Рыжий ангел - Айвори Джудит. Страница 44

Адриан разминал Кристине спину.

– Ой, вот здесь, – стонала Кристина. – Да-да, прямо здесь. Ох, как хорошо, Адриан. – Она тихо хихикнула. – У тебя просто нюх на это. – Она вздохнула. – Как все прошло?

– Ужасно.

– Были трудности?

– Нет, просто я сам себя накрутил. Господи, как же я буду рад убраться отсюда.

– Когда?

– На следующей неделе. Двадцать седьмого. Мы отплывем на корабле среди бела дня с группой английских сановников, удирающих отсюда, пока есть возможность. Через пару дней нас внесут в список прислуги неких Уимберли. На следующей неделе в это время мы будем нежиться в роскошной постели в лучшем районе Лондона.

Кристина молчала.

Преднамеренное молчание, решил Адриан. Оно вызвало у него неприятное чувство. Он очень хотел, чтобы Кристина осталась с ним, когда они вернутся в Лондон.

Кристина вздохнула и заметила, что Адриан замечательно справился с ее болью.

– У тебя, несомненно, есть опыт, – добавила она.

Адриан вздрогнул.

– Ты, вероятно, больше понимаешь в беременности, чем я, – продолжала Кристина. – Ты оставался с растолстевшими матерями твоих бастардов? Не понимаю, как ты мог это вынести.

Адриан звонко чмокнул ее в щеку.

– Признаюсь, в беременных женщинах есть своя эротическая притягательность.

– А результаты беременности в виде кричащих младенцев тебя тоже притягивают?

– Конечно, – засмеялся Адриан. – Я люблю детей. Во всяком случае, своих.

– И сколько их у тебя?

– Этот будет шестой. – Адриан устроился рядом с ней.

Повисла долгая пауза, прежде чем Кристина спросила:

– А остальные? Сколько им?

– Близнецам в Корнуолле почти четыре. Дочери, которая родилась в Париже, а прошлой весной переселилась в Шотландию, шестнадцать. Еще есть маленький дьяволенок в Лондоне. – Адриан засмеялся. – Ему восемь, нет, теперь уже девять. Он не по годам развит и похож на меня вплоть до самых неприятных черт. У него есть пятилетняя сестра, очень тихая и чересчур застенчивая, наверное, оттого, что живет вместе с таким сорванцом. Она тоже моя.

Тишина. Потом слабый голос Кристины:

– Я почему-то представляла себе, что все они от разных женщин и не старше двух лет. Кричат. А если ты приходишь навестить, – что, я думала, на тебя не похоже, – эти создания пачкают тебе брюки, тыкаясь в них сопливыми носами, и мазюкают шоколадом твои кружевные манжеты. Не могу себе вообразить, что ты качаешь их на колене. Ты ведь это делаешь? Ты их любишь. И навещаешь.

– Конечно, люблю. – Повернувшись, Адриан оперся на локоть.

К его удивлению, Кристина плакала.

– Какая у нас чудесная большая семья, – тихо произнесла она.

Она попыталась повернуться к нему спиной, но ребенок, приняв сторону отца, удержал ее от этого. Адриан приобнял ее, чтобы поддержать, и ребенок толкнул его руку.

– Ты почувствовала? – спросил он с внезапным удовольствием. – Сильный, чертенок. И на стороне отца. Любить своих детей лучше, чем не любить. – И уже серьезнее добавил: – Плакать нужно, если бы я их не любил. А любовь к детям – это повод радоваться. Я полюблю твоих. Я уверен.

– У тебя двое от одной женщины, – мягко укорила она, – с разницей в три года.

– Элизабет – милая женщина. Актриса в Лондоне. Она была…

– Прекрати! – Кристина наконец сумела повернуться на бок. – Ничего мне больше не рассказывай. Я жалею, что спросила. – Она всхлипнула. – Очень жалею.

– Кристина, – прошептал ей на ухо Адриан, – если дело в количестве, я готов прижить с тобой хоть дюжину. – Он нежно погладил ее живот. – Ты такая прелестная. Ты прекрасна, независимо оттого, стройная ты или толстая. Мне нравится возможность переводить тебя из одного состояния в другое.

– Ты аморальный тип, Адриан Хант, – возмущенно засопела Кристина. – Ты можешь жить с целым гаремом и кучей детишек и не видеть в этом ничего дурного. Тебе это нравится. Ты их любишь! Ты ведь любишь их всех? Всех этих маленьких бастардов. И их мамочек тоже!

