Багатур - Большаков Валерий Петрович. Страница 77

Два дня Олег только и делал, что отъедался да отсыпался, а на третий день к Торжку подошёл тумен Бурундая. Сухов сразу двинул к стану Тугус-беки, разыскал шатры и юрты сотни Эльхутура, а потом его прибытие заметил Чимбай.

— Ой-е! — завопил нукер. — Хельгу тут уже! Изай, хватит дрыхнуть, как барсук в норе!

Похлопав друг друга по спинам так, что пыль клубами летела, Олег с Чимбаем разъехались, а тут и арбан-у-нойон показался из юрты.

— Ва-вай! — осклабился куман. — Все в сборе! Проходи в юрту, я угощу тебя кумысом, а ты меня — рассказом!

Пригласил Изай Селукович одного Сухова, но в юрту налезло народу поболе — весь десяток вместился, сел в кружок у костра. И пролился в аяки пенистый напиток, и раз, и другой.

Повесть об осаде Нового Торга Олег вёл, пересказывая то, о чём слыхал, но расписал всё, как было, без утаек и в красках.

— Всё, кончается наш поход… — сказал Изай, щурясь от дыма. — Сейчас с Торжком разделаемся и повернём к югу, двинем через Смоленск — в степь. Весна скоро, трава в рост пойдёт…

— Устал я от лесов, — признался Хуту. — Ходишь по ним, как суслик в траве, неба не видишь.

— А я от мокроты устал, — сказал Судуй. — Оросы живут в стране вечной тени, ветра тутошние промозглы, а воздух сырой.

— Солнца не видно! — пожаловался Тайчар.

— Да зима же, — удивился Изай, — какое тебе ещё солнце? Где ты видел в зимней степи тепло и свет?

— Всё равно, — протянул Хуту, — степь я вижу всю, сколько хватает глаз, а в лесу деревья искололи мой взгляд!

— Точно! — поддержали его нукеры. — Верно говоришь!

— Ничего… — сожмурился Изай. — Скоро мы выйдем на простор, где глаз не цепляет ни единое дерево…

— Скорей бы!

Олег не поддерживал разговора, он дремал, клюя носом. Изай заметил его состояние и подбородком указал на стопу войлоков: ложись, мол. Сухов не стал спорить — заполз, да и уснул, не раздеваясь.

Ему снилась Варвара. Смеясь, женщина мчалась на белом коне, нагая и прекрасная, её груди подпрыгивали на скаку, а волосы развевались ветром. Она неслась Олегу навстречу, но вдруг круто развернулась и поскакала прочь. Обернулась — и он узнал лицо Елены Мелиссины…

На следующий день положение резко изменилось — в ордынское становище приехал новгородский князь Александр Ярославич. Это был крепкий, возмужалый парень с пробивавшимися усиками. Щёки его еще не знали бритвы, а волосы лежали кудрями — выглядел князь, как деревенский подпасок, вот только твёрдый взгляд синих глаз выдавал породу.

В дорогих доспехах, в алом плащике-корзне, князь приехал во главе сотни, доставившей Батыю целую вереницу возов с дарами.

Переговоров князя с ханом Олег не слышал — не в тех чинах был, но в пересказе через третьи уста дознался о повестке дня — Александр Ярославич подтверждал верность союзническим договорённостям, а дары были как бы компенсацией за отступников из Торжка. Князь и ранее категорически отказал Новому Торгу в помощи, а раз посадник в Торжке, Иванко Юрьевич, против мира с монголами, то и поделом ему, пускай теперь испытает все прелести войны на своей шкуре!

И начался штурм. Суматошные китайцы и озверелые монголы подкатили тараны к трём воротным башням. Жители Торжка почти уже не сопротивлялись, никого не было видно на стенах, готового отразить атаку, но и ворота не открывались — понимали горожане, что на милость им рассчитывать не приходится. Монголы никогда не оставляют жизни тем, кто сопротивляется их силе и праву. Страх и растерянность царили в душах новоторжцев.

Отоспавшись и отъевшись, Олег занял своё место в строю и ждал сигнала к началу штурма — сотня Эльхутура должна была идти в последних рядах, хотя упорного сопротивления никто не ждал. Было ясно, что пойдут они не на приступ, а как каратели.

В этот самый момент прискакал Чимбай, тараща глаза, и что-то быстро нашептал Изаю, косясь на Сухова. Олег подозрительно посмотрел на нукера, а куман поманил его к себе.

— Садись на коня, — сказал он торжественно, — и езжай в орьгу. Ослепительный хочет видеть тебя!

