Девочка. Книга третья (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator". Страница 9

"Памятник звонившему!" — возликовала я, прожевывая мясо лангуста.

Но как только Барретт поздоровался с собеседником, назвав его Амиром, я поперхнулась и закашлялась.

Не на шутку встревоженная, я выпрямилась, как натянутая струна, и вся превратилась в слух.

— Пхенг оставил свидетельские показания и в полиции, и у твоих страховщиков… — ровным голосом говорил Барретт, похлопывая меня по спине, — не вижу проблемы… Чанвит перешлет отчет в Куала-Лумпур…

К сожалению после этих слов, Ричард перешел на арабский, и всё, что мне оставалось — украдкой наблюдать за мимикой его лица, а она у него, как обычно, была практически неподвижной. Нужно было отметить, что от Барретта не исходило ни напряжения, ни сердитости, ни превосходства над побежденным — интонации в голосе были ровными, и складывалось впечатление, что он разговаривал со своим бизнес-партнером о делах. Единственное, что я успела уловить, так это единожды брошенный на меня взгляд, но Барретт мог просто проверить, продолжаю ли я ужинать.

От нервозности я не заметила, как подхватила креветку руками, и продолжила внимательно слушать непонятную речь, пытаясь вычислить канву разговора.

Барретт кинул на меня недовольный, как мне показалось, взгляд, рассматривая, как я облизываю пальцы после очередного морского гада, и я тут же взяла палочки, но есть ими не решилась от греха подальше.

Тем временем Ричард дал отбой, отчего я облегченно вздохнула, и, уверенно наполнив мой пустой бокал минералкой, внезапно спросил:

— Какой ты видишь себя на картине?

— Что? — не поняла я.

— На рауте Назари задал тебе вопрос, от которого ты ушла.

Я тут же вспомнила, как араб настойчиво пытался узнать у меня, какую картину я бы взяла за основу, чтобы раскрыть свою женскую суть.

— Почему ты решил, что у меня был ответ? — мое любопытство взяло вверх.

— Ты резко ушла от ответа, тебе было что скрывать, — давил он логикой.

— Прав, — немного смутилась я. — Я просто считаю, что ответ на этот вопрос слишком личный, интимный, не для посторонних.

— Знаю, — констатировал Барретт, и я в очередной раз отметила, что он не пытался вести со мной светские беседы, в коих он был мастер — в моем присутствии он был без маски, и для меня это было бесценно.

Сделав несколько глотков воды, то ли от жажды, то ли от волнения, я откровенно ответила:

— По ощущениям… ближе всего из художников для меня Густав Климт. Он невероятно талантливо переносил на полотно образ женщины, раскрывая ее женское начало.

— Что для тебя женское начало? — спросил он, и я опять почувствовала, что мы с ним сейчас говорим на совершенно серьезные темы, как два взрослых человека, без игривого налета светского флирта.

— Это некая ипостась… — остановилась я, подбирая слова, — которую раскрывает во мне мой мужчина.

Барретт спокойно смотрел на меня и держал паузу в ожидании продолжения.

Я опустила глаза и, пытаясь правильно сформулировать мысль, начала воссоздавать в памяти картины Климта, пролистывая их одну за другой. "Невинность", "Надежда", "Три возраста женщины", "Юдифь", фриз "Ожидание — Древо жизни — Свершение" — все эти и многие другие работы Климта находили отклик в моей женственности — первозданной, данной мне матерью природой, вложенной в мою суть и текущей по моим венам; женственности, которую разбудил во мне мой мужчина.

Я подняла взгляд на Барретта — он спокойно смотрел на меня и не торопил с ответом.

— Чувственность, нежность, ласка, сексуальность, желание, забота, преданность, ревность… — перечисляла я, не отводя взгляда.

Барретт открыл лэптоп и пробежался пальцами по клавиатуре, вводя имя художника.

Некоторое время он просматривал выданные поиском результаты, определенно, составляя собственное мнение о творчестве Климта и его видении женственности, и, отведя взгляд от монитора, спросил:

— Какая из них?

— "Поцелуй", — не задумываясь, ответила я — именно в этой картине я видела женскую и мужскую ипостась ярче всего.

