Двенадцатая реинкарнация. Трилогия (СИ) - Богдашов Сергей Александрович. Страница 21
Утром созвонился с Петром Семёновичем, «почитателем», и закрутилось. Я нужен был ему срочно, пока нужные люди на месте. Оделся в костюм, полюбовался остатками золотистого «загара», который постепенно сходил, прилизал причёску мокрой пятернёй.
«Почитатель» встретил меня на входе и потащил к проректору. Тот, выслушав короткую, но пламенную речь Семёныча, упал на телефоны. В конце концов меня выгнали в коридор, а минут через двадцать забрали документы, с которыми куда-то унеслась секретарша.
— Всё, принят на заочное, — сказал через полчаса Петр Семёнович, выходя из кабинета, — Пошли, поговорим.
Кабинет заведующего кафедрой физвоспитания находился рядом с институтским спортзалом. Семёныч и оказался тем самым заведующим. Две полки с кубками, медалями и статуэтками разного калибра свидетельствовали, что в юности он немало побегал и попрыгал. Иного толкования рисунки на наградах не имели.
— Разговор, парень, будет серьёзный. Я так понимаю, что ты нигде не занимался до этого. Заметно это сразу по технике, для тех, кто в теме. Первый, и самый главный вопрос: У тебя могут быть в ближайшие четыре-пять лет какие-то проблемы с армией, переездами в другой город и прочие подобные неожиданности?
— Отсрочку от армии на год я должен получить в августе, — я ткнул в очки, — Переезды не планируются.
— Военкомат Ленинский?
— Да.
— Отлично, у нас на военной кафедре брат военкома трудится. Поговорю в понедельник, — Семёныч открыл ежедневник. Крупно написал вверху Савельев, подчеркнул, а потом вписал первый пункт.
— Что с работой думаешь?
— Музыкантом устроюсь в ДК. Наверно с сентября, — пронаблюдал, как Семёныч слегка скривился.
— Петр Семёнович, а честно сказать можете, с чего вдруг такая забота и такие люди подключаются? Я вроде простой парень, ничем не знаменит, да и бегаю всего ничего.
— Честно…, ну, будет тебе честно. Я тебя недавно заметил. Бегал ты неплохо, но так… как хороший любитель, хотя временами выбегал на первый взрослый, переходящий в КМС. Тут смотря на какую дистанцию считать. Вчера ты выдал. Такого я не видел. На восемьсот и полторы тысячи прошёл на мастера, возможно выше, а на три тысячи, на рекорд. Будем пока говорить, на республиканский. Но, ты ведь и дальше побежал… И это по парку, среди людей. Так что, если не профукаешь свой талант, то будут у нас и чемпионаты, и Универсиады. На следующей неделе по стадиону тебя погоняю. Надо твою дистанцию понять. Хотя, моё мнение, надо на восемьсот ориентироваться — самая престижная дистанция из средних. Мировая классика. Понял?
— Скорее всего, частично.
— Про остальное позже поговорим, после стадиона. Так, что с глазами?
— Попал под молнию, светобоязнь, нарушение роговицы. Без очков не могу, даже вечером, — я специально выбрал для общения лаконичный стиль, чтобы не выбиваться из образа спортсмена.
— Очки, говоришь, — Семёныч пятерней почесал шевелюру, — Вроде тут были, сейчас посмотрю, — он открыл неприметную дверь, прикрытую краем одного из шкафов с инвентарём. Хлопанье ящиков, перезвон каких-то железяк.
— Вот, держи. Считай, что я за тот неловкий случай в парке проставился, — он протянул мне замшевый чехол, — Одевай, пробуй. В Австрии купил. Думал, горными лыжами займусь всерьёз, а не получилось.
Обалдеть, красота! Это не моя зеркальная маска в пол-лица. Данлоп 320. С закрытыми боками, эластичной внутренней вкладкой, дужками, дополненными регулируемым эластичным ремешком. Подтянул немного, прикинув свой размер, и одел. Красавчик! В заднике зазеркаленной полки, где лежали медали, отразился симпатяга. С золотистым загаром, приличной прической и в крутых, необычных солнечных очках, даже с первого взгляда понятно, что дорогих.
— Семёныч, громадное спасибо! Очки класс! Полный отпад!
— Хех, быстро ты меня в дядьки записал. Ну, тогда слушай, племянничек. На берегу договариваемся, что ты не куришь, не пьёшь и в драки не лезешь.
— С первыми пунктами и так всё нормально, а насчёт драк, там не всё от меня зависит. Бывает, что просто нет выхода.
