Помор - Большаков Валерий Петрович. Страница 26
— Тут всё просто, — болтал он, поднимая правую руку повыше и раскручивая широко распущенную петлю, а левой удерживая свободный конец. — Покрутил, наметил бычка, которого хочешь завалить, и бросаешь!
Лассо прошелестело в воздухе и пало на плечи Ивана.
— Затягиваешь, валишь и клеймишь!
— Я т-те щас на заднице тавро выжгу, — пообещал Гирин, скидывая верёвку с плеч. — Натурально…
— Норовистый попался! — прокомментировал Шейн. — Ну ты понял? Вот, продолжай в том же духе! Можешь тренироваться… — Поймав выразительный взгляд Вани, Ларедо мигом сориентировался: — На кустиках! [100] Ага… Как наловчишься, переходи на бычков.
— Ладно уж…
Фёдор влез на коня, раскрутил лассо, да и набросил его на куст меските. Попался! Затянув петлю, помор мгновенно накрутил верёвку на луку седла, уберегая пальцы. Чалый немного удивился, но поднапрягся, выдирая куст с корнем.
— С почином тебя! — рассмеялся князь.
— А то! — гордо сказал Чуга, вытаскивая из петли «пойманный» куст.
— Хозяин! — послышался окрик Захара, заметно окавшего. — На-ка вот…
— Чего там?
Помор подъехал к «конестоге» и спешился.
— Щас… — пропыхтел Гирин, перевесившись через борт фургона.
Порывшись, он достал порядком изгвазданные чапсы-«двухстволку». [101]
— Примеряй обновку! — осклабился Захар, поворачиваясь к Фёдору. — Не то без штанов останешься!
Хмыкнув, Чуга примерил. Чапсы были жёстковатыми, из толстой кожи и с бахромой по краям. Неуклюже подвязав «обновку», Фёдор услыхал пыхтящий голос Беньковского:
— Тапидорес взяли?
— А то мы без тебя не догадались бы! — пробурчал Сеня.
— Ой, я вас умоляю…
Приделав к стременам кожаные чехлы тапидорес, чтобы понадёжней защитить ноги от колючих веток, ковбои отправились в заросли чапараля. Только лишь подъехав к ним, Чуга уразумел, зачем было надевать смешные чапсы.
Перед ним стеной стояла густая чаща не слишком высоких, от силы в полтора-два человеческих роста, но зело колючих растений — карликового дуба, чамиза, манзаниты, «кошачьего когтя». Их стволики переплетались друг с другом, путаясь ветвями, ощетиниваясь шипами.
Коровы, испокон веку сбегавшие в чапараль, разведали все тутошние тропки, порою проламывая в чащобе замысловатые ходы. И выковырять бурёнок из зарослей было задачей непростой.
— Вона! — крикнул Исаев, указывая на колючий кустарник.
— Чего там?
— Бички!
Чуга почувствовал азарт — это была странная охота, в которой никого не умерщвляли. Вот над сплетением ветвей показалась рогатая голова. Бычок-двухлетка тупо глянул на помора — что это, мол, за диво?
— Сгоняем к фургону, ребята! Хоу, хоу!
Подглядев за Семёном, Фёдор взял лассо на изготовку. Глянул по сторонам — никто не видит? — и набросил любопытному бычку на рога, мигом накрутив на луку седла свободный конец. Бычок сразу воспротивился, замычал, задёргался, затрещал кустами, но чалый и не с такими справлялся — пятясь, конь сдал назад, поднатужился и вытянул брыкавшуюся скотину.
— Дурак рогатый! — буркнул Чуга и потянул телка на верёвочке.
Воздух в зарослях был недвижим. Горячий и влажный, он обволакивал тело, пот тёк щекотными струйками. Колючки царапались и впивались, словно чапараль был живым существом, яростно сопротивлявшимся пришельцам. А внизу, под густыми ветвями, копошились змеи, многоножки и прочая ползучая мерзость…
…Весь день, до самого вечера, «бакеры» сгоняли бродячих полудиких коров. Ночь пролетела незаметно — и снова в чапараль… За три недели упорнейшего труда удалось сгуртовать более тысячи голов. Вплотную приблизилась середина лета.
— Хоу! Хоу! — звучало со всех сторон.
Стадо поднималось довольно-таки резво, и вот — тронулось.
— Клеймим всё, шо рогатое и бодается! — раздался весёлый голос Ефима.
