Тест на отцовство (СИ) - Грант Эмилия. Страница 47
Скажи спасибо, что я вошла в твое… хм… положение, и дала немного отдохнуть после твоих ночных развлечений! И не беспокойся – теперь тебе с твоей нянькой никто не помешает. Все равно дети для вас были только прикрытием. Лишним неудобством. Мои бедные пупсики…
– Не смей! – прорычал Кирилл и рванул к ней.
Я испугалась, что он ударит ее на глазах у детей, и хоть у меня самой в ту секунду руки чесались от желания разбить ей лицо, я вцепилась в руку Кирилла.
– Постой, не надо… Дети…
– А вы что, и правда развлекались ночью? – Марк удивленно склонил голову набок, переводя взгляд с меня на отца. – И почему не позвали нас с Соней?
– Не верю, – девочка шмыгнула носом: глазки покраснели от слез, на ресницах застыли крупные капли, кажется, она все утро плакала. – Они не стали бы играть без нас…
– О, еще как стали бы, – пренебрежительно отмахнулась Ирина. – Уверяю тебя, милая моя, твоей Лене глубоко наплевать, с кем играть и когда. Но не расстраивайся – она ведь просто прислуга, а прислуга работает ради зарплаты. И только мамочка всегда будет вас любить.
– Нет! – отчаянно выкрикнула Соня, и слеза скатилась по щеке. – Нет! Нет! Нет! Не правда!
– Я очень тебя люблю, милая, – прошептала я, изо всех сил пытаясь не разреветься. – Иди ко мне…
– Не смей. Прикасаться. К моей. Дочери! – слова Ирины хлестали меня кнутом. – Мы уезжаем из этого борделя – сейчас же.
– Ты никуда не заберешь детей, – отрезал Кирилл и отобрал у бывшей чемодан. – Сама можешь катиться на все четыре стороны, а они останутся здесь.
– Правда? – елейным тоном переспросила Ирина и усмехнулась. – А я вот почему-то думаю, что нет.
– Думать можешь все, что хочешь, я не отпущу детей, – нахмурился Кирилл. – Тем более – с тобой.
– И на каких же основаниях? – она подошла ближе и провела ногтем по его плечу. – Позволь напомнить: я – их мать. А ты – формально – никто.
– Я сделал тест, и юридические нюансы – всего лишь вопрос времени…
– Ага, – она довольно кивнула. – Времени. Вот только пока ты никто, и если я захочу, могу в любой момент вызвать полицию. Сказать, что ты похитил моих детей, – она изобразила испуг. – Что ты угрожал мне, шантажировал, требовал выкуп… Обижал малышей…
– Но это же не правда, – со всей своей детской непосредственностью вмешался Марк. – Папа нас не похитил, ты сама…
– А вот это, милый, тебя не касается, – с улыбкой процедила Ирина. – Бери свои вещи – хотя по мне все это барахло надо отправить на свалку, дома у тебя игрушки гораздо дороже – и иди в машине. Как говорится, в гостях хорошо, а дома – лучше.
– Это и есть наш дом! – храбро возразил Марк, но его глаза уже наполнились слезами. Мальчик держался изо всех сил, чтобы не заплакать, и у меня сердце разрывалось от невозможности к нему прикоснуться.
– Все хорошо, малыш, – я присела на корточки и до боли сжала пальцы, ногти впились в ладонь – я не должна была плакать при нем! Не должна! – Ты еще обязательно приедешь. И мы увидимся…
– Не надо врать моему ребенку, – перебила Ирина, обхватила пальцами его тоненькое запястье и потащила к выходу. – Идем, Марк, Софи. Скажите папочке Кириллу «пока» и поедем уже. Так и быть, можем заехать в ресторан. Поедите мороженого, пока мамуля сделает маникюр, – она брезгливо оглядела ноготь, испорченный Принцем.
– А как же попугай?! – Соня утерла нос рукавом. – Принц ведь без нас будет скучать… И… И мы…
– Не будет этой гадости в моем доме, – поморщилась Ирина и прошествовала к дверям, волоча за собой Марка. – Я уже говорила – никаких животных. Грязь, шерсть, микробы… А когда он сдохнет, что прикажешь с ним делать?
