Hospital for Souls (СИ) - "Анна Элис". Страница 16

flashback

— Я не ожидал, что ты согласишься.

У Намджуна в машине места намного больше, чем в чонгуковой. Юнги сжимает ладонями колени, опустив голову вниз, осматривает сиденье, обитое светлой кожей, и очень хочет сбежать куда подальше. Ему не хватает смелости попросить вести машину быстрее, а Намджун и не торопится, будто хочет растянуть их времяпрепровождение наедине, хоть и прекрасно понимает, что Юнги думает сейчас. Как ненавидит его за то, что позволил оставить Чонгука, и как хочет высказать всё, что накопилось за долгие-долгие годы.

— Мы должны съехаться, — утвердительной интонацией произносит Намджун.

Юнги прикрывает глаза. Жизнь с Намджуном кажется ему самым страшным кошмаром, который невозможно вынести. Юнги кажется, что он сойдёт с ума, как только перешагнёт через порог его дома. Хочется верить, что для Намджуна он – очередная игрушка, которая надоест рано или поздно и которую он выбросит потрёпанной, тут же найдя замену. Юнги в этот же самый миг побежал бы к Чонгуку, чтобы признаться ему, что вёл себя, как полнейший придурок, что всё это время о нём думал, что не мог спать, есть, дышать, не воссоздавая в памяти его улыбку. Юнги думает, что уже свихнулся, раз мечтает об этом. Это ведь Чонгук – человек, который его ненавидит и из-за которого он сам страдает. Чонгук, которому всё равно и на него, и на его желания.

Чонгук, без которого хочется удавиться насмерть, потому что жизнь, в которой его нет, пуста и бессмысленна.

Юнги, наверное, уже потерял причины оправдывать свои чувства к Чонгуку. Это грёбанное помешательство – вот что Юнги испытывает к нему на самом деле. Эту нездоровую привязанность нельзя назвать любовью. Это куда хуже, куда страшнее. Юнги, как полоумный, сломал себе весь мозг, а заодно и нервную систему, одними мыслями о них. О их жизни, их счастье. Целыми днями, иногда даже ночами, вместо сна, он думает не о будущем, не о работе, детях, собственном доме, а о Чонгуке. Вспоминает, как тот держит сигарету, как с неприсущей ему нежностью проводит пальцем по щеке, как почти касается его губ своими. Понимая, что это вряд ли когда-то повторится, прокручивает эти моменты в голове снова и снова, как какой-то мазохист, который не может существовать без этой адской душевной боли. И не испытывает ни тревоги, ни паники, когда осознаёт, что Намджун – моральный насильник и садист, получающий удовольствие от одного только вида крови. Это будет не больно – оказаться растерзанным Намджуном. Больно будет никогда больше не увидеть Чонгука.

— Чёрт, Юнги, — машина резко тормозит, и Юнги испуганно зажмуривает глаза, слыша, как Намджун разворачивается к нему. — Я… — он замолкает, а затем с психу ударяет ладонями по рулю. Юнги подскакивает на месте. — Из-за тебя я стал таким. Из-за тебя у меня такая репутация, — Юнги размыкает веки и, не поворачиваясь к нему, косится взглядом на его руки, которыми тот крепко сжимает руль. — Я не монстр и никогда им не был. Это ты превратил меня в психа.

— Что ты несёшь? — бормочет Юнги, чувствуя, как бешено колотится сердце.

— Я ведь говорил тебе. Ещё тогда, на первом курсе, — цедит тот сквозь зубы. — Ты – только мой. Ничей больше. Так какого же чёрта ты начал таскаться за ним?

— Он – мой предназначенный, — твёрдо заявляет Юнги, сам не веря в то, что нашёл в себе силы на произнесение этих слов.

Дверца открывается с подачи Намджуна, и уже через несколько секунд, обойдя машину сзади, тот отворяет Юнги, вжавшего голову в плечи от страха, и, взяв его за руку, тащит наружу.

— Ты ошибаешься, — мотает он головой, прижимая Юнги к холодному металлу и смотря ему в глаза. — Ты чертовски ошибаешься, Юнги.

— Я чувствую, — Юнги прячет взгляд. — Между нами нечто большее, чем…

— Да кому нужны эти сказки про связь?! — Намджун ударяет по машине рукой аккурат в паре сантиметров от головы Юнги. — Послушай, — берёт его лицо в ладони и смотрит, извиняясь. — Я дам тебе всё, что ты захочешь. Сделаю всё, что скажешь. Я не знаю, что чувствуешь ты, но я… — Намджун сжимает челюсти, сморщив лоб. — Я с ума без тебя схожу. Думал, уничтожу тебя, дам тебе ощутить, что у меня на душе, дам испытать ту же боль, которой меня разрывает, и забуду тебя, отпущу, начну заново, — Юнги поднимает на него повлажневшие глаза и сглатывает ком в горле, чувствуя невероятной силы обиду. — Но ты въелся в меня, чёртов Мин Юнги. Жизнь без тебя – это не жизнь, понимаешь?