– Нет. – Он удивленно нахмурился. – Я не люблю мамашу близнецов. Я не люблю французскую гувернантку, мать моей шестнадцатилетней дочери. А Элизабет… У нас с ней взаимопонимание, которое можно назвать уважением, но это определенно не…

– Ох, кажется, меня тошнит. – Кристина начала вылезать из кровати.

– Глупая ты проказница, – приподнялся он над ней. – Ты так и не высказала, что у тебя на уме. Но я сам скажу: при всей твоей скромности ты меня любишь. Давным-давно любишь. Думаю, еще до Франции. И хочешь знать, каково твое положение по отношению к другим женщинам в моей жизни. Я тебе отвечу. Ты над всеми. Ты выше всех, независимо от того, сколько их было, с детьми или нет.

– Я заметила, как ты выражаешь свою любовь, – сказала она. – Ты любишь меня, Адриан? С кем я имею дело?

Он, задумавшись, вздохнул.

– Ты имеешь дело с мужчиной, который совершенно смущен, – признался он.

– И который найдет любую возможность, лишь бы не сказать о своих чувствах.

Адриан погладил ее по волосам.

– Который напуган, Кристина. И боится, что, кроме необходимости справиться с французскими властями, с людьми, которые молят о спасении, с безумным стариком министром, – не говоря уже о больном желудке и насморке, – ему предстоит снова справляться с любовью.

Кристина долго молчала, потом проговорила:

– Ты только что сказал, что любишь меня?

– Да.

– Как это романтично. Наряду с больным желудком и насморком. – Кристина вдруг рассмеялась и поцеловала его. – Скажи мне это еще раз.

У Адриана снова заныл желудок. Отстранив Кристину, он встал с кровати и задумался, к лучшему ли его признание.

– Не думай об этом, Кристина. Какая разница, люблю я тебя или нет?

– Какая разница?! Как? Куда ты?

– Поищу что-нибудь поесть. Желудок горит так, что, кажется, дыру прожжет.

– В ящике за окном есть молоко. Ты любишь меня, Адриан. Это самое главное на свете.

От того, как Кристина это произнесла, у него земля ушла из-под ног. Адриан знал, что за этим последует, как лиса знает, что следует за лаем гончих. После куска сыра его мутило. Если Кристина еще не передумала, их обоих будет тошнить.

Она в слезах шмыгала носом, когда он вышел в соседнюю комнату. Но, судя по всему, была счастлива. Очень счастлива.

Адриан открыл оконный ящик, размышляя, как лучше выбраться из этой истории. Кристина в спальне говорила именно то, чего он не хотел слышать.

– …мы можем пожениться перед отъездом. Ребенок появится через четыре-пять недель, но лучше не ждать так долго. Почему ты так долго молчал? – заливаясь смехом, продолжала она. – Мы можем отправиться к акушерке прямо из церкви. Ну и разговоров будет!

Кристина продолжала без умолку тараторить. Застрелиться, что ли? Какого черта он ей это сказал?

Адриан побрел в спальню. Несмотря на мороз, его прошиб пот, холодный, липкий. Он вытер рот рукавом и порылся в поисках носового платка.

– Что ты молчишь, Адриан?

– Чистые носовые платки есть?

– Где-то есть. Подожди, я тебе помогу.

Она рылась в стопке выстиранного белья, когда он выпалил:

– Я не хочу жениться на тебе!

Кристина выпрямилась и отступила:

– Господи, почему? Ты так любишь заводить бастардов?

– Я не люблю заводить жен.

– Ты глупый… – Бросив ему платок, она села на край постели. – В этом нет никакого смысла. По сути, ты содержишь трех жен. Ты сказал, что не любишь других и любишь меня. Если ты любишь меня, тогда…

– Не цепляйся за это. Я же сказал, это не имеет значения. Меня вполне устраивает любовь к незамужней женщине. Это… это трудно объяснить, Кристина.

– Разумеется, трудно, – фыркнула она. – Объяснить твой брак десятилетней давности.

Как скверно с ее стороны ударить в больное место.

– Я не хочу об этом говорить, – с расстановкой сказал Адриан.

– Я знаю. – Кристина не собиралась оставлять эту тему. – Ты как-то намекнул, что развод был тяжелым. Это было ужасно?

– Чудовищно. Жена развелась со мной по самой отвратительной причине, которую только могла изобрести.