Машина различий - Гибсон Уильям. Страница 21

На тупом полукруглом носу машины прямо под огромным изогнутым листом великолепного свинцового стекла (предназначенным, надо понимать, для защиты машиниста от встречного потока воздуха), четко виднелись черные с золотом буквы: “ЗЕФИР”.

— Иди сюда! — махнул рукой Том. — Что ты там стоишь как неродной.

Остальные встретили его слова сдержанным смехом.

Ну и нахалюга же, внутренне улыбнулся Мэллори; его подкованные сапоги громко скребли по цементному полу. Ишь, и усы у маленького братика появились, да какие роскошные — кошка лизнет и ничего не останется.

— Мистер Майкл Годвин, сэр. — Мэллори протянул руку своему давнему другу, а ныне — наставнику девятнадцатилетнего Тома.

— Доктор Мэллори, сэр! — отозвался Годвин, невысокий и кряжистый, лет сорока от роду механик с изрытыми оспой щеками, соломенными волосами, длинными густыми бакенбардами и острым блеском глубоко посаженных глаз. Он собрался было поклониться, но вовремя передумал и, несильно хлопнув Мэллори по спине, представил его своим товарищам. Последние звались Элайджа Дуглас, старший подмастерье, и Генри Честертон, мастер второй ступени.

— Весьма польщен, — коротко кивнул Мэллори. — Я ожидал от вас многого — и все равно поражен увиденным.

— И что вы думаете об этом красавце, доктор Мэллори?

— Трудно заподозрить его в родстве с нашим фортом.

— “Зефир” не предназначен для работы в Вайоминге, — улыбнулся Годвин, — чем и объясняется прискорбная нехватка брони и оружия. Форма определяется функцией — так, кажется, звучит любимая ваша присказка?

— Маловат он вроде для гоночной машины, — осторожно заметил Мэллори. — Да и форма, как бы это получше сказать, своеобразная.

— В основу нашей конструкции положены научные принципы, сэр. Новейшие принципы. Тут, кстати, очень интересная история, причем история, связанная с одним из ваших коллег. Вы помните покойного профессора Радвика?

— Да, разумеется, Фрэнсис Радвик… — Мэллори растерянно смолк. — Но только Радвик и новые принципы?.. Не вяжется это как-то.

Дуглас и Честертон смотрели на него с откровенным любопытством.

— Мы оба — палеонтологи. — Мэллори чувствовал себя очень неловко. — Но этот малый воображал себя вроде как аристократом. Задирал нос, придерживался каких-то допотопных теорий. Не умел логически мыслить — хотя это, конечно же, мое личное мнение.

Было видно, что механики воспринимают его слова весьма скептически.

— Я не из тех, кто дурно отзывается о мертвых, — поспешно добавил Мэллори. — У Радвика была своя компания, у меня — своя, и хватит об этом.

— Но вы ведь помните, — настаивал Годвин, — его гигантскую летающую рептилию?

— Кецалькоатлус [45], — кивнул Мэллори. — Серьезное открытие, тут уж не поспоришь.

— Кости отослали для изучения в Кембридж, — продолжал Годвин, — в Институт машинного анализа.

— Я сам собираюсь там поработать по бронтозаврусу, — кивнул Мэллори. Ему очень хотелось сменить тему.

— Так вот, — продолжил Годвин, — у них там в институте лучшие математики Британии, и они день за днем гоняли свои исполинские машины, пока мы с вами мерзли в топях Вайоминга. Долбили дырки в карточках, чтобы разобраться, как могла летать такая громадина.

— Я знаком с проектом, — кивнул Мэллори. — Радвик опубликовал по этой теме пару статей. Но воздушная динамика — не моя специальность. Честно говоря, я не ожидаю от нее серьезных теоретических результатов. Слишком уж она, простите за каламбур, воздушна.

— А вдруг она может дать серьезные практические результаты? — улыбнулся Годвин. — В анализе принимал участие сам лорд Бэббидж.

Мэллори задумался.

— Надо думать, что в пневматике все же есть какой-то смысл, раз уж она привлекла внимание великого Бэббиджа. Развитие искусства воздухоплавания? Армия очень интересуется воздушными шарами, а на военные науки у нас денег не жалеют.

— Нет, сэр,я имел в виду практическое конструирование.

