Мерзавец Бэдд (ЛП) - Уайлдер Джасинда. Страница 31

‒ Умник, ‒ прорычал я.

Зря я это сказал. В тот же миг все три моих брата выдали в унисон:

‒ Это лучше, чем быть тупицей!

Это была любимая фраза отца, и слышать это от них да еще в один голос... это меня выбесило.

‒ Черти вас подери, ублюдки. Мне не нужно это дерьмо, ‒ я сходил в свою комнату, накинул на плечи рубашку, всунул босые ноги в сапоги и проскользнул мимо моих идиотских братьев к лестнице.

‒ Куда собрался, говнюк? ‒ спросил Бакстер.

‒ Черт, да чтоб я знал. Подальше от вас, ублюдков, ‒ сказал я, спускаясь по лестнице.

Брок увязался следом за мной. Я это проигнорировал, хотя из присутствующих братьев он был самым здравомыслящим, так что была вероятность, что он действительно мог подать дельную мысль. Единственный из прочих братьев, кого я когда-либо действительно слушал, ‒ это Лусиан, просто потому, что он был крайне неразговорчив. Он редко произносил за раз больше пары слов, но если такое случалось, то его тщательно подобранные точные слова пробирали до костей.

Мой плащ пропал, а это, как я надеялся, могло означать, что Дрю его одолжила, и сейчас находится где-то там, снаружи.

К черту. Это просто небольшой дождик, что может случиться?

Я просто собираюсь прогуляться, чтобы охладить голову, твердил я себе. И я вовсе не искал Дрю.

‒ Ну и где она может быть, как думаешь? ‒ спросил Брок.

‒ Не знаю.

‒ Ты не знаешь? Ты не знаешь, куда она могла пойти после того, как ты ее бросил?

‒ Да я ее только встретил, Брок. Буквально позапрошлым вечером. Нечего здесь бросать.

‒ И, тем не менее, ты на нее уже запал?

‒ Да не запал я на нее, придурок, ‒ мне не нужно было даже смотреть, чтобы увидеть его изогнутую бровь, ‒ и опусти эту чертову бровь, пока я не разбил твою симпатичную мордашку.

‒ Значит конкретно запал.

‒ Заткнись, Брок.

‒ Как ее зовут?

‒ Дрю.

‒ Она хорошенькая?

‒ Прекрати это, мужик.

Он не отставал от меня, даже когда я направился в доки.

‒ И секс... ты сказал, он был лучшим в твоей жизни?

‒ В конце мне показалось, что сердце на секунду остановилось.

‒ Знаешь, ты говоришь, что остановилось сердце, но мне кажется, что ты просто не понимаешь своих чувств. Ты ошибочно принимаешь за физическую остановку сердца то, как тянется к ней твое метафизическое сердце.

‒ Из какой бездны ты берешь это дерьмо? ‒ Я остановился и уставился на Брока.

‒ Из книг, ‒ пожал он плечами, и бросил на меня хитрый взгляд. ‒ Еще скажи, что я ошибаюсь.

‒ Заткнись, Брок, ‒ я не стал вешать лапшу на уши конкретно этому брату.

Он лишь рассмеялся.

‒ Видишь, ты конкретно запал на девушку, которую встретил только прошлой ночью. Эта девица способна сбить тебя с толку одним своим существованием, она подарила лучший секс в твоей жизни, разодрала в хлам, и тебе это явно понравилось... и в итоге ты ее продинамил. А теперь блуждаешь в доках Кетчикана, отказываясь признать, что ищешь ее, и я подозреваю, что ты понятия не имеешь, с чего начать разговор, даже если ее найдешь.

‒ Да заткнись ты уже, Брок!

Черт возьми, а ведь он был прав. Я ненавидел, когда мои братья оказывались умнее меня... а это случалось в большинстве случаев.

Он уловил это все, даже не зная всех обстоятельств того, почему она вообще попала в Кетчикан. Если б знал, то еще с большим пылом взялся бы за меня.

Я вздрогнул от этой мысли.

И конечно, Брок видел, что меня проняло.

‒ Чего ты не договариваешь?

‒ Черт тебя побери, Брок, ‒ взглянул я на него, ‒ ну почему ты не можешь просто отвалить?

‒ Потому что ты не хочешь этого. Ты бы спровадил меня назад в бар, если бы на самом деле не хотел услышать то, что я должен сказать.

Он был прав, так что мне оставалось лишь ворчать:

‒ Мудак. И когда ты успел стать таким чертовски умным?

‒ Проблема не в твоем интеллекте, Себастиан. Просто у тебя никогда не было возможности вырасти эмоционально.

