Ярость мщения - Герролд Дэвид. Страница 60

Отпустив его, я сунул руки в карманы и улыбнулся.

Он ногой пнул меня в живот. Вполне заслуженно: не надо терять бдительность.

Главная проблема в драке с ребенком заключается в том, чтобы не казаться со стороны зверем. Лучше всего вообще не драться. К счастью, эта мысль появилась уже после того, как я разделался с ним. Слегка, конечно.

Сперва я хлопнул его по уху, а когда он поднял для зашиты руки, легонько ткнул в живот четырьмя пальцами. Он сложился пополам, и я шлепнул ладонью по его заднице. Потом, держа его на вытянутой руке – щенок по-прежнему норовил ударить меня, – шлепнул еще раз. А после этого крепко взял за горло, и он прекратил сопротивление, боясь задохнуться.

Я пытался скрыть, что тоже запыхался. Он сражался, как маленький тигр.

– Давай договоримся об одной вещи, – предложил я. – Никогда больше не пускай в ход кулаки, о'кей?

Он сверкнул на меня глазами: – Алек – мой.

– Как «твой»? Вы братья?

– Не совсем.

– Тогда что?

– Просто… мы вместе. Всегда.

– О! – Мне следовало бы сообразить. Ослабив хватку, я спросил: – Тебя можно отпустить?

Мальчишка кивнул.

– Хорошо. – Я освободил его. – Никто не собирается разлучать вас, не бойся. Но не смей его бить.

– Он не любит разговоров. А если его маленько поколотить, то двигается шустрее.

Неужели малыш страдает аутизмом5? Что ж, вполне возможно. Но опять-таки, может, и нет. Может быть, он просто задержался в развитии, как многие из тех, кто попал под молот, висевший буквально над каждым. Иногда ненормальность – лишь здоровая реакция на аномальные обстоятельства, как сказал однажды Форман.

– Ладно. – Я положил руку на плечо Алека. Круглоглазик давно прислонился ко мне в поисках защиты, но я не замечал этого, пока не нащупал его рукой. – Ладно, у нас здесь можно молчать. – Я наклонился к малышу: – Если не хочешь говорить, то и не говори. О'кей?

Он ничего не ответил, но смотрел на меня во все глаза.

В это время к нам подлетела Бетти-Джон Тримейн – коллекция веснушек и копна красноватых волос; они словно не могли окончательно выбрать, какими им быть – желтыми или ярко-рыжими, – и потому остановились пока на ужасном бледно-розовом цвете, сиянием окружавшем ее лицо. Загар превратил ее в генератор веснушек; иногда ее называли Матерью Веснушек, правда за глаза. Когда-то Би-Джей была хорошенькой; впрочем, она и сейчас смотрелась недурно, если вам нравятся худенькие женщины.

– О, привет, Джим, рада, что ты здесь. С детьми все в порядке?

– Все отлично.

Олли, шофер, нахмурился.

– Эй вы, малышня, вам же было велено сидеть в автобусе.

– Там слишком жарко, – вступился я. – Я разрешил им выйти.

– Ну, если так…

Би-Джей не обращала на шофера внимания. Она раскусила его, как и я.

– Пойдемте, дети. Вас ждет холодный лимонад, сандвичи с колбасой, булочки и персиковое мороженое – и все это надо съесть. О, кому нужно в туалет? Потом мы переоденемся в чистую одежду – о Господи, вы только посмотрите, какие среди вас есть поросята. Ладно, мы все вместе сходим на ручей и отмоем там вашу грязь. Привет, как тебя зовут, малыш? А потом мы отведем вас в ваши комнаты отдохнуть и… Кто любит кино? Поднимите руки. Отлично, и кино мы тоже посмотрим.

– Тут у меня две малявки, которые еще не умеют ходить. – Олли явно обозлился – на Би-Джей или, возможно, на меня.

– Я понесу одного, а Джим… Джим, ты как?

– О, конечно, – сказал я. – Не возражаю. Я уже кое с кем подружился.

Одна из старших девочек – лет двенадцати или тринадцати, – такая же истощенная, как остальные, пропищала: – Своего я могу нести сама. Я ношу его уже целую неделю и могу потерпеть еще немного. Кажется, он чувствует себя не очень хорошо. Весь горячий и…

– Ну-ка, дай мне посмотреть… Ты права, мы отнесем его в изолятор прямо сейчас. Как тебя зовут, милая? Сьюзен? Хорошо, ты можешь нести его, а я возьму леди в розовом. Уф, какая тяжелая! Ну, дети, видите вон то желтое здание? Туда мы и пойдем.

