Ярый Рай (СИ) - Серебро Гера. Страница 28

Внутри нее два дома. Два!

Как выдернуть ее оттуда?!

Способ один. Способ прискорбный. Иного варианта нет.

Подвывая, почти не видя из-за красной пелены, он разорвал платье девочки и оголил живот. Приложил к нему ладони. Настроился. От страха задрожал. Внутри начался ливень.

Провел по себе рукой, подхватывая красные нити боли. Собрал колышущийся шар. Поднял глаза к небу, прося у него сил. Выдохнул. Плавно втолкнул шар в маленькое тело. Торопясь, чтобы не передумать. Заранее сжимаясь, зная, к чему это приведет.

С диким, режущим слух воплем, девочка выгнулась и очнулась. С хрипом вдыхая воздух, приподнялась на локте и откашлялась водой. Со стоном схватилась за живот. Мутным взором обвела пространство, и вскоре с ужасом смотрела на него.

Ярый перекорежился от боли. Наверное, опять ошибся, опять не рассчитал, и сделал маленькому дому хуже, чем было нужно. Все окончательно испортил. Теперь надежда одна, на козырную карту. Слабая. Потому что рано, рано, слишком рано!..

Прошла мучительная секунда, Ярый перестал контролировать себя и утратил способность соображать. Сердце без ритма колошматило по ребрам, вены вздыбились, готовые взорваться. Все чувства обострились, боль усилилась стократ. Тело скрутило. Сосуды лопались в глазах.

Девочка закричала. Громко. Невыносимо. Крик иглами втыкался в мозг и буравил его насквозь.

— Уйди, — как зверь, зарычал Ярый. — Уйди! Уйди!!!

Она, сперва ползком, после вскочив на ноги, ринулась в чащу; Ярый, издав нечеловеческий вопль от адских судорог в груди, обмяк и лег на землю. Перед глазами все померкло, и стало хорошо. Тихо. Спокойно.

Очередная смерть. Увы, опять не навсегда.

Глава 17

О тотальном взаимоНепонимании

Рональд косил на заднем дворе, почти у самого леса. Получалось плохо. Неудобная коса или втыкалась в землю, или скользила по поверхности травы, или просто прогибала ее под собой — делала все, что угодно, но не срезала. Но Рон упорно продолжал делать вид, что очень, очень занят, чтобы как будто бы случайно столкнуться с Лизой, которая вот-вот должна была прийти, и чтобы Грэгор не догадался, что он намеренно ее тут поджидает. Потому что последние дни Рональд слишком уж навязчиво крутился возле нее, подозрительно навязчиво, и, стыдно признаться, совсем запустил сад, потому что в свободное время мчался не к цветам, а к Лизе.

Утром он был готов умолять и упрашивать девушку, чтобы она никуда не ходила с лесным чудовищем. Потому что своими же глазами видел: Ярый меняет Лизу, и не в лучшую сторону. Она все чаще уходила в себя. Смотрела отрешенным взглядом — точно таким же смотрело чудовище. Странно себя вела. Подолгу щупала предметы, зачем-то нюхала их, пробовала на вкус. Говорила непонятные вещи. Задавала странные вопросы. Сверчки, ромашки, светлячки… Это пугало. На нее было больно смотреть. И Рон едва не ринулся за Лизой, когда после завтрака она встала с супругом и ушла вместе с ним, и только присутствие за столом Грэгора удержало от опрометчивого шага.

И Рональд понимал, что пропал. Совсем. Вчерашний вечер послужил последней каплей и все в нем перевернул. Он знал, что не сегодня, так завтра, но выдаст себя, выдаст с головой, уже выдает. Его трясло от собственного бессилия. Он хотел Лизу, хотел прижать к себе, отдаться, растаять в ее руках; хотел разобраться, что происходит, что именно они там делают, при чем тут Грэгор, зачем он так поддерживает Ярого. Почему жизнь так несправедлива и почему ему досталась роль обычного помощника, незначительного, которому не полагается знать всё, но тут же одергивал себя, сгорая от стыда, потому что понимал, что ему непозволительно роптать на и без того излишне благосклонную судьбу, и что роль помощника в его ситуации — непозволительная роскошь. Что, не попади он сюда, то от него осталась бы только тень, забитая и нелюбимая никем. Когда Рональд вспоминал, как он жил там, ему становилось дурно. И самым страшным кошмаром было бы вновь попасть в тот ад. В котором он никогда бы не познал и десятой доли той гаммы непередаваемых чувств, безумно прекрасных, разрывающих его сейчас изнутри. Окрыляющих. От которых хотелось смеяться и плакать одновременно. Он мог бы всего этого не знать, а ведь после всего испытанного здесь жизнь уже казалась прожитой не зря. И ему следовало бы быть благодарным, судьбе, Грэгору, Лизе и даже Ярому, а не лезть на рожон и сетовать на несправедливость.

