Сломленные (ЛП) - Лэйн Лорен. Страница 12

— Но ты остаёшься? — вопрошает она.

Я крепко сжимаю губы, размышляя. Мне не хочется оставаться. Мне хочется во всё горло позвать Мика и умчаться обратно в Манхэттен, где люди покупают хлеб, где не царит такой долбаный покой, и где у искалеченных войной ветеранов нет сексуальных голубых глаз и хренового поведения.

Но потом я представляю самодовольную снисходительность Пола, пока он глазел на меня с этого истерзанного, некогда прекрасного лица. Он знал, что меня будут одолевать такие чувства. Чёрт, он убедился, что меня здесь ничего не удержит. Будто бы насквозь разглядел мой план ворваться сюда, словно праведный ангел-хранитель, с целью искупить свои собственные грехи, и сказал мне, что не собирается в этом участвовать.

Очевидно, искупить вину будет не так просто, как влить суп в рот измученной признательной души.

Линди выдаёт очередную свою полуулыбочку, которых у неё, кажется, неисчерпаемое множество. Эта улыбка будто говорит: «Жизнь — отстой, но она всегда стоит того, чтобы жить».

— Большинство людей не признают, что он вызывает разочарование, — объясняет она. — Многие из них прикидываются, что он славный, и заявляют, что они единственные, кому по силам его исправить. Хотя иногда они даже не утруждают себя притворством. Они просто-напросто уезжают сразу после встречи с ним, продлившейся меньше нескольких минут.

— Не могу сказать, что виню их, — отзываюсь я, отталкиваясь от столешницы. — Но так уж случилось, что мне больше некуда податься. И ещё я, скорее всего, не тот человек, который может ему помочь, но и в то же время я не знаю, так ли это, когда имеешь дело с ним.

— Ну, тогда, — Линди напоследок похлопывает тесто, прежде чем вытереть руки кухонным полотенцем, — я покажу тебе твою комнату.

Верхний этаж дома так же обширен и велик, как нижний, но его пустота немного нервирует. Я следую за Линди сквозь череду деревянных коридоров, замечая, что мы проходим через десятки спален, ни одна из которых, похоже, не используется. Ну, разумеется: отец Пола здесь не живёт, и я догадываюсь, что Мик и Линди обитают в близлежащем домике для прислуги. Значит, здесь будем только я и Пол. Одни.

Эта мысль должна ужасать, и так есть. Но затем я вспоминаю свою реакцию на него… этот чистый, неразбавленный всплеск влечения, и теперь, в довершение к адской нервозности, я ещё и волнуюсь.

— Вот мы и пришли, — произносит Линди, останавливаясь перед комнатой слева в самом конце коридора. — Это не самая большая гостевая комната, но из неё открывается самый лучший вид во всём доме. Если не считать хозяйских апартаментов, конечно.

— Хозяйских апартаментов, в которых спит отец Пола, когда приезжает? — интересуюсь я, шагнув в комнату.

— Мистер Лэнгдон редко остаётся на ночь, — тихо говорит Линди. — А когда всё-таки остаётся, останавливается в самой дальней от Пола гостевой комнате. Только так они могут сохранить мир.

— До чего же удивительное неблагополучие, — бормочу я.

Но, оглядев свою новую спальню, я временно забываю о проблемах Лэнгдонов, потому что эта комната выглядит как номер на роскошном курорте. Огромная кровать, белоснежно-белое постельное бельё и меховой плед, лежащий в изножье. Мебель размером больше обычного, сделанная из натурального дерева единственного в своём роде качестве, наводит на мысль, что она была сделана в единичном экземпляре, а не в большом количестве, разбираясь впоследствии тысячами семейств.

В одном из углов стоит громадный письменный стол, а в другом кресло для чтения, но светило комнаты — это массивные окна, выходящие на водоём.

— Ничего себе, — шепчу я.

— Видишь, у нас есть то, чего нет в Нью-Йорке, — говорит Линди, даже не потрудившись скрыть высокомерие в голосе. — Например, Фричман-Бэй.

Я не спорю. Мне довелось повидать множество восхитительных пейзажей во время поездок на весенние и летние каникулы, но это место занимает самую высокую планку, потому что оно оказалось попросту непредвиденным. Уже почти стемнело, но это лишь добавляет привлекательности сумрачному водоёму. Могу представить, что в ярком солнечном свету он будет достоин праздничной открытки.

