Ледниковый человек (В дали времен. Том IV) - Фарфоровский Сергей Васильевич. Страница 17

— Ты говоришь, что положение женщины у нас теперь плохо. А разве прежде лучше было? Впрочем, разобраться, так лучше. Теперь, не успеет девушка стать зрелой, как выходит за такого же подростка, как и она, и что же за хозяйка получается из нее? А когда жена — плохая хозяйка, в доме всегда будет несогласие. Неопытность ее и мужа побуждает последнего ко вторичной женитьбе. Раньше девушка выходила замуж только тогда, когда в двух-трех соседних аулах она станет известна, как хорошая хозяйка и мастерица, а для этого надо было в девичьих летах немного пожить дома и научиться хозяйству. Тогда выбирали крепкую, здоровую помощницу в хозяйстве… А почет был какой тогдашним женщинам: когда возникало какое-нибудь трудное дело, вызывавшее несогласие между чеченцами, только и было надежды на женщин, они являлись примирительницами. В их просьбе никогда не отказывали… Теперь подобного нет… «Хорошая женщина из плохого делает хорошее», — говорили наши предки, и недаром это говорили они, а теперь этого не скажешь. Если какое несчастье постигало женщину и она оставалась вдовой, — в прежнее время старики, бывало, придут ко вдове под предлогом узнать о ее здоровье и, увидев, в чем у нее недостаток, на другой день тайно доставляют ей все необходимое. Встанет вдова утром, смотрит, на дворе дрова, в базу сено, — потому что старики распорядились доставить ей это. Теперь это уже редко.

— Почему? — спросил я.

— Наши испортились, — сказал Дуга.

— Почему ваших женщин не учат? Вот в гимназиях учатся даже татарки.

Дуга вздохнул, махнув рукой.

II

«Открывают невестку»

— Сегодня Дуга будет «открывать невестку» и «развязывать ей язык», — сказали мне.

Я пошел посмотреть на этот обряд, до совершения которого невестке нельзя показываться и говорить с родственниками мужа.

«Сенау»-невестка от смущения спряталась в угол. Пришлось ее привести за руку к родственникам и девушкам, сидевшим в сакле. Все торжественно сидят на подушках и ведут разговоры…

— Добрый час, сенау, — сказал совершающий обряд, — поздоровайся с нами.

Сенау стояла боком к нему, закрыв рукавом лицо.

— Будь счастлива, — продолжал Дуга, благодаря ее за то, что она сделала ему честь и немного открыла свое лицо, так что немного был виден ее профиль. Она отняла от лица рукав на мгновение и сейчас же — застыдилась и отвернулась. Зная, что она очень смущается, Дуга не стал настаивать и попросил ее принести воды. Она поспешила исполнить его желание и через минуту стоила с протянутой чашей воды. Не говоря ни слова, она предлагала движением руки воду.

— Я не возьму, пока не скажешь ты «возьми».

Она долго не соглашалась произнести это слово, пока присутствующие не уговорили ее.

— Возьми, — сказала она, еле шевеля губами.

— Я не слышу, — отвечал Дуга, — скажи громче, так, чтобы все слышали.

Она повиновалась и получила в ответ:

— Помоги тебе Аллах приобрести любовь всех.

Этим и закончился обряд. Теперь невестка могла открывать лицо и разговаривать с ближайшими родственниками мужа. Но до самого гроба она не могла их называть по именам.

При этом обряде невестка и Дуга обменялись подарками, но не лично, а через родственниц.

Дуга получил красивый, шитый золотом кисет, а сам подарил ей башмаки и платок. Дуге сказали присутствующие: «Да бегают за тобой невесты», так как он был холост.

Затем сели после омовения за обед, сопровождаемый шутками.

— Я окажу тебе услугу, какую оказал один бедный богатому, — говорил мне Дуга…

— Какую услугу? — спросил я.

— Он помог ему поймать лапшу и сам съел, — отвечали мне, улыбаясь.

Долго сидели за этим обедом. Много шуток и рассказов пришлось слышать здесь; чеченцы в торжественных случаях умеют хорошо рассказывать, проявляя в этих рассказах свою наблюдательность, остроумие. Из анекдотов приводим следующий очень характерный рассказ, отражавший нравы и обычаи этого народа.

