День проклятия - Герролд Дэвид. Страница 28

В горле пересохло. Голос сел. Я и сам не знал, зачем все это говорю — просто надо что-то говорить, пока я еще могу идти.

И вдруг что-то произошло. Что-то изменилось. Я осознал, чем занимаюсь. И вспомнил, как Дьюк однажды посоветовал: «Попробуй, иногда помогает». Меня снова начали душить слезы. Все это глупо. Но… Я действительно хотел, чтобы Господь услышал меня. Если бы это было возможно.

— Я не знаю, как сделать, чтобы Ты услышал меня, правда, не знаю. Я буду просто говорить с Тобой, хорошо?.. Позволь начать с самого начала. Я ведь делаю это ради Дьюка. Я всегда был эгоистом и… Да, да, я знаю, что Ты не можешь спасти одного Дьюка, без меня, но…

Ноги шагали, язык работал. Я двигался вперед и молился:

— Боже… Не знаю, верю ли в Тебя. Не знаю, существуешь ли Ты. Никогда не задумывался над этим. Значит… я лишь еще один проклятый ханжа, зовущий Тебя на помощь, когда не остается никакой надежды. Я схожу с ума, Боже! Впрочем, это не совсем так. Я всегда думал, что однажды у меня появится шанс добраться до сути. Ты меня слушаешь?

Я споткнулся и упал ничком в розовую пыль. Каким-то непонятным образом ремень Дьюка вырвался из руки. Я даже почувствовал, как он ускользает.

Я лежал в пыли абсолютно неподвижно: Дьюк был от меня в нескольких сантиметрах, и если я пошевелюсь, то могу потерять его. Надо быть осторожным. Очень осторожным.

Поднявшись на колени, я перегнулся как можно дальше назад и стал шарить в пыли.

— Пожалуйста, Боже, позволь мне найти Дькжа. Мне больше ничего не надо. Только найти его.

В ушах слышался какой-то посторонний звук, но я не обращал на него внимания. Я должен найти Дьюка! Осторожно начал разворачиваться, моля Господа, чтобы не съехать дальше по склону, потом лег плашмя и вытянул руки как можно дальше. Мои пальцы прикоснулись к чему-то, вцепились…

Рука Дьюка. Спасибо Тебе, Господи! Я нащупал его лицо. Розовая пелена накрыла весь мир. Боже упаси еще раз увидеть такое! Только бы Дьюк был жив. Я прижался к его лицу и попытался прислушаться. Кругом стоял адский шум, но изпод маски доносился хрип. Он дышал! Это была райская музыка. Спасибо, Господи! А теперь помоги мне дотащить его до вертушки.

Шум в ушах становился все громче и неприятнее. Настойчивее. Что это за чертовщина? Похоже на сирену.

Я замер и, затаив дыхание, прислушался. Пыль поглощала звук. Казалось, он доносится откуда-то издалека, хотя на самом деле был где-то рядом. И напоминал рыдания.

Да это же сирена! Сквозь розовую мглу доносились серии коротких нарастающих завываний.

Вертушка? Или что-то еще? Но чем бы это ни оказалось, оно находилось слева. Я шел не туда! Впрочем, уже не важно. Спасибо, Господи!

Я обмотал ремень вокруг пояса, поднялся на ноги, повернулся лицом по направлению к источнику звука и шагнул вперед, таща Дьюка за собой. Теперь я слушал только сирену.

Она выла, как сотня демонов. Как маленькая сучка, которую били. Захлебывающиеся пурпурные визги. Только они в этом мире были розовыми. Всеми силами я стремился к ним.

Жидкий азот примораживал пыль. Под ногами хрустели и, потрескивая, рассыпались пушистые комья паутины. Все по-прежнему оставалось розовым. Но я слышал сирену и знал, что теперь мы спасены!

Спасибо Тебе, Боже. Спасибо! Значит, есть еще для меня работа, есть!

В. Как хторране называют пуделя?

О. Закуска.

ПЫЛЬ

Нужное находишь в самом дальнем углу.

Соломон Краткий

На вертушку я просто наткнулся. Как нашел люк — не знаю. Просто начал шарить по обшивке и, не переставая, стучал и кричал. Машина зарылась в пудру так глубоко, что пришлось колотить по крыше.

— Лиз! Открывай свою чертову дверь!

Люк неожиданно распахнулся прямо перед носом, и я упал в него, даже не успев ничего понять — просто упал, провалился, потянув за собой Дьюка. Сверху полетела пыль. Кто-то потащил меня вперед. Послышалось:

— О Боже…

— Позаботься о Дьюке! — крикнул я. — Я в порядке. Займись Дьюком!

