Сестры озерных вод - Вингет Олли. Страница 29
Олеся вытянула вперед руку, та задрожала в воздухе.
— Не… не под… не подходи! — просипела Леся. — Пошел… Пошел прочь!
Зверь зарычал, глаза его блеснули во тьме опасным огнем, свет луны выхватил хищный оскал его морды. Пахнуло тяжелым духом крови и шерсти.
— Уходи, зверь, откуда пришел, уходи! — крикнула Леся, сцепляя пальцы в замок, сама не зная, что осеняет себя защитным знаком.
Зверь подался вперед, топь утробно заурчала под его лапами.
— Если я зверь, то куда ж мне идти? Я и так дома. — Рык обернулся человеческой речью.
Олеся вскрикнула и метнулась в сторону, прочь от тропы. Мгновение, и вот она уже по колено увязла в болоте. Затрепыхалась, закричала, попыталась вырвать ноги из скользких объятий, но только сильнее увязла. Жижа поднялась к поясу, жадно булькая, и не за что было ухватиться, чтобы удержаться на поверхности. Леся взмахнула руками, крик застрял в горле, еще секунда, и она бы оказалась по пояс в воде. А там и по грудь, и по шею, а после жижа хлынула бы ей в рот, забила нос, ослепила глаза. А на дне, куда Олесю утащила бы болотная сила, ее бы встретил Степушка.
Но Леся не думала о нем, она боролась — хрипела, скалилась, с каждым движением все глубже увязая. Ее руки бесцельно шарили в воздухе, не было надежды отыскать ни единую веточку, не было ни малейшего шанса спастись.
И когда Лесины пальцы нащупали в пустоте чью-то твердую ладонь, и когда кто-то схватил ее и потащил вверх, больно стискивая, она не позволила себе поверить в спасение. И даже оказавшись на твердой тропе, припав к ней всем телом, целуя землю, которая не желала поглотить ее, какая-то часть Леси продолжала тонуть, уходя на самое дно.
— Куда тебя понесло, дура? — рычал над ней зверь. — Там болото всюду!
— Я не знала, — пролепетала Леся, пытаясь отдышаться. — Я не знала, что там болото… я у поляны была… — Слезы пришли сами собой, спасение причиняло такую острую боль, которую и смерть не способна дать.
— Какой поляны? — Зверь высился над ней, яростно сопя.
— Лобной… — Слово само пришло на ум, Леся пробормотала его между двумя всхлипами.
— Твою мать! — Зверь встряхнул ее за плечо, грубо, зло. — Ты чего там делала? На поляне этой? Откуда знаешь про нее?
— Глаша… — Горло стискивали рыдания. — Глаша привела…
— Так ты что? — Зверь склонился над ней, повернул к себе, заставил поднять лицо. — В доме была?
Луна пробивалась через кроны деревьев, дробя весь мир на кусочки света в кромешной мгле. И морду зверя она разделила так же. Вот из тьмы выглянул серый в зелень глаз с темными ресницами и изогнутой косматой бровью над ним. Вот спутанная борода пошла от щеки вниз. Вот крыло широкого носа. Вот острый, выдающийся вперед белый клык заблестел над губой. Даже в лесной тьме нельзя перепутать морду зверя и человеческое лицо. Теперь Олеся видела, что перед ней склонился тот самый мужчина, которого они оставили в комнате лежать на столе, пускать черную жижу из приоткрытого рта. А теперь он смотрел на нее, присев на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Но даже так он продолжал оставаться зверем, сколько бы луна ни пыталась доказать Лесе обратное.
— Ты зверь… — проговорила она, не в силах совладать с удивлением.
— А ты — куница глупая. — Зверь втянул влажный воздух леса широкими ноздрями. — Болото проснулось! Чего удумала к нему идти? Дура-девка! — Покачал косматой головой, капли дождя посыпались с волос, вторя воде, льющейся с неба.
Леся прислушалась к шепоту леса, но тот молчал. Никто больше не аукал ей из чащи. Никто не пропевал ее имя на тысячу голосов. Только зверь рычал, нависая над ней, да холод от сырой земли пробирал до костей грязное полуголое тело. Леся дотронулась до скользкой рубахи и сморщилась от отвращения.
— Я не к болоту шла… — не зная, зачем вообще оправдывается, сказала она. — Я искала тропу. К дороге.
— К какой дороге? — Зверь дернул плечом. — Ай, и дела нет! Говори лучше, где тетка Глаша?