К одному чеченцу приехал гость. Чеченец украл для него барашка [4] и сделал угощение. Когда подали суп, гость, не предполагая, что он горячий, глотнул полную ложку. От обжога он, точно окаменелый, стал смотреть в потолок сакли. Удивленный странной выходкой гостя, хозяин спросил:

— Что с тобой?

— У меня дома осталась больная мать; так вот, я вспомнил ее, — ответил гость, ничуть не смущаясь…

Удовлетворившись его объяснением, хозяин в свою очередь тоже глотнул горячего супа. Обжегшись, он невольно взглянул на потолок.

— Что с тобой? — спросил гость.

— Я тоже подумал о твоей матери, боюсь, как бы она не умерла, — отвечал тот.

Конец обеда не обошелся без нового анекдота.

— Теперь, должно быть, доехал, — улыбнулся Дуга, когда все кончили есть. Этим замечанием он вызвал смех гостей, знавших, на что намекал Дуга; я попросил их рассказать мне этот случай, к которому относилось замечание. Вот что рассказал мне Дуга.

Князь Кагерман ел очень мало. От этого очень терпели те, которые садились с ним за стол, так как им приходилось заканчивать поневоле еду после своего тамады (главы обеда, на обязанности которого было произношение тостов). Поэтому сотрапезникам Кагермана приходилось вылезать из-за стола голодными. Долго терпели они выпавшее им на долю несчастье: наконец, не выдержав, говорят однажды Кагерману, чтобы он дал хоть раз наесться им до сыта в гостях.

— Как же я узнаю, сыты ли вы или нет? — спрашивает их Кагерман.

— А вот ты спроси нас, доехал ли до аула тот всадник, которого мы встретили, — и пока я не скажу, что доехал, — ешь. Слово «доехал» — будет означать, что мы сыты уже.

Кагерман согласился. Вот однажды в гостях проглотил он несколько кусочков и спрашивает своего спутника:

— Как ты думаешь, доехал ли тот всадник, которого мы встретили?

— Нет, конечно, не доехал, далеко еще, — отвечал спутник, продолжая есть с большим аппетитом. Видит Кагерман, что его спутник еще голоден и сам продолжает есть.

— А теперь, — спрашивает он немного спустя, — а теперь доехал или нет?

— До полудороги еще не доехал, — отвечает спутник.

Таким образом несколько раз спрашивал Кагерман и все получает ответ, что не доехал. Наконец, выведенный из терпения, он сказал: «Ну, теперь и умереть, вероятно, успел», — и встал из за стола.

Вот на что намекали наши сотрапезники вопросом своим. Наконец, ужин кончился; прежде всех перестал есть старший, хозяин просил его, но тот отказался. За старшим перестали кушать и другие по старшинству. При уборке стола все сказали: «Плахам дулилахи» (да сочтет Аллах это милостыней).

— Да будет полезно вам то, что вы скушали, — отвечал гостеприимный хозяин.

Стол перенесли к тем, которые до сих пор стояли, чтобы и они сели за еду. Нам принесли тазы, рукомойники, полотенца и мыло — для омовения рук. Все помыли руки, сказав хозяину: «Будь счастлив». Молодежь, которой был передан стол, рук совсем не мыла. Если же кто из них хотел вымыть руки, он выходил в соседнюю комнату. После этого Дуга взял балалайку и стали ее настраивать. Затем, опустив голову, запел. Все внимательно слушали песню о предках. Я не понимал слов ее, но чувство бесконечной печали и грусти охватило меня. На лице Дуги появилось то скорбное выражение, которое было однажды, когда он мне рассказывал о предках своих и их истории. Только теперь оно не сходило с его лица во все время игры и пения. Пение его сильно взволновало слушателей, выражавших свой восторг криками в наиболее интересных местах. Да и Дуга оказался виртуозом в своем деле. Приятный, сильный голос, ловкий аккомпанемент балалайки — все это усиливало впечатление. Дуга пропел песню о взятии Дадан-юрта, находившегося на правом берегу Терека, ниже впадения в него Сунжи. Аул этот принадлежал качелыкским чеченцам, жившим на земле аксаевских князей. Засунженские чеченцы напали на эти земли и завладели ими. Борьбе этих племен друг с другом и покорению их русскими, — была посвящена песня Дуги.