Голограмма силы - Гетманский Игорь. Страница 40

Вспышка абсолютного понимания озарила его. Боже, воскликнул он, ведь надо только нажать клавишу масштабирования! Надо сделать только это, и уснут все: не только на корабле – во всем регионе, на другом берегу реки, во всем мегаполисе, если он захочет!

"И ты приведешь Микки на настоящую поляну…"

Он всем телом рванулся вперед, пересек границу тоннеля и, вытянув руки, слился с телом лежащего двойника.

Пес заметил приближение двух диковинных механических людей за минуту до того, как проснулся человек. С того момента, как пес залег рядом с приятелем внутри сбитой летающей машины, прошло много времени. И за это время многое изменилось в окружающем мире. Растаяло их "убежище"; кубы с отростками по бокам перебили гигантов и улетели; свалка исчезла, и на ее месте образовался зеленый гористый остров посреди синего моря. По морю плавали большие деревянные корыта с парусами и палили друг в друга дымом и огнем из дырок в боках. Потом исчезли и они – морской-пейзаж сменился видом городского кладбища. Посреди кладбища горел огромный крест, и люди в белых глухих балахонах с прорезями для глаз тащили к кресту извивающегося черного человека…

Разных разностей насмотрелся пес, лежа рядом с приятелем. И было ему не то что страшно – непонятно. Те сцены, которые он наблюдал вокруг, как бы рассказывали ему о жизни людей. Он понимал, что все вокруг происходит как бы понарошку, не всерьез и, бог даст, исчезнет, когда проснется его приятель. Но он также и осознавал, что большинство движущихся картин правдиво: такое происходило или вполне могло происходить с настоящими людьми, в реальном мире. И вот тут-то он и задавался вопросами. Почему, спрашивал он себя, почему люди то и дело плюются друг в друга огнем, злобно скалят зубы и поджигают кресты и корабли? Им, собакам, творить такие вещи еще куда ни шло: им без зубов и когтей нельзя, так уж они устроены. Но люди… Они же, недоумевал пес, намного сложнее нас, и умнее, и очень хорошо умеют излагать свои мысли, разговаривать. Что, им не хватает ума или слов договориться? Или недостает чего-то еще, более важного, чем ум?

Он с надеждой смотрел на своего спящего приятеля. В нем, казалось псу, было это "что-то", что могло разрешить все противоречия людей. Да и не только людей: собакам бы тоже полегчало, если бы люди разобрались со своими проблемами. Поэтому он и побежал за знакомцем: все-таки пес был немного философ и не оставлял надежды докопаться в конце концов до благодатных секретов своего бытия.

Надежда в глазах пса сменялась сомнением. Но ведь приятель тоже с кем-то воюет. Видно, ему здорово досталось утром от обитателей штуковины, и час назад он шел к этой вонючей глыбе не обедать. И пес видел, что ведет его именно это «что-то» и ничто иное. Получалось, что та вещь, которая может примирить всех-всех людей, одновременно являлась как бы и оружием…

Пес верил в своего знакомца. Он терпеливо лежал рядом, посматривал на человека и думал: "Вот проснется приятель и все мне объяснит. И как бы сложно он это ни делал, я пойму, обязательно пойму".

Кладбище с крестом снова превратилось в живописную помойку, когда он увидел, как из-за дальней кучи грязных досок появились две темные внушительные фигуры. Пес насторожился и принюхался. Это не живые картинки, как все вокруг, подумал он. Они пахнут металлом. И они очень тяжелые: слышно, как крошатся камешки под их колесами… Это настоящие механические штуки. Они немного похожи на людей. У них есть головы, два здоровенных глаза посреди лица, ноги на колесиках и руки… Но рук очень много, а туловища такие толстые, что и три человека не обхватят, взявшись за руки.

Да и ростом они намного выше обычного человека: головы на две, не меньше. Откуда они? Из вонючей штуковины? А зачем вышли?

Пес уже не отрывал пристального взгляда от механических пришельцев. И тревожился все больше и больше. Машины медленно катились к псу и человеку, и от стальных ребристых тел с множеством глубоких узких пазов, от голубоватого свечения неживых выпуклых стеклянных глаз исходила явная угроза.