— Там. — Она обернулась, уверенная, что за спиной откроется дорога обратно, но кругом равнодушно шумел ночной лес. — На поляне она была…
— С кем? — Зверь терял терпение.
— С Олегом. — Леся не хотела, но вспоминала. — И ведьма эта старая… Она мальчика утопила! — Выкрикнула и вдруг поняла весь ужас случившегося.
Мальчик, милый рыжий Степушка, конопатый и мягкий, умеющий вырезать из дерева листочки, упал в болото, и то поглотило его, накрыло с головой холодной жижей.
— Аксинья с ними? — то ли спросил, то ли прорычал зверь.
Лесе стало еще страшнее, она осторожно кивнула. Зверь оскалился, подобрался, готовясь к прыжку.
— И что она? — Вопрос зазвенел в воздухе.
— В болото толкнула, — чуть слышно выдохнула Леся. — Степушку.
Зверь отшатнулся, блеск его глаз померк, словно бы он зажмурился от острой боли, а когда зеленоватый их огонь вспыхнул снова, то в нем зримо налилась яростная жажда крови.
— Убью суку, — почти равнодушно, но от того невыносимо страшно сказал он. — Пойдем! — И схватил Лесю за локоть, одним рывком поднял на ноги.
— Я не хочу! — Она затрепыхалась, но куда там. — Не пойду я к ним! Они ненормальные! Опусти! Мне домой надо!
— Ненормальные, говоришь? — Встряхнул посильнее, привлек к себе, чтобы она почувствовала злобу, кипящую во всем его существе. — А сама-то что? Или не слышишь, как болото зовет?
Листья дрожали на ветру, под ногами хлюпала грязь, где-то надрывно скрипело подломленное дерево. Ничего странного, простые звуки леса. Но Олеся понимала, о чем рычит ей зверь. Она и правда шла на зов, аукалась с кем-то, ждущим ее впереди. Но было ли это болото? Как теперь разобраться?
— Вот и молчи! — Тишину в ответ зверь принял за признание его правоты. — Думаешь, не узнал тебя? На весь лес воняешь страхом, так я тебя и учуял в первый раз. Я спас твою мышиную душонку, притащил в дом. Ты в долгу передо мной.
— Я уже отработала… — просипела Леся, отводя глаза от мерцающего злобой звериного взгляда.
— Полы помыла? Курам зерна бросила? — Зверь оскалился. — Ты пойдешь со мной. И на лобном месте признаешь старую ведьму виновной. Поняла? Вот тогда я смогу ее убить.
Что было ответить ему, чующему кровь зверю? Леся кивнула, соглашаясь, и цепкие, злые пальцы ослабили хватку.
— Отпусти… — жалобно попросила она, но зверь ее не слушал.
Он повернулся лицом к чаще, наклонился к земле, потащил за собой Лесю. Так они и замерли, скорченные нелепым поклоном. Потянулись секунды, грузно взлетела из кустов большая птица, пузыри гнилого воздуха лопались в болотной топи, лес молчал, но зверь вслушивался в его молчание, а потом встряхнул головой и выпрямился.
— Не отставай, — бросил он, направляясь в чащу.
Его ладонь продолжала стискивать Лесин локоть. И она пошла следом — грязь облепила ноги, мокрая рубаха холодила тело, беспамятство слилось с усталостью в беспросветный морок. Никогда еще Олеся не чувствовала себя такой беззащитной, как влекомая зверем из ниоткуда в никуда.
Вначале вообще ничего не было. Бесконечная тьма хлынула сразу изо всех щелей, затопила все кругом, заслонила Демьяна от леса, озерной глади и тварей с болота. Вот он стоял на кромке перелеска, говорил с той, что пришла на место его любимой женщины, а вот мир обратился во тьму. Так чувствует себя неразумная птица, если в полуденный зной накрыть ее клетку черной тканью. Дема застыл, ощущая под собой землю, слыша еще отголоски жизни леса, схватился за них, как за спасительную веточку над водоворотом, но тут погасли и они. Исчезли, будто не было.
На какой-то миг, стремительный, а может, и бесконечный, Демьян завис в кромешном нигде, еще понимая, кто он. А после пропало и это. Черная вода затопила его, залилась в рот и уши, наполнила легкие — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Если бы Дема мог размышлять, то решил бы, что это смерть. Пустая и беспробудная. Но разума в нем не было. Ничего не было. Одна тоска и черная вода.
Иногда она шла рябью, иногда стояла, а порой выходила из него, как из берегов. Мерзкая жижа, гнилая и мертвая. И Демьян сдался. Растворился. Исчез.