— Да, — шепчет Юнги и часто моргает, пытаясь отогнать слёзы. — Понимаю.

Как никто понимает.

Юнги тоже раньше думал, что забудет Чонгука, отпустит, начнёт заново. Это ведь всегда было просто – сбежать от кого-то, скрыться. Юнги знает, потому что, сколько себя помнит, постоянно сбегал от всех и каждого: боялся ощутить свою значимость и стать для кого-то целым миром. Он и сейчас боится, правда совсем другого. Это Чонгук теперь значимый, а не он. Чонгук теперь стал целым миром. Без него теперь у Юнги жизнь – не жизнь, а не наоборот. Всё перевернулось с ног на голову, и Юнги не имеет малейшего представления, как справиться с этим и что делать дальше. Понимает только, что уже не сможет перестать это чувствовать. Да и не захочет, если на чистоту. Это ли не настоящее сумасшествие?

— Ты убил во мне всё хорошее. Отнял смысл, отказав мне, — еле слышно говорит Намджун и опускает взгляд на его губы. — А я отнял его у тебя. Мы в расчёте.

— Пожалуйста, — Юнги приподнимает руки и обхватывает пальцами намджуновы запястья, пытаясь убрать его руки со своего лица. — Я не хочу, Намджун.

Прости меня, повторяет про себя Юнги, прости, прости, прости. За то, что стою здесь, зажатый им, чувствуя его буквально всем своим телом, за то, что дышу с ним одним воздухом.

За то, что даже в такой ситуации, находясь на грани, всё, о чём я могу думать, – это ты.

— Я не могу больше ждать.

Голос у Намджуна густой, хриплый. У Юнги бегут мурашки от шеи и до кончиков пальцев. Он старается принять это, как проявление страха, но что-то внутри подсказывает, что страх здесь абсолютно ни при чём.

— Я не отвечу, Намджун.

Страх здесь ни при чём. Юнги выворачивает наизнанку от… безысходности.

— Будешь сопротивляться, я сломаю ему шею, — Намджуну хватает доли секунды, чтобы приблизиться.

Юнги, медленно прикрыв глаза, усиленно пытается представить, что целующие его губы – чонгуковы.

end of flashback

========== Part 11 ==========

Два дня. Юнги понадобилось ровно два дня бесцельного существования на собственной кровати и игнорирования звонков и сообщений от Намджуна, чтобы прийти к выводу, что дальше так продолжаться не может. Всё вокруг стало каким-то тусклым, лишённым смысла. Юнги и раньше знал, что без Чонгука так будет, но сейчас ощущает это буквально и не может перестать злиться на себя из-за этого. Здесь и думать нечего: Юнги просто обязан поговорить с ним, объяснить, что ни за что не поступил бы так, если бы не крайние обстоятельства. Что не нужен ему никакой Намджун, что плевать он хотел на его извращённые чувства. Если Намджун хочет убить Чонгука, который вообще ни в чём не виноват, то пусть убивает и его, Юнги. Это гуманнее, чем оборвать связь между ними и отнять их друг у друга. Вот только знакомо ли Намджуну понятие «гуманность»?

Юнги не раз задумывался, что внутри Намджуна таится какой-то страх, что у него психологическая травма. Может быть, что-то случилось с его родителями, может быть, он стал свидетелем чего-то ужасного. Люди ведь не слетают с катушек по щелчку, как это случилось с ним. У безумия, пусть даже неистинного, зачастую есть причины. Но то, во что внезапно поверил Намджун, нельзя назвать причиной. В самый первый день в университете он, обнаружив у себя вторую точку, с чего-то решил, что Юнги – его предназначенный. Объяснил просто: почувствовал. А потом добавил: «Ты – мой. Я никому тебя не уступлю». Но это как тогда звучало чертовски глупо, так и продолжает звучать до сих пор. В тот день и Намджун, и Юнги познакомились с уймой новых людей, встретились практически со всеми, кто собирался учиться с ними на одном курсе. Даже стали свидетелями того, как Хосок с Чимином увидели друг друга и сразу поняли, что соулмейты. Намджун всегда говорил, что никакой связи не существует, но как же он сам пришёл к выводу, что именно Юнги – его судьба? Почему не Тэхён, который впал в ступор, когда встретился с ним взглядом? Почему не Чонгук? Намджун поместил в свою голову мысль и запер её там. Внушил себе, что есть только один вариант, и все эти годы позволял своему помешательству разрастаться и завладевать разумом. Намджуна стоит бояться, от него стоит прятать взгляд. И убегать от него – тоже стоит. Но его нельзя назвать монстром. Неуравновешенным и сумасшедшим – возможно, но не монстром. Юнги не хочет оправдывать его за ту боль, которую он причинил им с Чонгуком, но не может не ставить себя на его место и не пытаться понять его мотивы. Юнги ведь воспитан в любви, доброте и заботе, он милосердный и искренний.