Самый опасный возраст (СИ) - Мясникова Ирина Николаевна. Страница 22

– Давай, давай, не отвлекайся. – Валентина Григорьевна решила не позволять дочери расслабиться.

– Ну, я ужин приготовила, потом поела, спать легла. В субботу опять никого, пошла, обошла кругом, всё закрыто. Ну, сижу, жду. Мало ли чего? Сегодня с утра смотрю, там шевеление какое-то. Пошла. Гляжу, Зарема, жена сторожа нашего садоводческого. Убирается. Я спросила, где хозяин. Она говорит, уехал. Мол, приезжала баба какая-то, дала ей ключи, денег заплатила, велела всё убрать, сказала, будут сдавать теперь. Вот и всё. – Елена Михайловна громко высморкалась. – Ну, я забрала свою щётку зубную, халат, да ушла.

– Молодец. – Валентина Григорьевна встала и чмокнула дочку в затылок. – Нечего зубными щётками разбрасываться. Капучино сейчас тебе сварю. Или может чай с лимоном? У меня и шоколадина есть, а, к чёрту…, – она махнула рукой и достала из дальнего угла холодильника банку икры. Чёрной! Берегла, как зеницу ока.

– Знаешь, – Дашка подперла щёку рукой. – Я склонна согласиться с бабулей, что все мужики сволочи.

– Похоже на то, – Елена Михайловна горестно хлюпнула носом.

– А мне икры дадут? – поинтересовалась Дашка. – Или только пострадавшим.

– Сдается мне, что все мы от ихнего брата пострадавшие. Так или иначе. – Валентина Григорьевна поставила на стол банку с икрой и галеты. – А баба, которая приезжала, думаешь, кто?

– Жена, наверное, бывшая. Кто ж ещё?! Видать, работу нашёл, и она тут как тут, мол, вернись, я всё прощу, а дом сдадим, не пропадать же добру!

– Похоже, – согласилась Валентина Григорьевна. – Но самое противное, знаешь, что?

– Что? – хором спросили Дашка и Елена Михайловна.

– Что ни ответа, ни привета! Понятно, телефона твоего у него нету. Это мы уже выяснили. Но даже записочки малюсенькой этот говнюк не оставил. Сдристнул! Как есть сдристнул! Гришка мой хоть позвонил, признался. А этот. Тьфу. Хоть и с виду приличный. Видишь, как внешность обманчива!

– По всему выходит, надо нам всем троим в Эмираты валить. Лечить разбитые надежды. – Дашка расхохоталась. – Тут одной икрой не вылечишься.

– И, правда! Поехали, – поддержала внучку Валентина Григорьевна. – Лен, ты, когда последний раз в отпуске была? Что-то я не припомню такого. Или тебя этот, как его, Березовский твой не отпустит?

– Не Березовский, а Поддубный, – поправила Валентину Григорьевну Дашка.

– Ой, девочки! Мне ж работу предложили! – Елена Михайловна уже улыбалась, глаза сияли. – А я и забыла. Надо же. Я ж теперь своего Поддубного послать могу подальше. Прям на все четыре стороны.

– Что за работу? – поинтересовалась Дашка.

– Начальником проектно-конструкторского отдела, сокращённо ПКО, на заводе, в Румынии.

– Класс!

– Шутишь?

– Нет! Я ж теперь согласная. Где-то у меня визиточка припрятана. – Елена Михайловна полезла в сумку, а Валентина Григорьевна мысленно перекрестилась.

«Что ни делается, всё к лучшему» – думала она, пока дочь набирала номер. Если б этот чёртов фраер не утёк так вовремя, ведь, как пить дать девочка от такой козырной работы отказалась. А что потом? Потом он бы всё равно утёк, а её деточке всю оставшуюся жизнь под руководством бабника Березкина маяться! Его шлюх терпеть!

Валентина Григорьевна недолюбливала не только мужчин, но и некоторых женщин. Ну, тех, которые поддавались магическому обаянию какого-нибудь козлячего всем известного бабника, да ещё и гордились этим.

Елена Михайловна чего-то там извинялась в трубку за звонок в выходные, потом извинялась, что сразу не согласилась, а потом извинялась, что хотела бы в отпуск смотаться дней на десять, прежде, чем приступить, а дальше уже извинялась за Березкина, который её в отпуск раньше никак не хотел отпускать.

– Ленка! Ну, что ты за баба такая?! Всё время извиняешься, – не удержалась Валентина Григорьевна, когда дочь, наконец, закончила разговор.

