...а мы - с Земли (СИ) - Серебро Гера. Страница 33

В зеркало Саша старался не смотреть. Глаза пугали. Погасли.

— Я сегодня человека спас!

— Тихо. Мэл спит, — не сразу очнулся Саша. С трудом вспомнил, кто он и что здесь делает. Голова гудела.

Протяжно зевнул. Погладил веточку Бени. Ну надо же, как нелепо получилось: восемь лет фикус прекрасно рос, а сейчас, всего-то за несколько дней, завял и почти умер.

«Прямо как я», — подумал он.

— Это хорошо, что спит, — перешел Кира на шепот и подкрался ближе. Недвусмысленно обнял, погладил грудь. — Ух, как я тебя хочу!

— Отстань, — вяло отмахнулся Саша.

— Что значит, отстань? Сашенька, ну хоть, — и прошептал на ухо одно слово.

— Кира. Я же сказал. Отстань!

— Ах так, — партнер встал на ноги. — Ты уклоняешься почти неделю! А я взрослый самец, мне нужен секс!

— Ну так лети к этому, Дане, или к тому, как там его…

— А по правилам мой единственный партнер отныне ты! А из-за тебя я даже после работы разрядиться не могу! И вообще, я человека спас, а ты хоть бы что-нибудь сказал! — возмутился партнер. Громко возмутился. В спальне раздалось недовольное кряхтение, быстро перерастающее в крик — и одновременно с омерзительным звуком, похожим на предсмертный визг свиньи, в Саше проснулась злость.

— Я же сказал. Не ори! Мэл спит! — поднял он глаза на Киру. С трудом сфокусировался: от недосыпа перед глазами плавали темные круги.

— Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь. Я глава семьи отныне, и будь добр меня уважать! — вскипел Кира тоже. — И иди, успокой ребенка, чего он орет так?! И дай мне поесть, и приготовь чистую одежду!

— Чего-о-о?! — от возмущения Саша забыл все слова разом. — Чего-о-о?!

— Я пришел домой, я устал, я весь день в поте лица спасал Землю, а ты, Сашенька, все это время проторчал дома и палец о палец не ударил! Дома бардак, ребенок орет, ты на полу прохлаждаешься и даже не можешь меня нормально встретить!

— Да ты!..

— И успокой ребенка!!!

— Да я…

— Ты — неадекватный!

— Да заткнись ты наконец! — Саша встал на ноги. Покачнулся — все тело затекло, а в глазах потемнело. Большим пальцем провел по лезвию ножа, схватился за стену, чтобы не упасть. Пол в комнате качался. — Ты обещал прилететь в шесть. В шесть!!!

— Ты нормальный вообще?! То есть, из-за твоей феминной блажи я должен был оставить человека умирать?!

— Блажь?! Феминная блажь?! Беня из-за тебя умрет!!! — проорал Саша и помотал головой. Визг ребенка, перекореженное лицо напротив, лысый фикус, грязь, хаос — какой отвратный сон! Как из него проснуться?!

— Беня?! Это обычная трава! — Кира шагнул к горшку, схватил фикус за ствол и дернул на себя. Обрывки корней закачались в воздухе, в стороны полетели комья земли, горшок упал на бок и с грохотом по дуге откатился к стене. — Трава! И тебе не о траве надо думать, а обо мне и о ребенке!

То, что было партнером, швырнуло Беню на пол. Остатки листьев облаком вскружили по комнате и медленно осели на то, что осталось от любимого фикуса. Саша обомлел. Не верил собственным глазам. Но Бенечка на самом деле лежал у его ног, облезлый, жалкий. По корням сочились капельки влаги, а тонкие ветки извивались и царапали пол. Он умирал.

«Это не сон. Это кошмар!», — внезапно понял Саша. Медленно перевел взгляд на монстра, ухмыляющегося напротив. Какое мерзкое лицо!

По боковому зрению померкло. От ярости подрагивали кончики пальцев, а ладонь так стиснула лезвие ножа, что на пол побежала струйка крови. Капли стучали — «кап, кап, кап», или же это отдавался пульс в ушах, было не разобрать. Тяжелый взгляд сконцентрировался исключительно на стоящей рядом твари, источнике проблем и его, Сашиных, страданий. С трудом удерживая равновесие, он шагнул вперед.

Убийца Бени побледнел и попятился назад.

— Саша, Сашуля. Ты сам меня довел! — заблеял монстр.

