Ярость мщения - Герролд Дэвид. Страница 93

– Нет. По моему мнению, не вполне способны. Замечу: в настоящее время. При других обстоятельствах – возможно.

– Мы имеем дело с настоящим временем, – сказала Бетти-Джон.

– Возражений не имею.

Бетти-Джон провела пальцем по тексту и, поджав губы, нахмурилась, но, вместо того чтобы прочитать следующий абзац, нагнулась и, понизив голос, спросила: – Ты уверен?

– Все происходит в точности так, как я и говорил, Би-Джей. Они вне рамок того, что мы называем ответственностью, и ты не можешь продолжать этот суд. Они, разумеется, понимают, на что делать ставку, и добиваются этого.

– Ты думаешь, что они намеренно пытаются усугубить свое положение – чтобы вызвать во мне сочувствие?

– Напротив. Я думаю, они жаждут умереть.

– Вот почему я ненавижу этот закон, – сказала Би-Джей. – Слишком много он оставляет мучеников.

– Ни один из них ни за что не пойдет на сотрудничество с системой.

– Джим, позволь мне передать их властям Сан-Хосе. Я покачал головой.

Берди предупреждающе начала: – Джим…

Я перебил ее: – Они дьявольски опасны.

– Может, и так, но это уж слишком попахивает местью.

– Берди! – Я заставил себя перейти на шепот: – Есть в этой комнате хоть один человек, не жаждущий мести?

– В том-то и дело, Джим. Би-Джей права. Мы должны передать их дело в Сан-Хосе.

Я замотал головой: – Нет. Послушайте меня. Ваша власть кончается в тот момент, когда пленники отказываются от сотрудничества. У вас нет выбора. Ответственность за положение дел в данном районе переходит к старшему офицеру. И я беру ответственность на себя.

– С этим я не спорю. Я говорю о гуманности!

– Я тоже. И считаю, что мы должны покончить с этим делом на месте. Если оно перейдет в Сан-Хосе, то затянется на месяцы – или, хуже того, оттуда его перепасуют в Окленд, где оно будет тянуться годами. Деландро неглуп. Он будет цепляться к каждой запятой в системе правосудия. Если ему удастся отложить суд на три года – а он это сможет, – то улики станут весьма и весьма шаткими, и его нельзя будет притянуть за нынешние преступления. Они будут проходить по обвинению в подавленном заговоре. Если дело уйдет отсюда, через пять лет он вернется. Кроме того, – еще понизив голос, добавил я, – мне не хочется, чтобы он приобрел широкую популярность. Тот мусор, который он распространяет, заразен. Я знаю.

– Джим, я прошу тебя еще раз подумать. Возможен и другой выход.

– Берди, я уже думал над этим, и гораздо больше, чем ты. Может быть, я просто больше видел. Тут я эксперт. Ты специалист по медицине. Если ты видишь рак, ты его вырезаешь. Я же специалист по хторранам. И тоже вижу рак.

Берди вздохнула: – Хорошо, Джим.

Назвать ее довольной было нельзя.

Я посмотрел на Бетти-Джон.

– Читай дальше. – И отошел от стола. Бетти-Джон послушалась.

– После проведения экспертизы суд признает, что обвиняемые полностью не способны к взаимопониманию или сотрудничеству с законными властями. Подсудимые будут переданы в ведение Армии Соединенных Штатов.

Пока Бетти-Джон читала, я наблюдал за лицом Деландро. Его глаза расширились от удивления. Потом он взглянул на меня и иронически улыбнулся.

Бетти-Джон продолжала: – Лейтенант Джеймс Эдвард Маккарти, действующий командир полуострова, согласны ли вы принять в свое ведение обвиняемых?

Я повернулся к Бетти-Джон: – Согласен, – Благодарю вас. На этом заседание суда закрывается. Я подошел к барьеру и встал напротив Деландро.

– Как часы, Джеймс, как часы, – сказал он. – Машинка работает исправно. Тик-так. Тик-так.

Я ничего не ответил на это, готовясь к разговору. Нужно было кое-что выяснить. Повернувшись к пленникам, я спросил очень спокойно: – Где Лули? Ее не было в лагере. Ответа не последовало.

Я поднял глаза и увидел, что Джейсон изучающе смотрит на меня.

Я перевел взгляд на Джесси. Она смотрела с горечью, злобой и – торжеством.

