Близкие контакты седьмого рода (СИ) - Инош Алана. Страница 4

— Я не всё понимаю, но это неважно. Неважен сюжет. Я готова смотреть этот видеоряд только ради Гуттиэре. Ради неё я сюда и прилетела.

Это прозвучало весьма романтично. Гипнотические глаза воззрились на Лесю, а тонкие, очень длинные пальцы опять коснулись её щеки.

— Прости за любопытство... А что у тебя в глазах мигает, когда ты ищешь что-то в словаре? — задала Леся не дававший ей покоя вопрос. — Ты ведь как будто не робот... Ты же живая?

— Это многофункциональные линзы, — объяснила Айяла. — Старая, но удобная технология. Используются в том числе и как панель управления множеством приспособлений. Через них я могу «без рук» управлять звездолётом, компьютерами, получать и отправлять текстовые и видеосообщения, снимать видеоролики и фотоизображения, считывать разнообразную информацию, работать с теми же словарями. Также в них встроен мини-излучатель для введения в анабиоз. Это технология самозащиты. Мы — не воинственный народ, но представители других цивилизаций разные бывают.

— Интересно... А расскажи о своей планете, — попросила Леся.

— Словесная передача информации отнимает много времени, — сказала Айяла. — Я введу её тебе прямо в сознание. Не бойся. Это не причинит тебе вреда.

Снова мягкие, чуть прохладные пальцы коснулись висков. И в мозг Леси потекли образы, картинки... Но не плоские, а наполненные смыслом, который разворачивался с трёхмерной живостью и объёмом. И это было похоже даже не на фильм, а на... реальность, живую и настоящую, осязаемую.

Эйю населяли существа с женским обликом, но способные оплодотворять друг друга. Они давно не воевали, строили прекрасные города, создавали чарующую музыку и «поющую скульптуру». В человеческих понятиях этот вид искусства было не объяснить, это следовало видеть и слышать. Института брака у эйянок не существовало. Две понравившиеся друг другу особи зачинали потомство, а потом либо поддерживали отношения, либо расставались, чтобы найти новых партнёров. Никто друг другу не устраивал сцен и скандалов, у них не было чувства собственничества. Век эйянок был долог — до пятисот земных лет, поэтому за свою жизнь они успевали и построить карьеру, найти свой путь к самовыражению и творческой самореализации, и продолжить свой род. Для всего было своё время. Часто зарождение новой жизни происходило в пробирке, но если беременность наступала естественным путём, по желанию эйянки крошечный плод через короткое время после зачатия извлекали (эйянские технологии позволяли сделать это без вреда для него) и быстро перемещали в искусственную матку, где он тут же обрастал сосудами, которые доставляли к нему питательные вещества. Естественные роды были уже не в моде, их вытесняли такие вот инкубаторы. Когда дитя было готово к жизни вне искусственной утробы, счастливые родительницы приходили за своим ребёнком и забирали его.

...Леся открыла глаза. Ей потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя после этого погружения в инопланетную действительность.

— Ты выглядишь не так, какими я видела твоих... сородичей, — проронила она.

— Это маскировочный костюм, — ответила Айяла. — Он имитирует внешность людей. Я предстала в нём перед тобой, чтобы ты не слишком... офигела.

У Леси вырвался смешок. Не потому что словечко было употреблено неверно, просто оно прозвучало забавно из уст эйянки.

— Мне вполне хватило Марьяны в анабиозе, телепортации и твоего звездолёта, чтобы не только офигеть, но и... — И Леся сжала губы, не дав вылететь «воробью» — более ядрёному словечку.

— Что-что? — сразу насторожилась Айяла, жадная до новых знаний.

— Пожалуй, тебе это слово знать не обязательно, — смущённо засмеялась Леся. — Оно относится к... э-э, непристойной лексике.

— Я лишь из чисто лингвистического интереса, — сделав невинные глаза, сказала эйянка. — Обещаю, что не стану его произносить.

— Это более сильный синоним, — хихикнула Леся. — Иди сюда, на ушко скажу.

Эта близость к Айяле пробуждала в ней странное чувство — будто лёгкие искорки падали и нежно таяли на коже. Её рука сама потянулась к коротким тёмным волосам эйянки, но они были искусственными — частью маскировочного костюма.