— Ой-е… — только и вымолвил Хельгу, сын Урмана.

Быстренько вскочив на буланого, Сухов помчался к белевшему вдали ханскому шатру. Не доезжая до него, он заметил Батыя, верхом на коне саврасой масти. Рядом, на гнедом, находился новгородский князь.

Олег спешился и отвесил поклон хану.

— Слушай мою волю, багатур, — величественно заговорил Батый. — Я посылаю тебя на службу коназу, — он небрежно кивнул на Александра Ярославича. — Будешь моим эльчи [161] — помогать станешь собирать дань и отправлять в Орду. Коназ не желает видеть у себя моих баскаков. Что ж, он их не увидит. Но ты следи в оба глаза, чтобы всё было без обману. Народ здешний с норовом, как необъезженный конь. Тебе дадут золотую пайцзу и новые одежды — пусть все видят, как щедра Орда и как богата. А вот как она сильна, ты покажешь сам. Отныне ты, багатур, мой личный посланник. Орос, который верно служит хану Белой Орды, — мог ли я сделать выбор лучше?

Хан смолк, и Сухов отвесил глубокий поклон, приложа руку к сердцу.

— Всё исполню в точности, ослепительный, — пообещал он.

Батый милостиво кивнул и отпустил своего эльчи. Поймав внимательный, настороженный взгляд Александра Ярославина, Олег подмигнул князю. Тот расширил глаза, не зная, то ли гневаться ему, то ли не стоит.

Деятельный юртчи подвёл к Олегу двух великолепных коней редкой игреневой масти, навьюченных целым состоянием — мехами, дорогим оружием, звонкой монетой. «Посланник!» — усмехнулся Сухов. Надо же…

В принципе, он был доволен изменением статуса. Продолжать поход Олег в любом случае не намеревался — что ему делать в степях? Кобылиц доить?

Олег подумывал, как бы ему уйти незаметно, да так, чтобы не подставлять Изая. Уходить лучше всего было в Новгород. Задерживаться на Руси Сухов тоже не собирался, тут ему ничего не светило. Почему бы тогда и в самом деле не отправиться в Европу? Купеческие лодьи из Новгорода ходят во все города Ганзы, а оттуда пешком или по морю можно было добраться до Франции, заделаться рыцарем, поучаствовать в турнирах, выиграть пару раз, чтобы обзавестись латами побеждённого, да и… Вот что «да и», Олег пока не знал. В крестовый поход сходить? Или послужить королю, добывая средства на замок? Разве плохо будет встретить старость в замке на Луаре? Когда-то он спорил с Пончиком, высмеивая его идею бежать на Запад, но что ещё ему остаётся? Бежать на Восток? В степь, где чисты горизонты? Ну уж нет, перспектива обзавестись замком прельщает его куда больше, нежели дожитие в вонючей юрте. Спасибочки, на годы вперёд нанюхался…

Олег направил савраску к дружине князя и повёл в поводу четырёх вьючных, с туго набитыми баксонами. Подъехав, сделал любезность — спешился.

Дружинники встретили его с любопытством, но первыми не заговаривали, а вот князь, пользуясь служебным положением, спросил:

— Батыга Джучиевич назвал тебя Хельгу, сыном Урмана. Это твоё имя?

— Моё, — согласился Хельгу, сын Урмана, — в произношении Бату-хана. Меня зовут Олег Романович.

— Откуда ты, Олег Романович?

— Откуда я? Сложно сказать… И отсюда, и оттуда. Кому я только не служил… И конунгу одному — помер он, давненько уже. И… одному императору, и даже дожу венецианскому. Отовсюду понабрался премудрости воинской.

— Когда хан предложил тебя в посланники, я сперва воспротивиться хотел, — признался Александр Ярославич, — думал, что ещё одного труса-перебежчика увижу, из тех, кого не видно было и не слышно, а как пора выдалась, так они и примчались, задницу татарве лизать. Однако Батый назвал тебя багатуром, а от него похвалы редко кто дождаться может…

— Сработаемся, княже! — ухмыльнулся Олег.

— Сработаемся, посланник! — рассмеялся князь. — А красива ли Венеция? Про Константинополь я слышал, как раз венецианцы и разграбили Царьград. А их-то город краше?

— Не знаю, давно там не был, — сказал Сухов, не кривя душой. — А что самому довелось увидеть… Да так себе. Мокро у них, княже, вода кругом. Улиц нет почти, одни протоки. И вместо лошадей лодки такие особые, гондолами прозываются. Есть, конечно, на что посмотреть, но разве сравнить Венецию с Константинополем?