Я шел сзади, прикрывая тылы и карауля отстающих и потенциальных беглецов, как вдруг почувствовал, что кто-то тянет меня за руку. Я посмотрел вниз и увидел круглоглазого Алека – он молча вложил свою ладошку в мою.

– Хочешь идти со мной? Отлично, пошли вместе.

Я ощутил нечто вроде гордости. Неужели мне все-таки можно довериться после всего, что я натворил? А может, он просто решил попробовать, нельзя ли приткнуться под крылышко человеку, который доказал свое право сильного? Все возможно.

Холли взяла меня за другую руку, потому что теперь она стала моим другом, а мальчик постарше, Томми, осторожно пристроился рядом с Алеком. И неспроста – в этой игре у него были все козыри.

Интересно, удастся ли мне переиграть мальчишку?

– Откуда вы все, Томми?

– Не знаю. Мы приехали из центра сбора в Сакраменто. Алек и я из Кламата, а Холли – из Оринды.

– Я знаю Оринду, – сказал я. – Там когда-то был большой литейный цех по производству «Джелл-О»6.

– Никогда не видела, – невыразительно сказала Холли. Для нее моя шутка была тяжеловатой.

Томми добавил: – А откуда другие, я не знаю.

– Это не важно. Теперь вы в Семье.

– Семье? А что это?

– Это – Семья. Такое имя носит это место.

– Смешное имя. – Это сказала Холли.

– Тогда Холли – тоже смешное имя. Она надула губы.

– А вот и несмешное.

– Хорошо, тогда и Семья – несмешное.

– Я думала, что семья – это папа, и мама, и все их дети.

– Правильно. Только здесь у нас много мам, и пап, и детей. А все они вместе – одна большая Семья. Так мы это называем.

Она смерила меня удивленно-недоверчивым взглядом: – Ты – папа? – Нет.

– Тогда кто?

– Я – это я. Просто помогаю здесь.

– Чем помогаешь?

– О, я должен шлепать по попке всех плохих детей и целовать всех хороших.

– О! – Холли подалась в сторону, выпустив мою руку, но спустя минуту снова ухватилась за нее. Она явно решила, что я все-таки не опасен.

– По-моему, это правильно, – сказала она. – Я могу даже помочь тебе и рассказать про всех плохих детей.

– Думаю, что я и сам разберусь.

– Но я все равно помогу, ладно?

– Ладно.

Мы вместе со всеми вошли в столовую. Би-Джей принялась рассаживать детей за длинными столами, подкладывая малышам диванные подушки и на ходу отдавая распоряжения Папе Котелку, поварам и помощникам. При этом она ни на секунду не выпускала из виду ни одного из семнадцати детей.

– Позовите сюда поскорее доктора и сестру Айви тоже; некоторые дети больны, но я хочу сначала покормить их. Папа, расставь суповые чашки. И еще мы обещали им сандвичи с лимонадом – нет, лимонад только после супа. У нас осталось персиковое мороженое? Отлично, но вечером придется обойтись без него. Дети важнее. Ну, что у тебя? Нет, уколы не будут делать – только тем, кому это необходимо. Доктор Берди7 – да, это ее настоящее имя – очень хороший врач. Она не любит делать уколы. Джим, помоги мне, пожалуйста. Сядь на тот конец и поухаживай за своей троицей.

– Алек, Холли и Том – могу я называть тебя Томом? – мы сядем вон там.

Я посадил Алека на стул. Слишком низко. Быстро оглядевшись, я схватил подушку и подсунул под него. Малыш по-прежнему держался обеими руками за своего медведя.

– Послушай, – сказал я серьезно. – Тебе будет трудно есть, если ты не положишь мишку. Никто его не тронет.

Что-то подсказывало мне, что не нужно забирать у него медведя. Он должен положить его сам. Я не мог коснуться игрушки без его разрешения. Обладание ею что-то означало.

Я пошел к плите, взял поднос и поставил на него суп, печенье, хлеб, масло, немного сельдерея и моркови – и что там еще покажется привлекательным для голодных неумытых детей? Сандвичи? Без сомнения. И яблоки тоже. Я вернулся к столу и принялся расставлять тарелки.

Холли уже не сомневалась, что мне можно доверять. Она сразу начала есть. Томми сначала глянул на меня, понюхал свой суп и только потом принялся за еду – не спеша и даже соблюдая правила приличия. Алек просто во все глаза смотрел на тарелку.