Полный сантехник - Сэ Слава. Страница 20
Конечно не все так просто. Надо ещё уметь дрогнуть голосом, произнося:
– Три голубца, пожалуйста.
И улыбнуться миру устало и снисходительно.
Разрушительная мощь этого приёма огромна. В нём больше чувств, чем во всех романах Шарлотты Бронте вместе взятых.
Чуткая очередь вздыхает выразительно. Будь эта очередь женской сборной по пляжному волейболу, я б на ней женился. Настолько мы друг другу симпатичны. Но пляжных волейболисток ещё с детства раскупают и сторожат потом с доберманами. В очереди клубятся одни метательницы молота и ядер, недефицитные с детства. Я стесняюсь таким женщинам предлагать серьёзные чувства.
Обычно продавщица радеет обо мне, намекает недвусмсленно:
– Не берите блинчики, мужчина, возьмите строганов, он свежее.
Бровями взмахнёт, как птеродактиль, и ударение сделает:
– Свежее он!
И сразу понятно: блинчики сулят тяжёлое отравление – сыпь, удушье, долгую агонию. А от строганова выйдет лишь весёлая беготня по коридору, к сортиру и назад.
Так всегда было. А тут продавщица ничего не сказала. Только посмотрела в глаза долго, как бы прощаясь. И промолчала.
И конечно, это оказались быстродействующие голубцы улучшенной ядовитости.
Очень, очень неудачно обиделся я в этот раз.
Когда Машке было четыре года, а Ляльке один, я вдруг упал на колени и стал молиться. Дрогой Бог, обратился я в сторону спутниковой антенны, спасибо тебе за всё. У меня всё есть, но очень хочется спать.
И на следующий день, без предварительных знамений прямо с неба спустилась тёща. У неё были крылья с бриллиантами, сапфирные глаза и другие признаки святости. В частности, авоська с едой на три дня. Если грамотно распоряжаться, авоськи могло хватить до субботы. И сказала тёща голосом доброго змия:
– У вас времени – до шести. ЭТИХ я задержу. Бегите куда хотите и познайте там добро.
Мы ж не дураки тратить время на переодевания. Мы, в чём были, прыгнули в мой большой американский лимузин и поехали на море. И выехали на пляж, пустой по осени, и разложили сиденья.
– Ты готов испытать блаженство? – спросила Люся, игриво подняв бровь.
– Я ждал этого вечность, – ответил я самым жарким из всех своих шёпотов.
В ответ Люся улыбнулась и дрогнула ресницами. А я обдал её перегаром, расстегнул ворот рубашки и рукава. А она скинула шлёпки.
И мы обнялись и уснули самым нежным образом.
Потому что две маленьких девочки кому хочешь докажут – нет в свете счастья, есть только покой, воля и три часа, чтобы поспать.
Дети – птахи божьи. Даже в выходной встают с шесть утра и чирикают. Летают по жилищу, ищут, чего поклевать. А мы спим, нам очень хочется. Выходной. Им же некогда спать, детство кончится вот-вот, и конфеты потеряют вкус.
Когда дети приземляются, важно успеть спрятать пузо, иначе печёнки и всякие желудки могут пострадать. Не говоря уже про непасхальные тантрические символы.
Вчера – помню скозь дрёму – с меня стянули одеяло и считали родинки – 103 шт. Я похрюкивал от счастья.
А сегодня я был бережком синей реки. На мне сидели и болтали ногами, с меня ловили рыбу, потом на мне же развели костёр и варили уху.
Люся спросила не просыпаясь:
– Лаврушку кинули?
По пробуждении не помнит. Рефлекс, однако.
Сестра моя мечтала о собаке. О настоящем лохматом друге. Поэтому с первой стипендии завела ротвейлера. А со второй – мужа. И съехала. Пёс остался скрашивать одиночество мамы, которая всю сознательную жизнь ненавидела квартирное собаководство.
Совесть сестры чиста. Она говорит, что теперь маме не скучно, не страшно и к тому же не малоподвижно. Для лектора в возрасте это дорогого стоит.
Однажды пёс пробрался на балкон и съел полмешка сухого корма. Девять кило. Воды ему пить нельзя было, он бы от воды сразу раздулся и лопнул. А прокакаться не мог, насухую. Маман с двух ночи до пяти утра носилась с этим мешком какашек по стадиону, спасала глупую четвероногую жизнь.
В три года у собаки обнаружилась эксплозивная психопатия. Он совершенно не умеет ходить пешком – только вскачь и только в режиме максимальной тяги. При том хрипит и пенится. Маман, чтобы сохранить равновесие, сильно отклоняется назад и бежит в полуприседе. Когда они мчатся вдоль кустов, собаки не видно – похоже, женщина насётся на водных лыжах по асфальту. Лицо у ней при том сердитое. И речи.
У матушки всякие учёные степени, на работе она вся важная, знает слова аккомодация, конвергенция и апперцепция… К ней раз студенты напросились в гости, дипломники. Подошли чуть раньше. А на них из-за угла выстреливает доцент С. в косынке набок и в бигуди. Кренится в повороте, как глиссер. Летит, влекомая чудовищем с раскрытой пастью. И в хриплом дисканте её различимы слова на Х, на П, на Б, и на З…
Потому что аффект.
– Надежда Гавриловна, какие вы слова знаете! – сказала Таня Приходько, очень симпатичная девушка, кстати…
Изучал Люсины пропорции. Оказывается, периметр Люси в районе экватора – 62 см. Длина ноги, если мерять от острова Гаити до Южного полюса – 108 см.
Из этих 108-ми, юбка прикрывает 31 сантиметр. (Жаркую, экваториальную зону).
Потом подумал, что Люсин экватор должен обозначать не середину, самое широкое место на планете. На Люсе самое широкое значительно ниже прежнего экватора и составляет 87 см. А 62 – это длина параллели в районе субтропиков.
Но люблю её, конечно, не за эти синие глаза (левый Тихий, правый – Атлантический), а за Ум, за ноосферу.
Улетает на три дня. Говорит (шутливо):
– Постель менять не буду, чтоб никого не водил.
Походила туда-сюда, рассердилась, стала перестилать на свежее…
– Ты ж дурак такой, притащишь, и что твои бабы обо мне подумают!?
(Вовсе нет у меня никаких баб, но я не признаюсь, чтобы казаться дороже).
Мой приятель Игорёк умел петь песню про медуз. Тихо и проникновено. Поэтому его любили шесть красивых женщин и тридцать – с обыденной внешностью.
Тридцать седьмой стала Рита.
Вообще бесперспективняк.
– Чё мне делать, Слава? – Она вздыхала, как стадо влюблённых слонов.
– Если сидеть в углу – ничего не высидишь. Соверши красивую глупость, чтоб было чего вспомнить, хотя бы…
И вот однажды Рита вышла в центр зала, где сидели тридцать шесть других женщин и сказала:
– Маяковский.