О, Боже! Какие мужчины! Трилогия (СИ) - Яблочкова Наталья. Страница 96

“Полное слияние” — не сразу, но ответила дама.

“Как это сделать?” — подорвалась с места и с тоской оглянулась на Яра.

Его даже вытащить за пределы Дома не успею, чтобы жизнь сберечь хотя бы ему. И бросить здесь одного, сбежав отсюда, не смогу… Никогда не прощу себе подобного поступка, пусть и паника тянет к моему самообладанию ручонки и пытается нашептать на ушко, что ничего не сделать и надо уходить…

“Открыть сознание” — ничего не скажешь, очень информативный совет.

— Как?! — захрипела вслух, не выдержав напряжения и сорвавшись от того, что получение так нужной сейчас информации, занимает так много времени.

“Это опасно” — меланхолично заметил голос.

— Плевать! — сжала кулаки, скрипнула зубами и топнула ногой. — Сжато, но так, чтобы я смогла понять и не совершить ошибки… Сейчас же всю информацию! Если есть инструкция, как сделать… То инструкцию.

“Вам необходимо полностью раздеться и лечь” — не стала спорить невидимая дама.

“Услад!” — позвала Дом, перейдя на мысленную речь. — “Срочно выноси Яра за пределы дома. Это возможно?!” — получила согласие от невменяемо радостного Дома и принялась разоблачаться.

Само состояние Услада внушало опасения, но с этим тоже некогда было разбираться, как и контролировать то, как Дом проделал работу по переносу Яра наружу. Напоследок, прежде чем лечь, велела Усладу предупредить Морока и Вия о том, чтобы даже не вздумали появляться в доме и чтобы убирались как можно дальше, да запретила впускать любого из троих урмытов вовнутрь.

Легла и нетерпеливо спросила:

“Что дальше?”

“Закройте глаза и глубоко вдохните. Ваша задача отрешиться от лишнего, сформировать внутри головы жёлтый энергетический шар и взорвать его же, дабы полностью убрать преграды из вашего сознания” — эта инструкция была более подробной и сложной в исполнении.

Не стала терять времени и послушно закрыла глаза, чувствуя, как подрагивают кончики пальцев рук от волнения и того, что стало как-то ужасно неуютно в одиночестве. Выравнивала дыхание, раз за разом безуспешно пыталась перестать думать о постороннем, и постоянно сбивалась с создания мысленного энергетического шара — в его материальность не очень-то и верила — но решила не тратить драгоценные мгновения на уточняющие вопросы. Зачем и почему, успею узнать потом, если выживу, конечно. И пусть очень хотелось узнать у голоса, сколько ещё минут у меня в запасе, не тратила силы и время на это…

Не знаю, в какой момент удалось отрешиться от собственного напряжения и так и норовящей вырваться из-под контроля паники… но жёлтый шар, стреляющий искрами во все стороны, сформировать удалось. Он висел перед моим внутренним взором и крутился вокруг собственной оси. Задача взорвать его, казалась нетривиальной… И как её решить, было совершенно непонятно… Разве что виртуальным пальцем ткнуть…

В следующий миг голова взорвалась дикой болью, и я закричала бы, не будь голос сорван. Удалось только захрипеть от конвульсий, раз за разом пробегавшим по телу. Больно — это было жутко больно… Такое ощущение, будто бы меня обварили кипятком, и одновременно с этим живьём содрали кожу, а так же выдрали все ногти, зубы и переломали каждую косточку во всём теле… Мозг отказывался работать… И даже воспоминания о том, что что-то там исправлять нужно, испарились.

В какой-то момент боль прекратилась, и я перестала ощущать собственное тело. И не смогла бы сказать, много времени прошло или мало, потому что потеряла: что ориентацию в пространстве, что способность воспринимать мир привычным образом. Лишилась зрения, возможности дышать и разговаривать, как и двигаться…