Я остановился и повернулся к нему.

‒ Лучше бы тебе объясниться, Брок, и быстро.

Несмотря на то, что он был на три дюйма (прим. перев.: около семи с половиной сантиметров) ниже, на тридцать фунтов (прим. перев.: около тринадцати с половиной килограмм) легче и на четыре года младше, Брок вовсе не выглядел напуганным моим гневом. Он просто хлопнул меня по спине и продолжил идти по докам, слева от нас ‒ вода, справа ‒ Кетчикан.

‒ Тебе было, кажется, семнадцать, когда мама умерла? В той или иной степени это подпортило жизнь нам всем, но думаю, тебе досталось больше всех. Да, ты должен был занять ее место в баре, но ведь и отец впал в депрессию, а тебе пришлось заменить родителей большинству из нас.

‒ Я не делал ничего такого, ‒ проворчал я в ответ. Меня пронизывали какие-то тяжелые неприятные чувства.

‒ Может быть, у нас разные воспоминания о тех годах. ‒ Брок посмотрел на меня раздраженно. ‒ Кажется, я помню, как ты готовил для нас обеды, помогал с домашкой, которую и сам едва понимал. Не бей меня! Ты знаешь, что это правда и в этом нет твоей вины, ‒ он поднял обе руки, чтобы прикрыться от моего инстинктивно брошенного кулака. ‒ Ты будил нас утром, убеждался, что Бакс добрался домой с футбольной тренировки, возил меня на занятия по пилотированию.

Я искал повод возразить, но его не было. Я действительно всем этим занимался, но ведь у меня не было выбора. Отец стал поздно ложиться после смерти матери, как мне казалось, всему виной была необходимость убирать в баре после закрытия, бодрствуя до трех, а то и четырех часов. И, конечно, я работал вместе с ним, а утром по-прежнему должен был вставать и идти в школу, а когда окончил школу, убедился, чтобы и остальные парни тоже это сделали. Это нужно было сделать, а я был старшим, так что это была моя задача. Оглядываясь назад, я понимаю, что смерть матери разрушила отца сильнее, чем я думал, чем любой из нас действительно осознавал, и возможно несправедливо, но я оказался под слишком сильным давлением. Большим, чем я, наверное, понимал.

‒ Просто делал то, что должен был, ‒ я пожал плечами и засунул руки в карманы, ‒ в этом не было ничего такого.

‒ А вот тут ты ошибаешься, ты, гребаный мачо. Это что-то, да значило. Ты все взвалил на себя. Ни один из нас никогда об этом не забывал. Мы все живем так, как мечтали, хотя бы отчасти, лишь потому, что ты взял на себя ответственность, когда отец не мог. Никто из нас не винит отца, но это был отстой. Для всех нас, но тебе пришлось особенно тяжело, ‒ он ударил меня по плечу, и это оказалось несколько больнее, чем я ожидал. ‒ Так что, когда я сказал, что у тебя не было возможности эмоционально повзрослеть, я лишь имел в виду, что ты был слишком занят заботой о нас, у тебя не было возможности позволить себе разобраться в собственных эмоциях. Ты ни с кем не общаешься. У тебя не было возможности оплакать маму, и я стопудово уверен, ты не оплакивал отца. У тебя каша в голове, и тут какая-то девица бросает вызов тому статусу «кво», за который ты цеплялся, это бьет по твоим тщательно изолированным эмоциям, а ты не знаешь, как с этим справляться, ‒ пожал он плечами. ‒ Так что просто уходишь.

Я тяжело вздохнул и прорычал:

‒ И тогда вы, приятели, приходите и высказываете мне все, в чем я был неправ.

‒ Мы просто заботимся о тебе.

‒ Да, да, да. Так много заботы, я сейчас расплачусь от умиления. Боже!

‒ О нет! ‒ Брок замахал руками. ‒ Чувства! Пойди наваляй стене, пока не превратился в девчонку.

‒ Может, я лучше наваляю твоему глупому лицу вместо стены. Сделаю тебя немного уродливее. Бог свидетель, тебе бы это не помешало, красавчик.

‒ Ты просто завидуешь.

‒ Завидую? Тебе? В чем? ‒ Я остановился и посмотрел на него.

Разумеется, он меня щадил, и я на это клюнул.

‒ Ну, даже не знаю... может быть тому, что я могу использовать слова, состоящие более чем из трех слогов и формулировать развернутые предложения без мата?

‒ Ты чертов грубиян, ‒ набросился я на него. ‒ Посмотрим, что ты сможешь сформулировать, когда я повыбиваю все твои долбанные зубы!