Голограмма силы - Гетманский Игорь. Страница 24

Из-за изгиба берега на середину реки на большой скорости выскочила большая плавающая миска. Еще одна зараза, раздраженно подумал пес. Одна за другой шастают, всю ночь спать не давали. Пес хорошо знал звуки, которые издают железные плавучие тарелки, но вот странные незнакомые штуковины на них – на этих новых, появившихся сегодня ночью – его пугали. И не его одного. Недавно с того берега пытались сюда пробраться люди, много людей. Но штуковины на подскочившей миске как-то странно потрещали, и люди испугались… Побаивался и он, но сейчас не дрогнул. За ночь он к ним привык, он знает, что новые миски для него не опасны.

Пес ловко выкусил из хвоста блоху и снова улегся на песок. Делать нечего, придется ждать, пока от людей в городе отстанут неприятности. Когда им хорошо, они добрые. А если им плохо, лучше не подходи… Он опустил голову на лапы и стал задремывать, неизменно отвечая на звуки моторов курсирующих катеров ворчливым рычанием. Внезапно он услышал шорох ветвей и чьи-то спотыкающиеся шаги со стороны лесопарка. Пес на всякий случай сел и, склонив лобастую голову, стал ожидать приближения незнакомца.

Тот вывалился из прибрежного кустарника прямо напротив пса. Это был невысокий мужчина – бледный, с исцарапанным лицом, странным, лихорадочным взглядом. Глаза человека и животного встретились, и пес понял, что, во-первых, ему нечего бояться, а во-вторых, что незнакомец поесть ему не даст.

Мужчина был страшно утомлен, думал о чем-то своем, и еды у него не было. От него пахло той штуковиной, которая ночью упала на лесопарк. Пес приветливо помахал человеку хвостом и опасливо потрусил в сторону. Ну его, подумалось псу, от греха… Его немного встревожил непривычный, темно-багровый цвет одежды пришельца и то, что он держал в руках. Такие предметы плюются огнем, далеко-далеко. Лучше с ним дел не иметь, подумал многоопытный бродяга, взгляд у него странный, отсутствующий какой-то…

А ведь только кажется, что этот человек прямо сейчас свалится от усталости, отметил пес, только кажется. Он куда-то идет, и он обязательно дойдет. Что-то есть в нем такое… Там, внутри, в глазах… Очень яркое… Пес не знал этому названия и вернулся к привычным категориям. С таким лучше не встречаться на пустынной дороге, еще раз предупредил он себя, глядя вслед удаляющемуся мужчине. Лучше не встречаться, если ты его враг. А если друг… Ему вдруг захотелось побежать за этим человеком и идти с ним рядом, по его делам. И заглядывать ему в глаза, чтобы видеть в них эту странную яркую глубину. И иногда чувствовать на своей голове его сильную, теплую, добрую руку…

Голодный ведь, как и я, сочувственно подумал он о мужчине. И на ногах еле держится. Он печально и громко, как человек, вздохнул и снова упал мордой на лапы. Люди, позволил он себе некоторую философичность, люди – они как собаки: тоже бывают голодны, так же страдают, ищут себе пару и ухаживают за своими щенками. Они были бы очень похожи на меня, подумалось псу сквозь дрему, очень похожи… Если бы…

Если бы в них не было того, что он увидел сейчас в глазах незнакомца.

И названия чему он не знал.

Алекс уходил из леса, от корабля вдоль берега реки, огибая родной район мегаполиса по периметру. Он не пошел к своему дому искать Кэт – он знал, что или не найдет ее, или разделит ее участь, равно как и участь всех жителей их района. В комплекте обмундирования, снятого с бесчувственного тела одного из оглушенных им десантников, он нашел рацию, настроил ее на нужную радиоволну и теперь был в курсе всех событий.