Пес очень не хотел вставать: он хорошо пригрелся рядом с человеком. Но, судя по всему, конец его вынужденного безделья был близок. Он поднялся, быстро отряхнулся, присел на передние лапы и лизнул человека в лицо. Вставай, друг, сказал человеку пес, вставай, по-моему, к тебе гости! И когда понял, что приятель и не собирается отвечать, наступил ему лапой на больное плечо и залаял так громко, что механические люди на секунду замерли на месте.

– Смотрите, Гордон, рядом с ним собака! Она будит его!

– Это пес, сэр…

– Что?

– Это пес…

– К черту! Эта тварь спутает нам все карты!

– Сэр, я не вижу поводов для тревоги. Мы на месте.

– Если он сейчас проснется…

– Он ничего не успеет сделать. У Шестируких достаточно манипуляторов, чтобы обездвижить его, найти аппаратуру и выключить развертку.

– Хорошо, что машин две. Похоже, собака собирается его защищать. Берите ее на себя, а я займусь генератором.

– Он просыпается, сэр. Удивительно! Действие препаратов должно длиться еще как минимум полчаса!

– Проклятый пес! Надавайте ему по заднице, Гордон!

– Есть, сэр!

Алекс очнулся от забытья и мгновенно сориентировался. Он находился в своем, настоящем теле и только теперь в полной мере осознал, насколько разнятся физические ощущения во сне и наяву. Там, за границей тоннеля, он мог чувствовать боль и усталость, видеть, осязать и слышать и нисколько не чувствовал ущербности восприятия. Но здесь, вернувшись в себя, он ощутил, как каждая его клеточка ликует, и поет, и дышит, и просто внимает жизни, и посылает в мозг невиданное богатство собственных впечатлений. Богатство, которым одаривает тебя тело, когда возвращается оттуда. Богатство, которое заставляет отступить впечатления от того мира и объявляет его миражом.

"Вот как раз в том, что это мираж, я очень не уверен…" – пробормотал Алекс, не открывая глаз и все еще слушая радостные токи тела. Он чувствовал, что с ним еще не все в порядке, иначе он сейчас был бы поглощен совсем иными мыслями. Он помнил все, что с ним произошло в обоих мирах. И помнил о том великом открытии, которое помог ему сделать Микки. Мысль об этом источала сладкое предвкушение победы и подталкивала его, заставляла торопиться. Но все это происходило очень неуверенно, смазанно, где-то на краю сознания. А потом пропало…

Возле головы раздался громкий собачий лай. А, это тот песик, который был с нами на поляне, улыбнулся Алекс. Он заставил себя собраться, открыл глаза и с удивлением обнаружил, что лежит. "Ничего себе, – воскликнул он, – видно, совсем меня выбили из седла поганые пули пришельцев!" Пес прыгнул к нему. Его живые карие глаза горели, в них был радостный огонь и тревога, морда улыбалась и в то же время больно тыкалась Алексу в щеку, поворачивала его голову…

Алекс не понял состояния пса.

– Это ты меня охранял, пока я был без сознания? – безмятежно спросил он.

Ответом ему был тревожный собачий лай.

Алекс все еще находился в постнаркотическом состоянии, переходном от сна к бодрствованию, и осознавал это пока еще очень плохо. Легкая эйфория уводила его от неотложных, самых важных и срочных проблем, смещала акценты… Он снял с себя собачьи лапы, кряхтя поднялся на ноги и посмотрел по сторонам. Вокруг него во всем своем блеске развернулись голограммы архивных эпизодов. Генератор воспроизводил их одновременно в разных местах пространства, в заданных пределах – в границах района – и в то же время попеременно менял их местами, замещал одну развернутую сцену другой. И создавал безумный театр Алексовых фантасмагорий.

Алекс завороженно замер. Первый раз в жизни он видел свои творения, не урезанные границей студийной сцены. Он смотрел на горы, замки, корабли, армию скелетов, куклуксклановцев, русскую конницу и полицейские машины, инопланетные корабли и боевиков "крестного отца" и не мог оторвать глаз от смешения пейзажей, красок, лиц, фигур, типажей и времен.