Вот только смысл произнесенных слов уже не понимался.

А после произошло такое, к чему жизнь Киру ну никак не готовила. Он догадывался, что, вероятно, не стоило трогать злополучный куст, потому что Саша на это отреагировал слишком уж остро. Партнер словно обезумел, хотя, не «словно», а на самом деле обезумел: его глаза налились кровью и неестественно выпучились, лицо с огромными темными кругами исказилось маской гнева, и он, шатаясь, двигался навстречу. Кире стало не по-детски страшно.

— Саша, ты порезался. Сашуля, у тебя кровь течет. Саша, ты нормальный, нет?! — попятился он назад. Казалось, партнер не понимает, что ему говорят, едва ли вообще хоть что-то слышит. — Саша! Очнись!

Спина уперлась в стену. Внезапно Кира осознал, что партнер не притворяется, а на самом деле ничего не слышит и не понимает. И ведь было бы из-за чего! Вот Саша медленно, как в приторможенной трансляции, отвел руку назад. Вот он прищурился, присматриваясь к его груди. Вот остановился, замер, вот окровавленная рука с зажатым ножом рывком подалась вперед.

И только сейчас Кира сообразил, что именно намеревается сделать партнер. Сообразил, но поверить в подобное не смог, потому что это было чем-то непостижимым, невероятным, потому что никогда и никому на всей планете и близко не приходило в голову, что человек может нанести физический вред другому человеку; потому что две аксиомы — помоги другому и не трогай другого — с младых лет прочно вбивались на подкорку. Потому что дети, не усвоившие элементарное и незыблемое правило, не могли получить статус взрослого человека. Потому что это в целом шло вразрез с устоявшейся картиной мира, с нормами морали и со здравым смыслом. Но вопреки всему прошивка Саши слетела напрочь — со свистом нож полетел прямиком в Киру. Годы упорных тренировок и безупречная реакция сделали свое дело — он машинально увернулся, и лезвие всего лишь чиркнуло по плечу, вонзившись в стену сзади.

Кира растерялся так, что некоторое время не мог пошевелиться. Бывало, он шел один на зверя. Бывало, лез в опасные места. Нередко рисковал, ходил по грани, но чтобы ему было при этом страшно — никогда. Тогда он знал, что и как необходимо делать, а сейчас — не знал. Маленький и хрупкий Саша, всегда послушный и удобный, сейчас олицетворял собой чистое зло: невменяемый и с красными глазами, непредсказуемый, он развернулся. Шатаясь, двинулся по коридору, к той комнате, где громко кричал Мэл — и Кира догадался, что, если он и дальше будет здесь стоять, то ребенок скоро умолкнет. Не так, как бы хотелось, а навсегда.

Опять на автопилоте — немедленно спасти другому жизнь! — Кира помчался в детскую. И вовремя: партнер переложил визжащего ребенка на взрослую кровать, сам отошел, привычным жестом отвел руку, но не успел утихомирить Мэла — сильный толчок, и Саша отлетел к стене. Быстро, за считанные секунды, Кира схватил младенца, выскочил из комнаты, захлопнул дверь, заградил ее комодом; услышал, как партнер чем-то тяжелым бьет по окну. Стекло задребезжало.

Не соображая, Кира выскочил из дома. Ребенок посинел от крика и охрип, сердце колошматило по ребрам, а позади раздался звон — стекло разбилось. Бежать к гравиталетам, парящим с южной стороны нового дома, не вариант, примерно там и вылез Саша, куда тогда? Соседи! И в темноте, под шум ночного моря, прячась в прибрежных зарослях, Кира, как ветер, помчался в соседний дом. Как добежал и как попал вовнутрь — не помнил, очнулся уже там, за столом, с кружкой приторного настоя, вроде бы как, из валерианы.

— А Саша? — подался вперед Рома.

— А что — Саша?! Он убить меня хотел! Убить! Меня, ребенка! Вы понимаете? Убить! Ножом, как диких кабанов, прирезать! Живых людей!!! Да он, да он… с катушек съехал! Вы бы видели это лицо! Он ненормальный!

— Так не бывает! Люди не могут убивать людей! — Рома, как здравомыслящий человек, отказывался верить. Но факты были налицо.

— Так, Кира, тихо, все, спокойно! Всё позади. И что-то надо делать… Организаторы! Надо немедленно с ними связаться! — воскликнул Воля. Услышанное и его повергло в шок.