Рыжий ангел - Айвори Джудит. Страница 20

Их кружок не был собранием чопорных людей, строго блюдущих правила этикета. Партнеры в танцах постоянно менялись, Эванджелин очень сердилась, если этого не происходило, ведь иначе ей не пришлось бы танцевать, поскольку муж сидел за фортепьяно. Они весело смеялись, а потом пускались в серьезные разговоры. Дискуссия могла мгновенно переключиться с метафизики на дамские щиколотки, и связь между этими темами смутила бы любого философа.

Эти люди снова научили Кристину улыбаться. Она с нетерпением ждала встреч с ними. Почти сразу они оставили настороженность по отношению к ней. Кристина чувствовала их радушное отношение и быстро стала любимой партнершей в танцах.

Адриан отсутствовал уже пять дней, когда гости нашли повод собраться вместе. В ближайшем городке остановилась группа бродячих музыкантов, которые прекрасно играли. Через день был устроен «бал».

Открыли музыкальный салон. Кресла сдвинули к стенам и распахнули окна на террасу. Звуки настоящего оркестра взлетали к небесам, призывая спуститься вниз тех немногочисленных гостей, которые решили остаться в своих комнатах.

Темнело. Налетевший ветерок раздувал шторы. Потом на улице заморосил дождик. Но внутри было светло и весело, огоньки множества тонких свечей рассеивали холодок приятного летнего дождя.

В зале появились закуски и вино. Гости графа ни в чем не испытывали недостатка. И тут слуги вдруг стайкой устремились к парадной двери. Хозяин вернулся домой.

Компания увлекла Кристину посмотреть на его прибытие. Парадная дверь была уже распахнута, и кучка людей стояла в холле, отряхиваясь от дождя. Полдесятка слуг хлопотали вокруг графа. Он привез с собой женщину. Кристина узнала ее. Это была женщина с шиньоном, та, которая ненадолго останавливалась здесь до приезда мисс Чизуэлл.

Незнакомка была приблизительно ровесницей Адриана. Высокая, роскошная, элегантная. Спокойная и уверенная в себе. Казалось, ее нисколько не расстроило, что она попала под дождь.

Кто-то окликнул их.

– Сюда, дружище. Мы устроили импровизированный бал.

Адриан взглянул на компанию. Его глаза на мгновение задержались на Кристине. Он отклонил предложение.

– Мадемуазель Делюк очень устала. Она хочет отдохнуть.

Они исчезли.

И вместе с ними исчезла радость Кристины. Она продолжала танцевать, но ком застрял у нее в горле. Граф едва взглянул на нее.

Эванджелин нашла кузину одиноко сидящей на сдвинутых в угол стульях.

– Что с тобой?

– Кто она?

– Кто?

– Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю.

Эви нетерпеливо вздохнула.

– Понимаю. И молю Бога, чтобы, кроме меня, больше никто этого не понял. Тебе не стоит об этом думать.

– Кто она?

– Надин Делюк. Она поет в парижской опере. – Эванджелин, наклонившись, сжала руку Кристины и почти сердито прошептала: – Он спит с ней. Но тебя это не касается, ты меня поняла? По крайней мере, не показывай этого на публике. А теперь отправляйся танцевать.

Кристина встала, не зная, как отделаться от чересчур проницательной кузины.

– Посмотри! Нет, не смотри! – прошептала Эванджелин. Ее голос зазвучал гораздо радостнее, потом она торжествующе рассмеялась. – Он в эту ночь не с Надин. На террасе. Видишь огонек сигары? Ради Бога, найди партнера и танцуй.

Кристина механически сделала, что велено. Она плыла в танце, время от времени поглядывая на дверь террасы. Но в темноте мелькал только оранжевый огонек сигары. Она начала сомневаться, что граф материализуется, что он вообще там. И вдруг, при очередном повороте, оказалась с ним лицом к лицу.

Адриан стоял в дверях, белая занавеска колыхалась вокруг него. Казалось, погода была в заговоре с ним, распространяя мрак. Он стоял на границе тьмы и света, в центре веселья, музыки, болтовни, мрачный, угрюмый, задумчивый. В нем не было ни капли дружелюбия и общительности. Его глаза, безошибочно отыскав Кристину, следовали за ней. Потом через пару минут граф исчез на мокрой террасе.