— Ванная там, — говорит Линди, указав на дверь, расположенную напротив окна. — Я положила свежие полотенца, а ещё рядом со шкафчиком стоит небольшой холодильник с водой и закусками. Я готовлю три раза в день. Ничего особенного, поэтому, если тебе понадобится что-либо между, или что-то ещё, всё в твоих руках.

— Звучит замечательно, — отзываюсь я, одаривая её скупой улыбкой. — Хотя обычно я не успеваю проголодаться, когда путешествую, поэтому на сегодня я обойдусь.

Я не ела с завтрака, если не считать съеденные за короткий перелёт крендельки, но мой аппетит определённо временно меня покинул. Скорее всего это как-то связано с тем, что я напоролась на источник всех неприятностей в мире.

— Обычно сиделки разделяют трапезу с Полом? — спрашиваю я.

Линди на мгновение поджимает губы.

— Нет, чаще всего он кушает в кабинете, иногда в спальне. Ты, конечно, можешь обедать со мной и Миком в любое время, но мы предпочитаем кушать в малом доме.

Она говорит это так, как любят говорить люди, когда не очень ждут, что их приглашение примут, и я признаю, что немного подавлена тем фактом, что, по всей видимости, мне предстоит есть в одиночестве. Моя семья всегда устраивала совместную трапезу, поэтому сама мысль о четырёх людях, живущих в одном доме и питающихся раздельно, кажется мне странной.

С другой стороны, принятие пищи в одиночку представляется гораздо менее странным, чем совместная трапеза с Полом. Если бы он вообще допустил это, особенно после того, как я себя повела. Хотя, как ни странно, я всё ещё не жалею о своей чрезмерной грубости. Оно стоило полнейшего удивления на его лице. Да и что-то подсказывает мне, что непредсказуемость — единственное, что мне понадобится, если я захочу иметь хоть какой-то шанс продолжать одерживать верх.

Линди направляется прямиком к двери.

— На кухне и в конце коридора есть телефоны, и на обоих указан номер малого дома. Как правило, я ухожу туда вскоре после того, как Пол заканчивает ужинать, поэтому, если тебе что-нибудь понадобится…

— Со мной всё будет прекрасно.

Она изучает меня целое мгновение, и я практически уверяюсь в её желании уличить меня в обмане.

Но вместо этого дверь за ней закрывается, а я стою несколько минут на месте, разглядывая парусники и желая оказаться на одном из них, уплывая подальше отсюда.

Это лишнее доказательство тому, какой приятной была моя жизнь до последней пары месяцев, когда я по-настоящему никогда и не думала быть печальной. В смысле, я никогда на самом деле не думала и о том, чтобы быть счастливой. Наверное, вы сказали бы, что я плыла по течению в безопасной, хорошей жизни.

А сейчас?

Сейчас я не могу даже вынести мысль о возвращении к своей жизни со всей её глянцевой пустотой, но и остаться в Мэне почти столь же непостижимо. Не только потому, что он мне чужд, и не потому, что Пол — совершеннейший мудозвон, который может или не может меня завести. А потому, что я не знаю, что мне делать.

Завтрашнее утро не за горами, и я жду не дождусь, чтобы приступить к оплачиваемым обязательствам: быть компаньонкой парню, который не может позаботиться о себе. Если не считать хромоты и издёвок, справляется он просто прекрасно. Даже представить себе не могу, что он захочет, чтобы я читала ему вслух классику, пока бы он барахтался в акварели. Мне вообще повезёт, если он позволит мне хотя бы находиться с ним в одной комнате.

Тщетность всего этого угрожает задушить меня, и я приступаю к разбору чемодана, который Мик поднял наверх для меня. С каждым лифчиком, забрасываемым в верхнее отделение комода, я продолжаю надеяться, что это поможет моему мозгу признать, что я остаюсь.

Но вместо этого мои мысли ступают на более смехотворный путь… размышляя над тем, какой лифчик Пол хотел бы увидеть больше всего. Размышляя о том, какими были бы ощущения, если бы он снимал его с меня. Размышляя…