску. – Тебе снова сидеть за столом рядом с бароном де Бла.

На самом деле он был барон де Блю, француз по происхождению, но мать Лидии полагала, что это не звучит. – Где Боддинггон?

– Не знаю!

– А что ты вообще знаешь? – резко спросила виконтесса.

– Больше, чем ты думаешь! – тем же тоном ответила Лидия.

По непонятной причине она все время старалась перечить. Это продолжалось две недели после возвращения.

– Довольно, – отмахнулась ее мать. – Я и тебя пристрою к делу. Американец, о котором мы говорили с маркизой, – высокий брюнет. Кто-то его видел однажды. Боже, как все это неудобно! Словом, как только он появится, сразу проведи его ко мне. Сам он, конечно, не догадается – они никогда не поступают, как должно.

«А вот это верно», – подумала Лидия. Последний (он же первый) американец, с которым ей довелось иметь дело, был как раз из таких.

Сэм! Там, на пустошах, она сумела расправить крылья, и он ее в этом поддержал. Только теперь, вернувшись домой, Лидия окончательно поняла, что означала для нее эта поддержка. То, что ее мать считала возмутительной дерзостью, он называл отвагой. Лидии недоставало Сэма – ох как недоставало!

Мать поймала ее взгляд с другой стороны комнаты и коснулась лба. Это был сигнал поправить прическу в соответствии с ее указаниями. Лидия отвернулась и, резко щелкнув, раскрыла веер.

Если бы мать узнала про Сэма… если кто-нибудь из присутствующих узнал, что он вообще существует!

Лидия напомнила себе, что должна о нем забыть. Напомнила в сотый раз за один только этот день. Нет лучшего способа помнить, чем приказать себе забыть. Глупо! Забыть – это единственный выход. Если бы Эмма Бовари, Тэсс д'Эрбервиль или Анна Каренина сумели подавить свою страсть и вовремя вернулись к прежней жизни, их истории имели бы не в пример более счастливый конец. Все хорошо, что хорошо кончается. У Лидии не было ни малейшего желания пополнять собой ряд литературных героинь, которым пришлось отравиться, повеситься или броситься под поезд из-за 239

маленького приключения из числа тех, которые мужчина позволяет себе неоднократно.

Нужно молчать, беречь свою тайну. Тогда со временем все забудется само собой. А если нет, она заставит себя забыть. Отец, британец до мозга костей, всегда говорил: «Терпение! Не думай о том, о чем думать мучительно. Просто живи дальше!»

А между тем внизу только что появился тот, кто должен был напомнить Лидии о недавнем прошлом. В этот момент он и двое его сопровождающих отряхивались в холле. Лакей застыл рядом в терпеливом ожидании.

– Прошу извинить за опоздание, – сказал Сэм, подавая ему шляпу, плащ и зонт. – Овцы! По дороге со станции мы въехали прямо в стадо овец. Наверняка не мы первые, не мы последние.

Лакей вытаращил на него глаза, а Джон Уинслоу, стоявший на шаг позади, едва удержался от глупого хихиканья. Он был правой рукой Патерсона и верил, что унаследует его пост. К Сэму он втайне относился как к самозванцу и злобно радовался каждому его промаху. Иное дело Майкл Фрезьер, третий из прибывших. Он всецело был на стороне Сэма и готов был сделать все возможное, чтобы тот поскорее приступил к своим обязанностям. Их, всех троих, провели в переполненную парадную гостиную, где Сэм тотчас наткнулся взглядом на сенатора Петерса с супругой, тещей, сестрой и ее мужем – одним словом, на многочисленную родню своей несостоявшейся женьГ. Гвен, конечно, присутствовала тоже и была вся в белом, словно нарочно, чтобы напомнить ему о неблаговидном поступке. Она стояла чуть поодаль в облаке белоснежных кружев и с розой у талии. С розой розовой, как романтическое утро. Казалось странным, что в столь узком английском кругу присутствует сразу столько американцев, однако, к великому сожалению Сэма, они тут были.

Он благоразумно остался вместе со своими спутниками у входа и вступил в светскую беседу с матроной, достаточно августейшей, чтобы явиться в одиночку. Ее муж, как выяснилось из разговора, в этот момент отстреливал гусей в Шотландии. Сэм слушал вполуха, одновременно обыскивая глазами помещение и постоянно подвергаясь риску столкнуться с настойчивым взглядом Гвен. Она явно пыталась привлечь к себе его внимание: не то хотела публично высказать свои претензии, не то помириться. Ни одна из перспектив его не прельщала. Он надеялся, что за ужином они окажутся как можно дальше друг от друга, а уж если совсем повезет, то не перемолвятся за этот вечер ни словом. Все, что он говорил до сих пор, было уже неактуально – значит, из разговора не могло выйти ничего, кроме новых обид. Гвен была не из тех, кто делает вид, будто ничего не произошло. Она предпочитала выяснять отношения.

Сэму живо вспомнилась Лидия. Что бы он ей ни говорил, какую бы чушь ни нес, она никогда не копалась в оттенках его чувств, не вскрывала их, как в анатомичке. Она или смеялась над его словами, или парировала их. Лидия могла за себя постоять.

Ему ее недоставало – ох как недоставало!

Сэм украдкой скользил взглядом по лицам, зная со всей определенностью, что явился сюда только для того, чтобы повидать Лидию. И вдруг увидел гордый затылок, увенчанный короной каштановых волос, приведенных в повиновение с помощью серебряной сетки и украшенных шелковыми цветами. Он еще не успел толком понять, Лидди это или нет, а тело уже ответило: да, это она! Ее вид мгновенно взбудоражил кровь, и с этим ничего нельзя было поделать. Как радостно, как чудесно было просто видеть ее! Как она была хороша! И разодета, словно принцесса. При мысли о том, что на этом безупречном наряде нет ни пятнышка грязи, Сэм невольно улыбнулся. Лиф платья мягко переливался – должно быть, был унизан перламутровыми блестками.

Кожа тоже цвета перламутра, нежная и шелковистая.

Лидия повернулась. Теперь она стояла вполоборота к Сэму, улыбаясь тому, с кем говорила. Он мог видеть даже через комнату, как длинны и густы ее ресницы, как таинственно они затеняют глаза. Ее выразительный рот с полной нижней губой был чуть тронут помадой. Она сияла, как драгоценный камень среди невзрачной гальки.