– Где она? Джесси фыркнула: – Тебе не понять.

– Я постараюсь.

– У нее было Откровение.

– И?..

– И она отдалась Орри.

– Она что?..

Джесси улыбнулась.

– Я же говорила, что тебе не понять, – Ошибаешься. Я слишком хорошо понял. Ревилеционисты пожирают свою молодежь.

Я быстро отвернулся от них, подошел к Большой Айви, командовавшей охраной, и распорядился: – Выводи.

Пленников выстроили в затылок и через боковую дверь вывели на автостоянку. Широкое пространство было отгорожено от газона натянутыми веревками.

– Постройте их в шеренгу, – приказал я.

Люди из Семьи выходили через главный ход и, сворачивая за угол, присоединялись к нам. Детей увели. Остались только взрослые и подростки.

Солнце стояло в зените. День был теплый и ясный. Прекрасный день.

Я подождал, пока пленников снова поставят на колени, взял мегафон, включил его и сказал: – Двадцать восемь месяцев назад Конгресс принял закон о вынужденной эвтаназии. Он определяет обстоятельства, при которых становится законной терминация человеческих жизней, если они имеют повреждения, несовместимые с выздоровлением. – Я кивнул Большой Айви. – Прочитайте, пожалуйста, соответствующий раздел. – И передал мегафон ей.

Она вынула из нагрудного кармана рубашки листок бумаги, развернула его и начала читать текст закона. Пока она читала, я смотрел на лица оставшихся в живых членов Семьи.

Они были мрачными.

Процедура была отвратительная, но необходимая.

Большая Айви закончила читать и вернула мне мегафон.

– Наделенный законной властью Конгрессом Соединенных Штатов Америки и главнокомандующим Вооруженными силами Соединенных Штатов, настоящим я принимаю на себя ответственность за решение о терминации. – Я повернулся к Большой Айви: – Бумаги готовы?

Она махнула одной из молоденьких девушек, и та подошла с папкой. Я подписал все семь документов.

– Джим!

Я поднял голову. Это была Марси. Я подошел к ней.

– Да?

– Я беременна. Можешь спросить у вашего врача.

Она осмотрела меня вчера вечером и в курсе.

– И?

– Ребенок – он заслуживает шанса, разве нет?

– Ты просишь пересмотреть твое дело?

Она быстро взглянула на Джейсона. Его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным. Потом посмотрела на меня.

– Да, прошу, – сказала она. – Это твой ребенок.

Я не отрываясь смотрел ей в глаза. Она была испугана.

– Мне жаль, Марси, но слишком поздно. Ты уже сделала выбор. У меня нет права возобновить суд. Единственное, что в моей власти, – это решить, безвозвратно ты повреждена или нет. У тебя внутри есть шанс.

– Но я не знала, что ты собираешься так…

– Нет, знала. У тебя был выбор. Мы определили его достаточно ясно.

– Это твой ребенок! – повторила она.

– Нет, не мой. Чей бы он ни был, это монстр. И ты используешь его, чтобы повлиять на меня. Не выйдет.

– Джим, пожалуйста…

Я наклонился к самому ее лицу.

– Марси, – мягко сказал я. – Замолчи. Это говорит твоя запрограммированность на выживание. Я не собираюсь ее слушать, потому что знаю: она – не то, что ты есть на самом деле.

– Ты – сукин сын.

– У меня был хороший учитель.

Я отошел от нее и включил мегафон.

– Я хочу подчеркнуть одну вещь. Когда животное, болеет, его избавляют от боли. Человеческое существо заслуживает такого же милосердия. То, ради чего мы собрались здесь, не месть. Месть – это преступление против нас самих. Наша акция – это дезинфекция. Не считайте ее жестокой, думайте об этом как об удалении раковой опухоли. Тех, кто чувствует, что не выдержит этого зрелища, прошу уйти. Те, кто пришел сюда ради мести, тоже уйдите. Те, кто находится здесь, чтобы оплакать потерю еще одной частички человечества, останьтесь и разделите с ними свою печаль.

Я повернулся к семерым членам ревилеционистского Племени Джейсона Деландро и надолго задумался. Нет. Больше мне нечего сказать. Все уже сказано.

Джейсон посмотрел на меня.

– Нам предоставят последнее слово?

– Это не казнь. Это терминация. Последнее слово больше соответствует процедуре. Но если хотите молоть языком, никто не будет вас останавливать.