— Конструирование летающих машин? — Мэллори помедлил. — Но вы же не станете меня убеждать, что эта ваша таратайка летает?

Механики вежливо рассмеялись.

— Нет, — успокоил его Годвин. — К тому же все эти священнодействия с машиной так и не решили поставленной задачи. Зато теперь мы кое-что понимаем в воздушных потоках, начинаем осознавать принципы атмосферного сопротивления. Принципы совершенно новые, не получившие еще широкой известности.

— Но мы, механики, — с гордостью вставил мистер Честертон, — уже использовали их практически, при конструировании “Зефира”.

— Мы называем это “обтекаемая форма”, — подал голос Том.

— Значит, вы придали своей машине “обтекаемую форму”, да? Вот почему она так похожа на… гм…

— На рыбу, — подсказал Том.

— Вот именно, — воскликнул Годвин. — Рыба! И все это связано с поведением текучих сред. Вода. Воздух. Хаос и турбулентность! И все это поддается расчету.

— Поразительно, — отозвался Мэллори. — Так, значит, эти принципы турбулентности…

Соседнее стойло взорвалось оглушительным грохотом; стены задрожали, а с потолка посыпалась сажа.

— Это итальянцы, — крикнул Годвин. — В этом году они привезли нечто чудовищное!

— И воняет эта гадость соответственно, — пожаловался Том.

Годвин склонил голову на бок и прислушался.

— Слышите, как стучат штоки на обратном ходе поршня? Плохая подгонка. Ну чего еще ждать от этих нерях иностранцев! — Он отряхнул припорошенную сажей кепку о колено.

Голова у Мэллори раскалывалась от шума.

— Давайте я куплю выпить! — прокричал он.

— Что? — непонимающе приложил руку к уху Годвин.

Мэллори поднес ко рту кулак с поднятым большим пальцем. Годвин ухмыльнулся. Он крикнул что-то Честертону, получил ответ и вытащил Мэллори из гаража на свет божий.

— Штоки у макаронников ни к черту, — радостно сообщил часовой.

Годвин кивнул, отдал ему свой кожаный передник, накинул неприметный черный сюртук и сменил полосатую кепку на соломенную, с низкой тульей и широкими полями шляпу.

Они вышли за барьер.

— Я могу урвать лишь пару минут, — извинился Годвин, — за ними же глаз да глаз. — Он надел дымчатые

очки. — Кое-кто из этих энтузиастов знает меня в лицо, могут увязаться следом… Да ладно, ерунда это все. Рад видеть вас снова, Нед. Добро пожаловать в Англию.

— Я вас надолго не задержу, — успокоил его Мэллори. — Просто хотел перекинуться парой слов наедине. О мальчике, о его успехах.

— О, Том — отличный малый, — отозвался Годвин. — Учится, старается.

— Надеюсь, у него будет все в порядке.

— Я тоже надеюсь, — кивнул Годвин. — Искренне вам сочувствую, Том ведь рассказал мне о вашем отце. Что он тяжело болен и все такое.

— Старый Мэллори, он не уйдет, пока у него есть дочки на выданье, — процитировал Мэллори с густым сассексским акцентом. — Вот что отец всегда нам говорит. Он хочет иметь полную уверенность, что все его девочки благополучно вышли замуж. Упорный старик.

— Думаю, он счастлив иметь такого сына, как вы, — заметил Годвин. — Ну а как вам показался Лондон? Вы приехали воскресным поездом?

— Я еще не был в Лондоне, просидел все время в Льюисе, с семьей. Сел там на утренний поезд до Лезерхеда, а остаток пути прогулялся пешком.

— Пешком из Лезерхеда? Это же миль десять, если не больше!

— Вы что, забыли, как я искал окаменелости? — улыбнулся Мэллори. — Двадцать миль в день, без дорог и тропинок, по вайомингским валунам и осыпям. Меня потянуло вновь побродить по дорогам старой доброй Англии. Я ведь только-только из Торонто, верхом на наших ящиках с загипсованными костями, а вы уже который месяц дома, варитесь во всей этой каше. — Он повел рукой вокруг.

— Да, — кивнул Годвин, — но как вам все-таки эта страна, на свежий взгляд, после долгого отсутствия?

— Антиклиналь [46] Лондонского бассейна, — пожал плечами Мэллори. — Палеоценовые и эоценовые меловые отложения, чуть-чуть голоценовой кремнистой глины…