— А ты через этот костюм вообще что-то чувствуешь? — полюбопытствовала она.

— Не очень хорошо, — призналась Айяла. — Он задерживает до девяноста процентов тактильных ощущений. Я не могу в полной мере ощутить тепло твоей кожи... моя Гуттиэре.

— Ну, так сними его, — предложила Леся. — Я всё равно уже видела вашу внешность, когда ты мне вводила в мозг сведения о вас. Я не испугаюсь, правда. Можешь быть собой и не маскироваться под человека.

— Хорошо. — И губы Айялы приподнялись уголками в намёке на улыбку.

Она нажала что-то на задней стороне шеи, и человеческая оболочка сползла с неё, как кожа со змеи — вместе с комбинезоном. Под ним, впрочем, оказался его двойник — Айяла предстала перед Лесей отнюдь не нагишом, зато без волос. Её красивый и блестящий, изящный череп был начисто лишён даже пеньков волос, даже намёка на корни. Цвет её кожи был довольно смуглый — как какао на молоке. Кожа лоснилась и поблёскивала, как атлас. На месте бровей мерцали вживлённые голубые стразы разного размера — по четыре на каждую бровь. Нос оказался ещё тоньше, с узкими ноздрями, а рот — плотно сжатый, тонкогубый, небольшой. По бокам шеи свисала бахрома из тонких выростов длиной в палец, похожих на макароны. Только глаза оставались прежними — чарующе-фиолетовыми, нереальными, колдовскими.

Рука Леси невольно потянулась к «макаронам». Она не испытывала ни страха, ни брезгливости, только любопытство. Они оказались очень мягкими — нежнее, чем пальчики новорождённого ребёнка. А Айяла от прикосновения вдруг содрогнулась, судорожно втянула воздух и закрыла глаза.

— Что? Больно? — испугалась Леся.

— Нет. Не больно. — Открывшиеся глаза Айялы затуманились, словно от хмеля. — Эти выросты очень... чувствительные. Я ощущаю не боль, а возбуждение. На нашем языке они называются ийялакури. Переводится приблизительно как «нити удовольствия».

Эти «нити» были удивительно приятными и нежными на ощупь, тёплыми и пахли чем-то вкусным, сладким, кондитерским. Какой-то запах из детства. Леся не могла припомнить и понять, что именно он напоминал... То ли изумительно вкусное пирожное, то ли торт, то ли печенье. Волшебное, сказочное ощущение. От него нежно щемило внутри, всё сжималось, ныло. Просто изнывало.

— Любопытно, — проговорила Айяла. — Оказывается, наши феромоны действуют и на вас. Этот вопрос у нас не изучался...

Запах сводил с ума, пьянил крепче вина, ломал все преграды и барьеры. Леся была готова запрыгнуть на Айялу и обхватить ногами, и это не казалось ей странным и диким, неестественным. Если вглядеться, в инопланетном лице проступала особенная красота и гармония. Но больше всего Лесе хотелось ощутить её внутри себя...

— Подожди, ты всё ещё пахнешь алкоголем, — поморщилась Айяла. — Вот, вколи себе. Это очистит твой организм от всех вредных веществ разом. Я взяла с собой несколько ампул на случай отравления.

И она вложила в ладонь Леси небольшую шприц-ампулу с накрытой колпачком иглой.

— Недурной детокс, — поразилась Леся инопланетным технологиям.

Она сейчас испытывала к Айяле полное доверие. Сладкий запах расслабил её, покорил. Её губы сами тянулись к пахнущим вкусным тортом «макаронам», и она почти не почувствовала укола. Лишь комната с ёлкой поплыла в звоне новогодних бубенчиков вокруг Леси, пол ушёл из-под ног, но упасть ей не дали руки эйянки, с виду совсем не мускулистые, но обладавшие железной силой.

— Не пугайся, слабость кратковременна, — успокоила Айяла. — Всё будет хорошо.

Она оказалась права. Дурнота слетела, как дымка, и на смену ей вернулось это безотчётное, безграничное и не признающее никаких рамок желание — слиться, утонуть в объятиях...

— Я хочу знать, как пахнет твоё остальное тело, — шептала Леся в сладком, как торт, полубреду. И вместе с тем сознание оставалось ясным. Оно понимало: она хочет полного слияния, без остатка и без запретов. Делать всё. Отдавать всё и брать всё.