Он не вникал в подробности. Ему было неинтересно, какими средствами блокировался их район, каким способом пришельцы собираются «зачищать» – их словечко! – город, какие меры предпринимает правительство и что сказал командор пришельцев. Он даже не очень внимательно слушал выводы аналитиков правительства о том, откуда взялись человеки-инопланетяне, обладающие фантастической техникой. Для него было важно только то, что их всех – Микки, Кэт, Пита, Бобби, его и еще тысячу тысяч горожан – собираются забрать на, огромный транспортный корабль и увезти в неведомом направлении. И еще ему было важно понимание – и он получил подтверждение его истинности из радионовостей! – того, что Мировое правительство в растерянности и не знает, что можно сделать в такой ситуации. Только этих двух вещей было достаточно Алексу, только их – для того чтобы идти вот так, знобким майским утром по берегу реки, сжимать в руках автомат и слушать, слушать ледяной голос внутри, голос, который знал, что делать.

Идти и не думать больше ни о чем, кроме одного.

"Я приду!"

Правда, он внимательно выслушал обращение командора пришельцев к жителям региона. Тот приглашал всех добровольно сдаться и обещал, обещал, обещал…

"Хорошие условия содержания, курортный рацион и мероприятия", "вы можете это рассматривать как туристическую космическую экскурсию", "всего на один месяц с последующим комфортным возвращением и выплатой компенсаций", "все разлученные домочадцы встретятся после прибытия на новое место"…

Алекс не верил ни единому его слову. Он не знал почему – он просто не верил. И неверие это шло из глубины его сердца. А зову своего сердца он следовал сейчас так безоговорочно, как еще никогда в своей жизни. Зову сердца и тому ледяному голосу внутри, который точно знал, что нужно делать…

Он шел вдоль воды и останавливался только для того, чтобы круто повернуться и спрятаться за кусты при появлении катеров пришельцев. Он уже понял, что для него они не представляют угрозы. Он был в форме десантника, да и контролировали эти катера подходы к воде с той стороны реки. И все-таки он хоронился: ему сейчас нельзя было ошибаться ни в чем. Он должен был исключить любую случайность.

Его мутило от слабости, плотная ткань комбинезона прилипла к ссадинам на спине и ногах и пропиталась кровью. Несколько раз силы оставляли его. Тогда он падал плашмя на песок и пил воду из реки. Вода казалась ему горькой, как не пролитые при разлуке с Микки слезы. Он пил эту воду, он глотал ее холодную мутную горечь и, когда к горлу подступал угловатый горячий слезный ком, снова вставал и снова шел и опять не думал ни о чем, кроме самых нужных вещей. Он постоянно сверялся с биоиндикатором и проверял безопасность маршрута; чутко прислушивался к звукам на воде и залегал при появлении катеров; углублялся в лес и осторожно выбирался на опушку, чтобы взглянуть на городской ландшафт и оценить расстояние до цели.

Он забыл обо всем – о целом мире, который жил, страдал, блаженствовал, пел, смеялся и плакал у него за спиной, вокруг него, там, на другом берегу реки… Он забыл обо всем, потому что он должен был дойти.

Добраться до оружия.

Добраться до оружия, в котором была его последняя надежда.

Когда он вышел из леса, бегом пересек совершенно чистое зеленое поле и из последних сил перемахнул через ограду особняка Пита Милтона, ему стало легче. Он вошел в особняк. Его встретила неуместная для этого дома тишина, неубранная гостиная, безжизненная трагичная пустота спешно покинутого жилища. Он не удивился. Бросив ничего не выражающий взгляд на разбросанные в гостиной игрушки и одежду, он медленно поднялся по лестнице, вошел на чердак и в узком пазу балки перекрытия взял ключ от студийного сейфа.

Пересекая дворик между особняком и студией, он отметил, как непривычно тихо в коттеджном поселке. Было уже около восьми утра, и в этот час дети шли в школу, на улице раздавались их веселые крики, матери окликали их вслед, давали последние наставления, а потом и сами выходили из домов за покупками… Сейчас не звучал ни один человеческий голос, нигде. Только кудахтали в клетях голодные куры да звенели цепями молчаливые, испуганные собаки.

"Зачистили" уже, значит, микрорайон, бесстрастно подумал Алекс, "зачистили"…

Он подошел к крыльцу студии, отковырнул нижнюю мраморную ступеньку и достал из тайничка ключ от входной двери. Открыл дверь. Не глядя по сторонам, прошел к сцене.