Странное ощущение бытия и небытия одновременно. Я была, и в тоже время привычной меня не было в природе. Вместо обычного восприятия, получила что-то другое взамен… Чувствовала дыхание ветра за стенами, ток солнечной энергии по венам мира, и пульсацию тех миров, чья ткань зияла проделанными мною дырами… Скопление энергетических сверхновых, что образовывали собой новые миры — могло бы испугать, не будь мне безразлично то, во что это могло бы вылиться. Они были беспорядком для меня, и этим раздражали. Но не пугали, нет. Так не должно было быть, узор должен быть ровным, как и потоки света, которые лились на преображатели и воспринимался мною, как нечто очень вкусное и тёплое. А сейчас оно жгло, нестерпимо жгло непорядком мою любовь к упорядочиванию. Бедлам стоило привести к единому знаменателю, и пока этого не сделала, не успокаивалось и моё раздражение. Срастить потоки так, чтобы они ложились ровно, разорвать связь с другими, сбросить излишки энергии, которая не успевала преобразовываться в удобоваримый вид в сами миры… Это не заняло много времени. И только тогда, когда тепло стало ровным, а скопление сверхновых упорядочено удалось почувствовать что-то схожее с удовлетворением от проделанной работы. Любовалась результатом и готовилась к тому, чтобы вернуться к привычному, лениво-созерцательному состоянию.

Потоки информации медленно протекали сквозь меня, и я неспешно перебирала их, не сильно вникая в содержание — знала, в любой момент могу окунуться в любой из них, и использовать, буде он понадобится. Всё это было скучно, и не интересно на мой вкус. Да и особого желания разбить эту скуку, как-то тоже не наблюдалось. Мне было и так хорошо… Лениво, тепло, сытно и равнодушно…

Не удивительно, что как только почувствовала зов, тянущий куда-то вовне этого уютного местечка, стала сопротивляться изо всех сил. Совершенно не хотелось куда-либо направляться и что-либо делать. А этот зов, зудящий, как назойливое насекомое у уха, вызывал раздражение своей чужеродностью. Не сразу обнаружила, что источник дискомфорта, мешающий наслаждаться восхитительным состоянием отдыха и безразличия — две пульсирующие нити, за которые кто-то дёргал с завидным постоянством. Оборвать! То, что захотелось сделать сразу же, как только поняла, откуда тот зов взялся.

Нити вибрировали, и рваться вот так сразу не желали. От того, что я их дёргала, положение вещей не менялось. Необходимо было что-то, что помогло бы обрезать лишние связи, которые мешали мне жить так, как мне нравилось на данный момент. Острое… необходимо было что-то острое, из того, чем я обладала раньше… Осталось только вспомнить что, и как пользоваться. Перебрала потоки информации, отыскивая среди них те, что хранили память о том, что у меня имелось когда-то от рождения. Зубы, кажется, это то, что надо… Виртуальная челюсть далась мне не сразу, оказалось, что материального во мне сейчас точно ничего нет.

Недовольство тем, что меня побеспокоили, было сильным, как и свет, мешавший сосредоточиться на обрыве раздражающих меня нитей… И я их почти порвала, почти успела избавиться от дискомфорта… Как свет, вдруг, стал настолько невыносимо ярким, что плотнее смежила ресницы, чтобы не ослепнуть. Но этот свет, назойливый, неприятно холодный, просачивался под веки, не давая возможности уплыть в приятное небытие. А потом появился звук. Сначала неприятный, режущий слух, он трансформировался в имя, смутно знакомое, на которое я рефлекторно отозвалась шевелением пальцев рук — хотелось большего, подскочить с места и помчаться навстречу зову: “Ева!” Но отчего-то это не получалось сделать, как и вернуться к так понравившемуся мне состоянию покоя.

С огромным трудом удалось приподнять веки. Взгляд никак не хотел фокусироваться. Перед глазами всё плыло, и не сразу удалось понять, что того, кому принадлежал голос, звавший меня по имени, рядом нет. В комнате я находилась совершенно одна, и у меня не имелось сил не то что встать с места — а даже хоть что-то произнести вслух.

Себя осознать тоже получилось не сразу. Долго лежала, таращась в потолок, который, как и комната, казался мне подозрительно знакомым, но при этом не могла вспомнить почему.

“Тэйалия!” — позвал меня кто-то невидимый, притом так, что это слово прозвучало прямо у меня в голове, отдавшись болью в висках.

И с этого момента на меня обрушилась, в добавок к невозможности пошевелиться, куча болезненных ощущений. Ломило все косточки, кожу кололо иголками, а мышцы сводило судорогами. Что-то похожее на морскую болезнь, ухудшило моё, и так плохое, состояние. Перед глазами всё закружилось и меня затошнило. Лежала абсолютно беспомощная, не помнящая себя и проклинала всё на свете, и своё слабое тело в первую очередь.