— Сенька! — завопил Иван. — Это и тебя касается! Али ты веришь, што Росита тебе верна?
Исаев за словом в карман не полез.
— Шо ты кричишь, я понимаю слов! — отозвался он. — Снял бы ты свою красную сорочку, бо забодаю, на хрен!
Бакеры с готовностью загоготали. В предрассветных сумерках разгорелись костры, и началось клеймение.
Захар отделил от стада бычка и раскрутил лассо. Петля не упала даже, а метнулась, как змея, мгновенно охватывая шею тельца, и тот рухнул в пыль, барахтаясь всеми четырьмя конечностями. Лошадь Гирина тут же замерла, упираясь в землю. Захар примотал лассо вокруг луки седла и поволок мыкавшего бычка к костру поближе.
С таврами работали Ларедо и Сёма. Шейн схватил бычка за уши, развернул ему голову и сел на неё, чтоб тот не рыпался.
— Ляжь, зараза!
Исаев снял петлю лассо и уложил неклейменого поудобнее — одна задняя нога бычка была вытянута, а другая подогнута. Ларедо тут же подскочил и прижёг животину тавром — запахло палёной шкурой.
Ветра не было, скоро этим бесподобным амбре да гарью костров несло отовсюду.
Ларедо доверил Чуге калить клейма на костре, и тот едва поспевал передавать ковбоям разогретые железки, светившиеся оранжевым, и совать в огонь остывшие.
Когда солнце встало над горизонтом, алое, как большое круглое тавро, несколько десятков неклейменых бычков заполучили метку на левую или правую ляжку.
А уж быки в стаде были таковы, что невольно внушали трепет. Некоторые из них весили по тысяче шестьсот фунтов и, когда поднимали головы, становились выше лошадей. Настоящие буйволы, они легко впадали в бешенство, готовые размазать в фарш пешего или конного вместе с лошадью. Вовсе не даром ковбои не расставались с револьверами — только меткая пуля могла остановить разъярённую бестию.
— Трогаемся, трогаемся!
— Погоняй, шоб вы сдохли!
— Хоу, хоу!
Коровы послушно двинулись следом за громадным вожаком, и вот всё стадо отправилось в путь, кивая рогатыми и безрогими головами.
С одного края стада ехали братья Гирины. Ларедо и Семён — с другого. Стадо тронулось, и первые несколько вёрст его гнали трусцой. Чуга с Турениным глотали пыль позади стада, подгоняя отставших коров и воюя с теми, кто рвался обратно. Фургон ехал в стороне, куда не долетал прах из-под копыт. Правил им самый хитрый — Фима Беньковский.
Шейн, переживавший за всё разом, вернулся в конец стада и пошёл стегать отстававших бычков свёрнутым лассо.
— А ну шевелись, травяные мешки! Больше жизни, дохлятина!
В это время задул сильный ветер с востока, относя в сторону непроглядную тучу пыли, и Чуге открылось стадо.
Коровы продвигались на север, к Канзасу, — шевелящаяся бугристая масса за завесой пыли. На длинных и коротких рогах поблескивало солнце.
Рыжие, коричневые, пёстрые спины раскачивались как море. Быки, коровы — огромные, полудикие — легко впадали то в панику, то в ярость и были готовы атаковать хоть волка, хоть человека, хоть лошадь.
— А индейцы тут не сильно достают? — поинтересовался Туренин.
— Давеча их видали аж в устье Бразоса, [102] — ухмыльнулся Ларедо, — полсотни свирепых мальчуганов в боевой раскраске! А ну веселей, веселей, пожива для канюков!
Чуга хмыкнул только, добавляя бычкам прыти. Ходьба разогрела животных, и теперь не только пылюка мучила следующих за стадом, но и опалявший лицо смрадный жар, источаемый тысячами пудов «самоходного мяса». Перегон начался.
Глава 9
ТРОПА ЧИЗХОЛМА
Обычно в полдень у стада случался «обеденный перерыв» — коровы останавливались попастись. Нагуляв аппетит по дороге, животные умиротворённо хрумкали.
Чуга тяжело слез с седла и постоял немного, распрямляя затёкшую спину.
— И как вам пылюка со штата Тухес? [103] — жизнерадостно спросил Фима.
— Не распробовал ещё, — проворчал Фёдор.
Беньковский весело засмеялся и ударил в треугольник. [104]