Но не думать о Лизе не получалось. Не ненавидеть Ярого и понять Грэгора тоже не получалось. И самое паршивое — девушка до сих пор не воротилась. А она никогда не уходила настолько надолго, что озадачивало и почему-то злило. Злило так, что после очередного взмаха коса неожиданно срезала траву, точно бритвой. А Рональд стоял, смотрел на ровную выкошенную дугу и чувствовал себя дураком, потому что один только факт того, что он схватил косу, до которой ни разу за три года не притрагивался, и ушел туда, где траву никогда не косили, по идее, должен был насторожить Грэгора, и он, размахивая тут руками больше часа подряд, только привлекает его внимание — но почему-то лишь сейчас это понял.

«Скоро все всплывет», — окончательно уверился Рональд и поник, но потом произошло такое, что все мысли до единой начисто вылетели из головы. Он услышал ее истошные крики, пронзительные, отдающиеся эхом в ушах, от которых в жилах вскипела кровь, а рассудок помутился. А после — нечеловеческий рык Ярого. Сердце подпрыгнуло, страх объял все его существо, и Рональд, совершенно не контролируя себя, отшвырнул косу и помчался в лес, не разбирая дороги. Когда он нырнул в чащу, вопли пропали. Громко хлопая крыльями, над деревьями врассыпную разлетелись птицы, и стало до жути тихо. Боясь, что не успеет, Рон ускорился. Быстро-быстро забарабанило сердце, когда впереди показался дом с настежь распахнутой дверью — он влетел туда, едва удержав равновесие на пороге, осмотрелся и отшатнулся назад.

Внутри никого не оказалось.

Он выскочил наружу, растерянно посмотрел по сторонам, закрыл глаза, прислушался. На обычно тихом озере сегодня подозрительно громко квакали лягушки, словно их что-то вспугнуло, и Рональд не мешкая побежал туда кратчайшей дорогой, напролом через кусты, не успевая уворачиваться от хлещущих лицо тонких веток. Рон мчался и не знал, что вместе с ним к озеру стекаются и тени, что они кружат вокруг него, пролетают насквозь, что он находится в эпицентре тугого потока, и только чувствовал легкое покалывание в тех местах, где они прикасались к коже.

Покалывало все тело.

Вот показалась водная гладь. Берег. Тело на нем. Рональд сбавил ход и с опаской приблизился — на земле, в неправильной, скрюченной позе лежал Ярый и не шевелился. Он выглядел мертвым. Волосы его смешались с грязью и слипшимися прядями разметались по земле, на тело налипла тина и подсохла на солнце замысловатым узором, широко раскрытые глаза стали казаться светлее из-за белесой пелены. Он не дышал. Лицо застыло в гримасе боли. Рон едва не закричал от ужаса, закрыл рот ладонью, подавил рвотный позыв и с трудом отвел взгляд от жуткого зрелища. Сделал пару шагов и рухнул на колени.

«Лиза, Лиза, Лиза», — стучала по вискам одна и та же мысль. Если чудовище мертво, то что случилось с ней, куда она пропала, жива ли и где ее искать? Взгляд зацепился за обрывок ткани, от ее платья, зеленого. Трясущимися руками Рональд подобрал лоскут и поднял взгляд выше. Увидел следы на берегу, совсем свежие. Одни вели к воде, исчезали в ней и возвращались обратно, большая стопа, определенно Ярого; другие, помельче, вели в чащу. Неровные, смешанные с отпечатками ладоней и округлыми ямками от, наверное, коленей. Она как будто спасалась от чего-то ползком, но, раз Лиза могла ползти, значит, она еще жива — Рон немедля поднялся на ноги и побежал по следу. Воображение рисовало самые страшные картины того, что могло случиться, а страх за нее затмевал разум. Рональд закрыл лицо руками и бросился в чащу, туда, где за тонкие ветви зацепилось платье и оставило след в виде зеленых ниток.