— Ты уж постарайся. Убегай, если получится. Так, что ещё… Телефон есть? Диктуй, — он записал мой номер, — До понедельника свободен. Если не позвоню, в парке встретимся.
— Сынок, как сходил? — мама, любопытной чайкой вылетела в коридор. Скорее всего так и танцевала тут, у дверей, после моего ухода.
— Поздравьте студента. Приняли.
— А как же экзамены? — вылез отец, по случаю субботы облачённый в семейные трусы и безразмерную, растянутую майку.
— Я так понял, что они меня как-то по-хитрому протащили. Вроде целевика от предприятия.
— От тебя-то что потребуют? — с сомнением продолжал расспросы папа.
— Сказали, что сущую ерунду. С пяток золотых медалей и парочку рекордов. Желательно мировых.
— Серьёзно что ли? — изумился отец.
— Пап, да шучу я. Как пробегу, так и пробегу. Для уровня студентов меня вполне хватит, — поскромничал я, ориентируясь на замеры Семёныча.
— Так. Давайте про подарок поговорим. У тебя день рождение на неделе. Мы с отцом всю голову сломали. Думаем, что тебе подарить. Может, сам подскажешь? — мама, уловив, что всё в порядке, перешла к следующей проблеме.
— Мам, у меня пока на первом месте кроссовки и спортивный костюм. Похолодает, я в трусах не побегаю.
— Во, — подняла вверх палец мать и победно посмотрела на отца, — А то заладил, фотоаппарат-фотоаппарат. Иди рубаху одень, а то ходишь, как пугало огородное.
Морально поверженный папахен ретировался в комнату, не давая своим дальнейшим присутствием развить маме успех. Через минуту он высунулся, и, сориентировавшись на грохот кастрюль на кухне, поманил меня к себе.
— Вчера забыл отдать, держи вот, — сунул он мне помятый бумажный кулёк, в который мне обычно накладывали молочные ириски в нашем магазине. Японский городовой! Да сколько их тут?
— Батя, ты монстр! Титан! Как столько достал?
— Бартер, однако. Литр спирта животворящего, отданный куда надо, чудеса истинные творит, — подмигнул отец, с тревогой прислушался к наступившей на кухне тишине, и махнув мне рукой, юркнул обратно в комнату, где заскрипел дверцами шкафа.
Трясущимися руками высыпал на стол микросхемы и пересчитал. Двадцать семь штук! Это же сколько всего можно слепить! Здравствуйте флейнджеры, хорусы, делаи. Мои миленькие приставочки и ревербераторы.
За обедом родичи торжественно мне выдали сто пятьдесят рублей «на подарок к совершеннолетию». Вовремя. Завтра воскресенье. Поеду на Шувакиш.
«Жопарик» уже дежурил у гаража. Коля вокруг него отплясывал нетерпеливый степ, натурально отбивая классическую чечётку.
— Где научился? — я просмотрел несколько коленец, которые он залихватски выдал под конец.
— Батя у меня этим делом увлекался сильно. Даже на какие-то всесоюзные конкурсы чечёточников летал. Дома до сих пор пары три ботинок с подковками специальными хранятся.
Сгоняли до дома быта, сдали тряпку на покраску. Обещали отдать вечером.
Работали, как негры на плантации. Вовремя остановились, вспомнив про тряпку. Съездили. К вечеру колонки были одеты в кожу и панели. Мелочевку оставили на завтра.
— Завтра что, во сколько встречаемся? — Коля не поленился поставить свой недоделанный басовый комплект в рабочее положение, и ходил по улице, издалека на него облизываясь.
— Коль, я на базар собрался. Кроссовки и костюм посмотрю. Очень надо.
— Тю…, туда электрички часто идут, а обратно только с двух начинают. Давай я отвезу. Быстрее будет. Раньше вернёмся.
— Спасибо заранее. Так конечно быстрей получится.
Толкучка! Как много в этом слове всего собралось для советского человека! Возможность крупного заработка, опера из ОБХСС, кидалы, растлевающее влияние запада, нагло проникающее в наше общество строителей коммунизма через джинсовые костюмы (большей частью — «палёные»), махеровые шарфы, финские «вытирающиеся» шузы на платформе, безумие польской косметики, а так же масса других, зачастую непонятно как попавших сюда товаров. Отдельный «армянский» уголок, где сыны южной республики удивляют покупателей пакетами, с вставленными туда портретами полуголых красоток. Размер груди, ясное дело, зашкаливает. Сильно зашкаливает. Трясут самодельной обувью, на платформе невероятных размеров. Продают кепки любых фасонов, коврики с оленями или видом гор и прочую лабуду.