Барретт едва заметно кивнул и закрыл ноутбук, так и не прокомментировав знаменитую картину, в которой мужчина, обнимая свою женщину, нависал над ее лицом и жадно целовал, обхватив ладонями ее щеку и затылок, а она, стоя на коленях и закрыв глаза, покорно и с наслаждением принимала поцелуй от своего мужчины.

Я сделала глоток минералки и, чувствуя интимность, волшебство в нашей с ним беседе, уже хотела спросить, как лично Он видит женское начало, но мой вопрос на полувдохе прервал зазвонивший на столе телефон, и я с грустью опустила глаза — момент был упущен.

Разговор, скорее всего с Чанвитом, шёл долго, а когда он закончился, Барретт вновь переключил внимание на лэптоп и спокойно сказал:

— Иди спать. Мне нужно поработать.

Я кивнула, понимая, что мой волшебный вечер закончен и, прежде чем уйти в спальню, подошла к Ричарду и поцеловала его в щеку, чувствуя губами наждак по клавишам рояля.

— Спасибо за вечер, — тихо прошептала я, но Барретт никак не отреагировал, давая понять, что мой лимит времени исчерпан — сейчас он полностью переключился на дела.

Проснулась я, как мне показалось, от какого-то шороха. Резко встав, я осмотрелась в полумраке спальни, но ничего подозрительного не нашла. Часы показывали половину третьего и я, посмотрев на пустующее место рядом в постели, грустно вздохнула — наверное отключился на диване с лэптопом в обнимку, надо его перевести и уложить в удобную кровать.

Накинув халат, я вышла в гостиную и посмотрела на слегка освещенную палубу. Как я и предполагала, Барретт сидел на диване, но не спал. Как когда-то в клубе, перед ним на пустом столе стоял хрустальный стакан с янтарным алкоголем, в его руке тлела тонкая сигара, а сам он, откинув голову на спинку дивана, релаксировал. Внезапно он пошевелился — зажав большим и указательным пальцем сигару, он сделал глубокую затяжку, но не выдохнул сразу, а наоборот надолго задержал дым в легких и через некоторое время выпустил дымное облако, не меняя положения головы.

Поколебавшись несколько секунд, я все же решила выйти к нему — если он не работал, а уже отдыхал, то я не должна была помешать.

Осторожно, будто боясь спугнуть, я пошла на цыпочках к дивану, обдумывая на ходу, как именно предложить ему свое общество, но Барретт, заметив мое присутствие, резко поднял голову и посмотрел на меня немного сонным взглядом.

— Что случилось? — спокойно спросил он.

— Ничего… просто не спится… могу я посидеть рядом? Я не буду мешать…

Я сделала еще один шаг вперед, но Барретт отрицательно покачал головой.

— Иди спать, — более настойчиво произнес он, давая понять, что возражения не принимаются.

Погода была теплой, дул легкий пассат, сигарный туман уходил в противоположную от меня сторону, но все же, как только дым дошел до моих ноздрей, я почувствовала сладковатый аромат.

— Это же… — и я не договорила, а Барретт поднял голову и посмотрел на меня ясным и трезвым взглядом.

— Откуда ты знаешь этот запах? — вкрадчиво спросил он, и я непроизвольно сделала шаг назад, почувствовав себя на допросе.

— На одной университетской вечеринке ребята курили, — ответила я, не понимая, почему он так отреагировал.

— А ты? — тихо спросил он, и так на меня посмотрел исподлобья, что по спине пошел озноб.

Я отрицательно покачала головой, а Барретт просканировал меня внимательным взглядом и, не найдя в моих глазах лжи, вновь откинул голову на спинку дивана.

— Иди спать, — тихо произнес он, закрывая глаза.

Но мне совсем не хотелось уходить — я была уверена, что сейчас он расслабился, как недавно на острове вдали от цивилизации, и я всем сердцем желала разделить этот момент с ним — ведь сегодня был последний день нашего с ним Рая. Я не требовала от него задушевных бесед и внимания, мне просто хотелось побыть рядом перед тем, как мы оба окунемся в сумасшедший ритм Сиэтла.