Это повторялось еще дважды. И всякий раз он исчезал в тот момент, когда Кристина смотрела на него. Она улавливала только мгновения, но и их было достаточно. Он был здесь. И от его присутствия неистово стучало ее сердце. Почему? Почему оно трепещет в груди? Отчего волнение растекается по жилам? Кристина смеялась, улыбалась, танцевала, словно в самый веселый час в своей жизни. Она знала, что поступает так именно потому, что он на нее смотрит.

На следующее утро мадемуазель Делюк спустилась к завтраку за пятнадцать минут до Адриана. Ее красота была холеной, царственной. Надин была несколько выше Кристины, но двигалась с такой грацией, что Кристине хотелось привстать на цыпочки и казаться выше ростом. Это была потрясающая женщина. Ее кожа была безупречной, лицо прекрасным. Густые пышные волосы, отрицая силу всемирного тяготения, невесомо лежали вокруг головы. Распущенные, они упадут струящимся потоком шелка.

Кристина не могла удержаться и искоса поглядывала на гостью. Надин Делюк была прелестна. Она почти не разговаривала и при этом чувствовала себя чрезвычайно свободно. Она поступала, как ей хочется. Намазывала маслом подсушенный кусочек хлеба. Пила чай. Указав на джем, произнесла «s'il vois plait [5]». Словно она французская королева, подумала Кристина.

Мадемуазель Делюк не говорила по-английски. Она даже не могла объясниться со слугами. Это странным образом привязывало ее к Адриану. Она владела им и полностью от него зависела. Он говорил за нее, когда ей хотелось с кем-то побеседовать.

Она могла поговорить с Томасом и со многими другими. Но не прилагала к этому никаких усилий. «Мне не нужен английский, мне больше вообще ничего не нужно, – казалось, говорила она. – У меня есть Адриан».

Но на этот раз ее капризы продлились только до полудня. Адриан потерял терпение. Гости слышали, как он резко говорил с Надин в саду. Странно, подумала Кристина, прислушиваясь: на другом языке ссора звучит точно так же, Надин бросилась в дом. Адриан пошел за ней. Мадемуазель Делюк что-то говорила Адриану, резко и обличительно. Никто не слышал его ответа. Но Кристина могла его вообразить. Она видела проявления его тихой злости. Когда Адриан вернулся, на его щеке виднелся слабый след пощечины.

Адриан вышел из дома на лужайку и пошел прямо к ней. Она стояла на дорожке, ведущей к оранжерее.

– Вы, кажется, одновременно находитесь повсюду, – сказал он. – Спустились-таки из своих комнат?

Произнес он это недружелюбно, но у нее не было времени ответить. Адриан, оттолкнув Кристину, быстро пошел по дорожке, ведущей к оранжерее.

Кристине показалось, что на нее налетела карета, запряженная восьмеркой лошадей. Адриан толкнул ее прямо в кусты. Несчастный, заносчивый, высокомерный…

Она хотела пойти за ним, успокоить. Но, к ее удивлению, ее удержали.

– Из всех безумств, которые ты совершила, это будет самое безумное, – тянул ее за руку Томас.

Спрятав за улыбкой виноватое выражение, Кристина повернулась и взяла Томаса за руку.

– Томас Лиллингз, – сказала она, – я самая здравомыслящая женщина.

– Может быть. Но в детстве ты была настоящим дьяволенком. «Чистое наказание», как называл тебя мой отец.

– Вовсе нет, – запротестовала Кристина. – Я была благовоспитанной юной леди.

Они пошли по гравийной дорожке, которая огибала дом, отделяя лужайки от парка.

– Могу привести дюжину доказательств обратного, – поддразнил Томас. – Например, ты улизнула от своей гувернантки, чтобы посмотреть родившихся щенков.

– Это простительно. Щелкунчик была настоящей ведьмой. Она никогда бы не позволила мне смотреть на «грязных собак». – Кристина рассмеялась. – А кто помог мне вылезти из окна классной комнаты?

– А кто называл ее в лицо Щелкунчиком?

– Она не возражала. У нее коленки хрустели, когда она делала реверанс или низко кланялась отцу.

– Я сам слышал, как она поправляла тебя: «мисс Нибитски».

– Она не возражала против этого в приватных разговорах, – со смехом настаивала Кристина.