Спящая красавица - Айвори Джудит. Страница 31

Николь скривила рот и скептически прищелкнула языком.

— Джеймс, они... качаются, потому что они обвисли. Я старая.

Молодой рыцарь запротестовал:

— Они великолепны! Они опьяняют. Они женственные, чувственные... Я люблю их.

Джеймс рассмеялся, немного нервно, как ей показалось, когда произносил слово «люблю». Он провел рукой по ее груди, спустился ниже, к животу.

— И твои бедра, твой живот, ступни — я обожаю твои ступни...

— Мои ступни?

— О да! — Его пальцы обвили ее лодыжки. Он провел ее ступней по своей груди.

Она от неожиданности вскрикнула.

— Какие чудные ступни! — сказал он снова.

— Вы лжете, — рассмеялась в ответ Николь.

— Я никогда не лгу. Посмотри на этот подъем, — сказал он и провел пальцем на ее лодыжке. — Высокий, элегантный. И этот изгиб. За исключением другой, — он усмехнулся, — более изящной не найти. А здесь... — Он провел пальцем вдоль жилки. — Маленькая синяя жилка, небесно-голубая, как слабое сияние под вашей кожей, нежной и белой. У вас сияющая кожа.

Джеймс поцеловал кончики ее пальцев.

Николь почувствовала себя встревоженной, как это уже не раз случалось с ней в присутствии Джеймса.

— Вы... вы такой... — наконец она нашлась, — такой обольститель.

— Я никогда не лгу, — повторил он.

— Все иногда лгут.

— Да, возможно, раз или два, но не с вами. Зачем мне лгать, когда правда так замечательна?

— Хорошо, значит, у вас поэтический дар.

Если бы она не лежала уже на полу, то от последовавших за этим слов она непременно бы упала.

— Нет, — сказал Джеймс. — Просто ученый влюблен.

Николь приподнялась на локте и уставилась на него. Было бы естественно, если бы она сказала «О нет!» или поддразнила его, стараясь отговорить от его глупых мечтаний. Глупость — вот что это было такое. Она постаралась убедить себя, что его романтический вздор — заблуждение молодости. Потом перестала поджимать губы и спрятала лицо у него на груди.

Любовь. Это слово оставило глубокий след в ее душе. Она испугалась безрассудства, испугалась самой себя, своих поступков и желаний.

Джеймс продолжил:

— Вы самая красивая из женщин, которых я встречал в своей жизни.

— Стоп.

Николь не могла позволить ему продолжать в том же духе и игриво щелкнула по запонке на его рубашке, чтобы перевести разговор в шутку.

— Видимо, вы встречали не так уж много женщин на своем пути.

Она попыталась снова повернуться на спину. Джеймс держал ее за лодыжку.

— Сотни. Мне встречались сотни женщин, — рассмеялся он. — На самом деле четыре, считая двух моих вдов в Африке. Они считаются? Я имею в виду, что они были и они из совершенно другого мира.

— Они считаются, — подтвердила Николь.

«Четыре», — подумала она про себя. Четыре женщины. Она рассмеялась, вспомнив о своем головокружительном прошлом.

— Четыре, — повторила она. — Расскажите мне. Назовите имена. — Николь передразнила, как он говорил неделю назад: — Подробности, где подробности?

— Хм. Подробности... Что ж, была Грета, посудомойка, считавшая своим долгом быть первой женщиной у каждого.

— Забавно. Я знала Грету, очень похожую на эту. Она тоже была буфетчицей.

— Еще была Чи, так я ее называл, потому что не мог правильно произнести ее полное имя. А еще одну я называл Лита.

— А четвертая?

Он рассмеялся:

— А ее звали, по-моему, Коко.

— Продолжайте! — сказала она. — Значит, четвертая ваша женщина — я? — Она расхохоталась. — О Боже! Дитя! Я совратила дитя!

— Ха! — Он вытянул ее ногу так, чтобы она легла на него; его рука обвила ее, ладонью он похлопал по ее обнаженным ягодицам. — Я опытен настолько, насколько необходимо, миссис Уайлд, — заверил он. — Просто был очень занят до недавнего времени. Я, возможно, немного экспериментатор, но подаю надежды. Из-за этого не стоит беспокоиться. У меня никогда не было проблем. — В его голосе слышалась радость. — Я подхожу вам.

— Хорошо, — сказала она.