— Подожди! Я закрою люк! — крикнула в ответ Лиз. — Пыль летит внутрь.

Она закашлялась и исчезла.

Я лежал, прислушиваясь к биению своего сердца, непрерывному завыванию сирены и собственным всхлипам. Не мог пошевелить и пальцем, но обязан был встать. Встав на четвереньки, я услышал, как с шипением закрывается люк. Звук мне не понравился, но я по-прежнему ничего не видел, разве что теперь все вокруг было не розовым, а серым и расплывчатым. Я протер очки.

— Не снимай маску! — Лиз оказалась рядом. — Мак-карти, слышишь? Ты понял? Не снимай маску.

Я сумел кивнуть и выдохнул:

— Воды.

Она вложила мне в руку пластиковую бутылку, я жадно присосался к ней. Жидкость была сладкой. Все вокруг — тоже. Я вдруг снова почувствовал запах пудры, свежеиспеченных булочек, жевательной резинки, зефира, батата, безе и сахарной ваты. Она была повсюду.

— Маккарти! Я не могу закрыть люк, пыль забила пазы.

— Черт! — Я на четвереньках пополз на голос. — Ни черта не вижу. Где фризер?

Лиз сунула мне что-то округлое и холодное.

— Направьте дуло на дверь и отойдите в сторону. Дью-ка тоже уберите!

Я почувствовал на плечах ее руки. Она развернула меня.

— Подождите минутку! — сказала Лиз; по полу проволокли что-то тяжелое. — Все в порядке.

Я выстрелил. Хлопок был слишком громким, а холод слишком сильным. Что-то хрустнуло. Не самый остроумный выход, конечно. Я чувствовал, как вокруг клубится холодный пар. Жидкий азот всегда сильно действует при комнатной температуре.

Лиз прошла мимо меня в нос вертолета. Снова послышалось шипение люка. Его сопровождал треск ломающейся и даже взрывающейся при соприкосновении с теплым металлом пудры.

Люк захлопнулся, секундой позже Лиз выключила сирену. Все вокруг стало черным и тихим.

— Здесь есть хоть какой-нибудь свет? — завопил я. — Ничего не вижу!

— Оставайтесь на месте. Сейчас.

Я слышал, как Лиз возится в носу корабля, и через несколько секунд увидел перед глазами проблеск.

— Вы что-нибудь видите?

— Смутно. Вижу огонь. Он двигается.

— Это фонарик. — Она протерла мои очки. — Не снимайте маску. А теперь что вы видите?

— Стало светлее.

— Расслабьтесь. Пыль стоит столбом, а вентиляторы включить нельзя — их сразу забьет. Потерпите минутку. Похоже, из-за фризера пыль оседает.

— Кажется, возвращается зрение, — сказал я. — Кошмар.

— Да уж, забавнее не бывает. — И тут Лиз взвизгнула: — Боже мой! Что с Дьюком?

Я напряженно всматривался в него, но ничего не мог понять, Дьюк превратился в мумию, обугленную и припорошенную розовой сахарной пудрой. Он лежал на полу и хрипло дышал.

У меня тоже горели легкие. Несмотря на маски, мы вдохнули, наверное, килограммы пыли. Двигаться не хотелось. Лечь бы на пол и умереть. Но я был жив. Пока жив. А поэтому пополз на карачках за коробкой с красным крестом. Лиз направилась за мной. Что-что, а порядок мы знали.

Комбинезон Дьюка пришлось разрезать. Местами он был прожжен, местами все еще заморожен. Вместе с тканью отходили куски обгоревшей кожи. Сверху все припорашивала пыль.

Насколько сильно пострадал Дьюк, понять было трудно. Мы сняли с него рубашку и начали прикреплять к груди покерные фишки датчиков. Последние три я наклеил на лоб и на виски. Потом мы завернули его в стерильное одеяло. Я отыскал еще один электрод и пристроил на сгибе локтя. Туда же я прикрепил капельницу-экструдер, ввел Дьюку пол-литра искусственной крови и заправил капельницу глюкозой и антибиотиками.

Покончив с этим, я снял с Дьюка очки и маску. Глаза его отекли, из носа шла кровь. Лизард осторожно промокнула ему лицо влажным полотенцем. Я нашел новую кислородную маску и аккуратно надел. Мы наткнулись на вертушку как раз вовремя: его баллон с воздухом был почти пуст.