– Принц умрет?! – ахнула Соня.
– Давай быстрее! – раздраженно приказала Ирина. – Долго мы тут будем болтать?
Узкие плечики поникли, и девочка обреченно пошла следом за матерью. Бросила на меня последний взгляд, полный боли, тоски и разочарования, и мне показалось, что меня режут наживую.
Соня, моя девочка… Моя милая девочка… Прости меня… Что с тобой сделала эта женщина? Ты всегда была бойкая, упрямая… Прости… Это все из-за меня!
Слова комом стояли в горле, и я не решалась произнести их вслух.
Произнести правду. А разве нет?! Если бы я не позволила вчера Кириллу поцеловать меня? Если бы вовремя оттолкнула его, убежала? Я поддалась глупому безнадежному желанию, наивная дурочка. Зачем?! Чтобы разозлить Ирину еще больше?! Я просто ткнула палкой, разворошила осиное гнездо, и прилетело всем. Кирилл, бледный и убитый, молча наблюдал за уходом своих детей. А что он мог сделать? Вся власть, все ниточки сошлись в когтистых лапах этой дряни! И если бы только я послушала ее сразу, в тот первый день, когда она велела мне убираться… Если бы только была разумной и оставила в покое мужчину и детей, на которых не имею никакого права… Тогда они были бы сейчас вместе! Марк, Соня, Кирилл… Маленькая, крепкая семья… Ирина не стала бы мстить! Зачем ей дети? «Неудобство» – так она их назвала? Нет, всего этого не случилось бы, если бы я не разозлила ее. Она мстила, завидовала, бесилась. И все потому, что я поддалась глупым чувствам…
Не в силах слушать, как отъезжает машина с детьми, как охает на кухне, глотая валерьянку, Тамара Ивановна, я пулей рванула наверх, рухнула на кровать и, закусив угол одеяла, завыла от боли. Никогда еще мне не было так плохо. Я умирала, рассыпалась на части – и знала, что только я одна виновата. Господи! Как же сильно я ненавидела себя в тот момент, как же сильно…
Кирилл
Я сжимал руль так сильно, что еще немного – и сломал бы его. Или свои пальцы.
Ярость кровавой пеленой застилала глаза, и я был этому даже рад. Лучше гнев, чем невыносимая боль бессилия.
Сука!
Я повторял это слово про себя – или, может быть, вслух – тысячу раз. А толку? Пустое сотрясание воздуха. Эта сука – мать моих детей! И только она имеет право с ними находиться. По этим чертовым законам… Сраный кодекс, чтобы все они горели в аду! Тварь, с которой даже сатана поостерегся бы иметь дело, заставила страдать моих детей. Лишила их дома, хрупкой семьи – и все из-за одной-единственной бумажки! Да как так-то!
Я сам не понял, каким чудом мне удалось сдержаться и не убить ее прямо там, в гостиной. Стоял и как мантру повторял про себя «Не трогай, не трогай, не трогай»… А пальцы так и тянулись к одному из моих кубков, чтобы мраморным основанием размозжить ее черепушку…
Кубки. На кой черт они мне все сдались? Гонки, трек, вся эта мишура… Все стало бессмысленным в ту секунду, когда дети вышли из моего дома. Я был никем без них – и только теперь отчетливо это понял!
Вот оно, наказание. За то, что пихал член, куда попало. За то, что возомнил себя хозяином своей жизни. За то, что не хотел принимать детей, когда они появились на пороге… Каким эгоистом я был! Вместо того, чтобы умаслить Ирину, уговорить ее, навешать лапши, убедить решить все мирным путем, отдать ей все деньги, что у меня есть, я целовал Лену. Я думал о себе, вместо того, чтобы думать о детях. А теперь? Теперь все превратилось в личную месть, и насколько я знал Ирину, месть всегда была для нее слаще всех блюд. Она не отступит, не простит, что кто-то посмел предпочесть ей другую женщину… И за мою ошибку платили дети.