День проклятия - Герролд Дэвид. Страница 11

В следующий понедельник мы приступаем к новой серии экспериментов, преследующих совершенно иную цель. Мы хотим выяснить, способны ли черви вырабатывать отвлеченные понятия. Концептуализация — ключ к общению. Если черви могут мыслить концептуально, то контакт с ними возможен. Хочу только предостеречь вас от смешивания способности к концептуализации с разумом. Даже собаке свойственны отвлеченные понятия — Павлов доказал это. И наверное, никто из вас не будет спорить, что собакам доступно общение на зачаточном уровне. Когда я говорю об общении с червями, я подразумеваю именно это — на уровне собаки. Речь идет о дрессировке.

Но здесь возникает другая проблема: как добиться того, чтобы червь захотел вступить в контакт? Иными словами, как его приручить? Ваши соображения по этому поводу будут приняты с благодарностью. — Флетчер посмотрела на часы. — Обсуждение доклада в 15.00. Председатель — доктор Ларсон. Благодарю за внимание. Я еле добежал до мужского туалета — меня вырвало.

В. Как хторране называют Голливуд?

О. Завтрак.

В. А Беверли-Хиллз?

О. Плотный завтрак.

В. Что хторранин добавит к плотному завтраку?

О. Рогалик со сливочным сыром и Новую Шотландию.

CТAДО

Вселенная полна неожиданностей — в основном неприятных.

Соломон Краткий

Я нашел доктора Флетчер в ее кабинете. Услышав, что кто-то вошел, она оторвалась от компьютера.

— А, это вы, Маккарти. Спасибо, что не заснули на утреннем докладе. Хорошо себя чувствуете?

Все-таки заметила.

— Нормально, — отмахнулся я. — Просто небольшое расстройство желудка.

Она хмыкнула.

— Это случается со многими, когда они видят червяка за обедом.

Я пропустил колкость мимо ушей.

— У меня вопрос.

— Ответ будет: «Не знаю». Какой вопрос? Она посмотрела на часы.

— Вчера днем мы пустили газ в гнездо. Червей там было четверо, и они сплелись в кольцо.

Флетчер кивнула.

— Видеозапись поступила вчера вечером.

— Значит, вы видели? Каждый раз, когда мы отрывали очередного червя, он вел себя так, словно мы резали по живому.

Флетчер нахмурилась, поджав губы. Потом отъехала в кресле от терминала и развернулась в мою сторону.

— Расскажите подробнее, как это выглядело.

— Казалось… они корчились от боли. И жутко кричали. А двое даже открыли глаза. На них было жалко смотреть.

— Еще бы. Что это, по-вашему?

— Как раз об этом я и хотел спросить.

— Сначала я хочу выслушать ваши впечатления.

— Ну… — Я замялся. — Они извивались так, что невольно возникла мысль о дождевых червяках, перерезанных лопатой. Только в гнезде был один гигантский червь, разрезанный на четыре части.

— М-м, интересно, — уклончиво протянула Флетчер.

— Что вы думаете об этом? Она покачала головой.

— Не знаю. Любой из наших специалистов в первую очередь связал бы это с половой функцией. Допустим, они спаривались. Тогда понятно, почему хторры реагировали так бурно. Как бы вы сами отнеслись к тому, что вам помешали?

Я вытаращил глаза.

— Разве у них четыре пола? Флетчер рассмеялась.

— Едва ли. По крайней мере, из их генома это не следует. Пока что все пробы тканей, которые мы исследовали, — настоящий кошмар для генетиков. Мы не знали, что искать, но все-таки сумели идентифицировать хромосомные структуры. И они, похоже, присущи всем особям. У них нет ни X, ни У-хромосом, ни их аналогов. Судя по всему, у червей только один пол. Это очень удобно, так как шансы найти партнера удваиваются. Но… скучно. Хотя, конечно, хторране могут думать иначе.

— Но тогда возникает другой вопрос. Она снова взглянула на часы.

— Только покороче, пожалуйста.

— Я вас задерживаю?

— Вроде того. Мне надо в Сан-Франциско.

— Что? Я думал, город закрыт.

— Для большинства.

— Вот как?

— Я член Консультативного Совета, — пояснила Флетчер.