– Да, ладно! – Елена Михайловна махнула рукой. – Во вторник, то есть послезавтра я должна быть в Москве, в отделе кадров. Там оформлюсь с пятнадцатого числа. Мне закажут билеты, и пятнадцатого я должна буду уже быть в Бухаресте. А до того можно гулять с вами в Эмиратах.

– Погоди, тебе ещё завтра твой Поддубный какую-нибудь дрянь учинит, чтоб тебя в Румынию на работу не взяли, – не удержалась Валентина Григорьевна.

Конечно начальник Елены Михайловны Смирновой Березкин, он же Поддубный, он же Березовский, он же вампир и козлячий бабник, не смог удержаться, чтобы не учинить ей злокозненную дрянь. Сначала он сказал, что она обязана отработать две недели, потом сказал, что никакого отпуска ей не положено, разве что денежная компенсация за неиспользованный отпуск, потом он орал и топал ногами, потом позвонил в Москву и рассказал товарищам, которые собирались взять Смирнову на работу, какую ошибку они совершают, ведь работник она никудышный, и отпустить он её не может, пока она не закончит работу над своими текущими объектами. Вот! Об этом Елена Михайловна в подробностях и со смехом рассказывала, пока девушки Смирновы в полном составе под предводительством Валентины Григорьевны добирались до отеля.

Даша слушала мамулю и радовалась, что та, похоже, отвлеклась от своих страданий. Однако потом, правда, уже ночью, мамуля ныла и сопела в подушку, мешая Даше спать. Даше даже пришлось перебраться в номер к бабуле. Благо номера девушкам Смирновым дали сообщающиеся меж собой.

Наутро за завтраком Валентина Григорьевна ругала Елену Михайловну за нытьё и велела всем пить свежевыжатый сок, а также есть ананасы обязательно до еды, чтобы потом не раздуться на пляже, как три бочки. Даше пришлось несколько раз сбегать за соком. Потом Валентина Григорьевна разглядела в конце зала кофейный автомат, и Даша уже бегала к автомату за кофе, чем вызвала недовольство официанта, который всё время норовил налить всем Смирновым кофе «бурдэ» из кофейника. Валентина Григорьевна закрывала чашки рукой, пресекая эти попытки, и с нежной улыбкой говорила:

– Спасибо, голубчик, мы как-нибудь сами.

Потом Валентина Григорьевна достала сигарету и закурила, чем вызвала изумленье Елены Михайловны.

– Мама, ты куришь? Даша, ты знала? – кудахтала Елена Михайловна, оглядываясь по сторонам. Наверное, опасалась, что из-за угла выскочит какая-нибудь местная полиция нравов и заберет распоясавшуюся пенсионерку в зиндан. Или как там называется самая страшная арабская тюрьма.

– Успокойся. Я делаю это очень редко в минуты душевного потрясения. А нынче у меня душевное потрясение. Внучка у меня революционЭрка, а дочь слезоточивая мамзЭль, – сообщила Валентина Григорьевна, затягиваясь сигаретой под укоризненным взглядом официанта. – Из-за этого я должна маяться в своем одноместном номере с большой такой внучкой в кровати. Она, как и положено революционЭрам, тянет моё законное одеяло на себя! Хватит уже ныть о несбыточной любви. Нет её! Давайте решать, как жить дальше.

– А чего тут решать? Я с пятнадцатого числа в Румынии работаю, не забыли? – с гордостью в голосе сообщила Елена Михайловна.

– Вот! А я наконец-то буду на твоей машине кататься! – посчитала нужным вставить Даша.

– Фигушки!

– Почему фигушки? Ты ж её с собой не возьмешь? Утомишься перегонять.

– Не возьму. Мне там казенную машину выдадут! – Елена Михайловна показала Даше язык.

Даша уже, было, открыла рот, чтобы обозвать мамулю жадиной и в свою очередь заныть. Как тут не заныть! Права у неё ещё вон, когда получены, а машины собственной нет, и не светит, с её-то зарплатой в аптеке.

– Вот видите, сколько у нас нерешенных вопросов, – строго сказала Валентина Григорьевна и подмигнула Даше. – Машина – фигня! У меня есть инструктор знакомый, Дашка с ним позанимается. Сначала на его машине, а потом и на собственной, в смысле, на твоей, Леночка!

– Но…, – попыталась возразить Елена Михайловна.

– Молчи, у ребенка трудный возраст. Забыла?

– У меня трудный возраст?! – возмутилась Даша. – Это у мамули трудный возраст.