Так как ей не удалось высвободить ногу, то она вытянула ее вперед и села.

Его глаза округлились.

— Bay, — скорее выдохнул он, чем произнес. Это было выражение высшей оценки, а не огорчения. Она стянула с его плеч пиджак.

— Сними его.

В первый момент Джеймс не понял, что она делает, помогая ему, чтобы потом накинуть его пиджак на себя.

— Ты одет так, как только может быть одет мужчина, в то время как я совершенно голая.

Николь расстегнула его белый пикейный жилет.

— Ты просто хам: раздел меня до нитки, зная, что моя тетушка с дочерью находятся в Гиртоне, моя горничная — в Лондоне, а все семейство Данное — в Бате.

Джеймс запротестовал, когда она принялась снимать с него подтяжки брюк.

— О нет... — Он нацепил обратно на плечо левую, потеряв при этом правую.

Она снова спустила обе и посмеялась над ним.

— Чтобы ты знал. Кто-нибудь может войти сюда в любую минуту.

— Не-е-ет, — запротестовал Джеймс. — Я вижу, что никого вокруг нет.

Он вполне овладел собой, чтобы продолжить сражение.

— О нет, не делай этого, — попросил он, заметив, что она потянулась свободной рукой к пуговицам на его брюках.

— Да. — Радостно, не обращая внимания на его протесты и запрещения, Николь перешла в наступление на его одежду.

Ей пришлось снимать его гладкие белые подтяжки, снять его накрахмаленную манишку, наполовину расстегнутую, а его жилет она успела снять только с одной руки, прежде чем он воспринял их игру всерьез и опрокинул ее. Джеймс распластал Николь на кухонном полу, устроившись у нее между ног. Это была безоговорочная победа!

— Ах! — вырвалось у нее. Удовольствие, внезапное и острое, пронзило ее насквозь, пока Джеймс поудобнее прилаживал свои бедра между ее бедрами — медленным, поразительно умелым движением.

Он блаженно зарычал.

— О Боже! Николь! — Затем добавил: — Я все время хочу тебя так, словно хотел всю свою жизнь.

Когда он поцеловал ее, она обвила руками его шею и пригнула голову к себе.

Уже давно она не позволяла мужчине устраиваться там, где устроился Джеймс. И еще больше времени прошло с тех пор, как ее возбуждал поцелуй мужчины. Возможно даже, что она не испытывала такого вовсе. О Боже! А ведь она сама себя предостерегала. Но руки Джеймса так согревали и ласкали ее кожу, что не желать его было нельзя. Он уже вошел в ее жизнь.

«Но я не влюблена в него», — повторяла она себе снова и снова. Если только он... скорее всего он сам... возможно, это он был влюблен в нее.

Ее внутренний голос торжествующе восклицал: «Он любит меня!» Эта мысль была так прекрасна и так ужасна в одно и то же время, что Николь старалась не заглядывать в будущее.

Она прикоснулась ладонями к его прекрасному лицу и принялась изучать каждую черточку. Свет от газовой лампы, стоявшей на столе, освещал волосы, лоб до бровей. Николь позволила себе расслабиться. Она притянула его голову к себе. Ее любовник, ее друг. Она приоткрыла свои губы и поцеловала его долгим, глубоким поцелуем.

Более полутора часов они провели на кухонном полу.

Нечаянно погасив лампу, они погрузились во мрак. В гостиной Николь вытащила из вазы одну из роз, взяла ее зубами и принялась танцевать кругами перед Джеймсом, пока они поднимались по лестнице. Она чувствовала себя счастливой, такой счастливой! А он... О! Он... Ему, по-видимому, понравился тот замечательный факт, что в итоге их запутанная история обрела счастливый конец. И все образовалось само собой. Джеймс, крадучись, следовал за своей любовницей вверх по ступеням, его волосы были всклокочены, рубашка расстегнута. Он шел, держа в руках пиджак и жилет. Прижимая их к груди, он не упускал возможности нежно провести рукой по ее бедрам или по животу. В то же время он не отрываясь следил за каждым ее движением. Каждый его взгляд в туманное будущее останавливался на одной и той же мирной картине: исполнение страстных желаний и еще больше обещаний.

Они прошли по коридору в сторону гостевых комнат, где в самом конце находилась комната Николь. Джеймс следовал за ней, внезапно Стокер остановился.