— Вот как? — растерянно повторил я. Флетчер окинула меня задумчивым взглядом.

— Кто-то из родственников? Мать? Нет, отец. Я не ошиблась?

— Отец. — Я кивнул. — Мы так и не получили никаких вестей, ни дурных, ни хороших. Я… э… понимаю, что это глупо…

— Нет, не глупо.

— Но мой отец… Он так любил жизнь. Я просто не представляю его мертвым.

— Вы думаете, он до сих пор жив и находится где-нибудь в городе?

— Мне… просто хотелось бы убедиться самому. Вот и все.

— Вы просто хотели бы попасть туда и увидеть все своими глазами. Надеетесь разыскать отца, верно? — Она в упор посмотрела на меня зелеными глазами. Ее чересчур прямолинейные манеры обескураживали.

Я пожал плечами:

— Пусть будет так.

— Не вы первый, лейтенант. Каждый раз я сталкиваюсь с одним и тем же: люди не хотят верить, пока не убедятся лично. Ну ладно, возьму вас.

— А?

— Вы же хотите попасть в Сан-Франциско? — Она придвинулась к терминалу и застучала клавишами. — Сейчас я оформлю пропуск. Маккарти… Джеймс Эдвард. Лейтенант… — Она нахмурилась, глядя на экран. — Где вы получили «Пурпурное сердце» [3]?

В Денвере. Помните?

— Ах, это.

— Эй, — запротестовал я. — Что за тон? У меня остались шрамы. И колено болит! А главное, все произошло на следующий день после того, как я получил звание. Так что все по закону.

Она фыркнула.

— Тогда вы испортили отличный экземпляр червя.

— Но ведь он выжил!

— Еле-еле… — уточнила Флетчер. — Вы когда-нибудь имели дело с ранеными червями?

— Тысячу раз.

— Это разные вещи. Там были нормальные черви. — Ее пальцы бегали по клавишам. — Ого! — Она замерла. — Любопытно.

— Что?

— Да так… Я такое уже встречала: ваше личное дело частично засекречено.

Она продолжила работу.

— Да, верно. — Я догадывался, что это касалось дяди Аиры. Полковника Аиры Уоллакстейна, ныне, увы, покойного. Но объяснять ничего не стал.

— Все в порядке, — сказала Флетчер. — Вы допущены под мою ответственность. Не стоит напоминать, что и вести себя вы должны подобающе. Договорились?

— Конечно.

— Отлично. Мы еще сделаем из вас человека.

Она стянула халат, бросила его в корзину для прачечной и осталась в темно-коричневом комбинезоне, великолепно подчеркивающем цвет ее волос. Я только не понял, сама ли она проявила такой вкус или это заслуга формы.

Я пошел за Флетчер к лифту. Она вставила контрольную карточку в сканер. Прозвенел звонок, и двери лифта разъехались. Кабина пошла вниз. На какой этаж — я не знал, потому что цифры не высвечивались.

Флетчер пришлось предъявить карточку дважды, прежде чем мы очутились на эстакаде, ведущей в просторный гараж.

— Вон моя машина.

Она указала на один из вездеходов. Как она ее узнала, непонятно. По мне, все они одинаковы. Флетчер села в кресло водителя, я устроился рядом.

— Почему здесь такие строгости? Флетчер покачала головой.

— Думаю, из-за политики. Наверняка это как-то связано с Альянсом стран четвертого мира. Мы не можем допустить утечку информации до тех пор, пока они не откроют границы для наших инспекционных групп. Хотя, по-моему, мы сами себе ставим подножку. — Она отпустила тормоза и направила джип к выходу. Когда мы миновали последний контрольный пункт, она, понизив голос, добавила: — Все здесь стали чересчур… осторожными. Сейчас. Агентство и дальше готово сотрудничать с армией, особенно со Спецсилами, но подчас это утомляет. Как будто всех нас заперли в большом сейфе с надписью «Совершенно секретно».

Я задумался. К моей чести, она была на удивление искренна со мной. Мой ответ был осторожен.

— Конечно, как ученый вы правы. Мы должны обмениваться информацией, а не скрывать ее.

Флетчер как будто согласилась.

вернуться

3

«Пурпурное сердце» — медаль США за ранение во время боевых действий.