Мона Лиза Овердрайв - Гибсон Уильям. Страница 8

Призрак пожал плечами. Сквозь начищенные до блеска ботинки для верховой езды девочка видела край кровати.

Японка бросила модуль в сумочку, и призрак исчез.

С лифтом Кумико справилась без труда и, оказавшись в обшитой белыми панелями прихожей, пошла на звук голосов. Не то холл, не то коридор. За угол.

– Доброе утро, – сказал Петал, снимая с блюда серебряную крышку. От блюда шел ароматный пар. – Вот он, неуловимый мистер Суэйн, для тебя – Роджер. А вот твой завтрак.

– Привет, – сказал мужчина, делая шаг вперед и протягивая ей руку.

Бледные глаза на длинном скульптурном лице. Гладкие, мышиного цвета волосы зачесаны наискось через весь лоб. Кумико затруднилась бы определить его возраст: это было лицо молодого человека, но в западинах сероватых глаз залегли глубокие морщины. Высокий, в руках, плечах и осанке – что-то от атлета.

– Добро пожаловать в Лондон. Он взял ее руку, пожал, отпустил.

– Спасибо.

На Суэйне была рубашка без воротника в очень мелкую красную полоску на бледно-голубом фоне, манжеты скреплены скромными овалами тусклого золота. Расстегнутая у ворота рубашка открывала темный треугольник татуированной кожи.

– Я говорил сегодня утром с твоим отцом, сказал, что ты прибыла благополучно.

– Вы человек высокого ранга. Бледные глаза сузились.

– Прошу прощения?

– Драконы. Петал рассмеялся.

– Дай ей поесть, – донеслось справа. Женский голос.

Кумико повернулась. На фоне высокого французского окна она увидела стройную темную фигуру. За окном – обнесенный стеной сад под снегом. Глаза женщины были скрыты за серебристыми стеклами, отражающими комнату и ее обитателей.

– Еще одна наша гостья, – сказал Петал.

– Салли, – представилась женщина, – Салли Шире. Поешь, котенок. Если тебе так же скучно, как и мне, может, захочешь пойти погулять? – Под взглядом Кумико ее рука скользнула к стеклам, как будто она собиралась снять очки. – Портобелло-роуд – всего в двух кварталах отсюда. Мне нужно глотнуть свежего воздуха.

У зеркальных линз, похоже, не было ни оправы, ни дужек.

– Роджер, – проговорил Петал, накладывая с серебряной тарелки розовые ломти бекона, – как ты думаешь, Кумико будет в безопасности с нашей Салли?

– В большей, чем со мной, учитывая, в каком она настроении, – ответил Суэйн. – Боюсь, здесь мало что может развлечь тебя, – обратился он к Кумико, подводя ее к столу, – но мы попытаемся сделать все возможное, чтобы ты чувствовала себя как дома, и постараемся показать тебе город. Хотя здесь и не Токио.

– Во всяком случае, пока, – добавил Петал, но Суэйн его, казалось, не расслышал.

– Спасибо, – сказала Кумико, когда Суэйн пододвинул ей стул.

– Сочту за честь, – сказал Суэйн. – Наше почтение твоему отцу...

– Послушай, – вмешалась женщина, – она еще слишком мала для всего этого. Пожалей наши уши.

– Салли сегодня немного не в настроении, – сказал Петал, накладывая на тарелку Кумико яйцо-пашот.

Как выяснилось, выражение “не в настроении” не совсем точно определяло то состояние, в котором пребывала Салли Шире. Скорее его стоило бы назвать едва сдерживаемым бешенством, яростью, которая проявлялась в походке и гневном пистолетном стуке черных сапог по обледеневшей мостовой.

Кумико приходилось отчаянно семенить, чтобы не отставать, когда женщина зашагала прочь от дома Суэйна по подъездной аллее. В рассеянном свете зимнего солнца холодно вспыхивали стекла очков. На Салли были узкие брюки из темно-коричневой замши и объемистая черная куртка с высоко поднятым воротником – дорогая одежда. А учитывая короткую стрижку, ее вполне можно было принять за мальчишку.

Впервые с того момента, как она покинула Токио, Кумико почувствовала неподдельный страх.

Клокочущая в женщине энергия была почти осязаемой – этакий сгусток гнева, готовый ежесекундно взорваться, выпустив на свободу фурию.

Кумико сунула руку в сумочку и сжала модуль “Маас-Неотек”. Колин тут же оказался рядом, небрежно подстраиваясь под их шаг: руки – в карманах куртки, ботинки не оставляют следов на грязном снегу. Она отпустила модуль – призрак исчез, но Кумико почувствовала себя увереннее. Не стоит бояться потерять Салли Шире, угнаться за которой девочке было трудновато, Колин, конечно же, объяснит ей, как вернуться в дом Суэйна. “А если я от нее убегу, – подумала она, – то он мне поможет”. Переходя перекресток на красный свет, женщина увернулась от двух машин, с рассеянным видом чуть ли не вытащила Кумико из-под колес черной “хонды”, при этом еще умудрившись пнуть машину в бампер, когда такси проезжало мимо.

– Ты пьешь? – спросила она, сжимая локоть Кумико.

Кумико покачала головой.

– Пожалуйста, мне больно руку.

Хватка Салли ослабла. Оказалось, она втолкнула Кумико через украшенную причудливыми морозными узорами стеклянную дверь в шум и тепло паба. Самое настоящее логово, переполненное какими-то людьми в темной шерсти и ношеном оленьем велюре.

Вскоре они сидели друг против друга за маленьким мраморным столиком, на котором разместились пепельница с рекламой “Басе”, кружка темного эля, стакан виски, который Салли опорожнила по дороге от стойки, и стакан с апельсиновым лимонадом.

Только тут до Кумико дошло, что серебристые линзы уходят в бледную кожу без малейшего намека на шов.

Салли потянулась к пустому стакану, покачала его, не поднимая со стола, и критически оглядела.

– Я встречала твоего отца, – сказала она. – Он тогда не ушел еще так далеко наверх. – Она оставила стакан и занялась кружкой с элем. – Суэйн говорил, ты наполовину гайдзин. Сказал, твоя мать была датчанкой. – Она глотнула эля. – По тебе не скажешь.

– Она приказала изменить мне глаза.

– Тебе идет.

– Спасибо. А... очки, – непроизвольно сказала девочка, – они очень красивы. Салли пожала плечами.

– Твой старик уже позволил тебе побывать в Тибе?

Кумико покачала головой.

– Умно. На его месте я поступила бы так же. Она отпила еще эля. Ее ногти, очевидно – акриловые, тоном и блеском напоминали перламутр.

– Мне рассказали о твоей матери. Чувствуя, что у нее пылает лицо, Кумико опустила глаза.

– Ты здесь не поэтому. Хотя бы это ты знаешь? Отец вовсе не из-за нее сплавил тебя к Суэй-ну. Там – война. С самого моего рождения в верхах якудза не было никаких склок. А теперь, видно, время пришло. – Пустая кружка звякнула о мрамор. – Он просто не может позволить, чтобы ты там оставалась, вот и все. До тебя там слишком легко добраться. В том, что касается соперников Янаки, парень вроде Суэйна от основных событий довольно далеко. У тебя ведь даже и паспорт на другое имя, ведь так? Суэйн должен Янаке. Так что с тобой все в порядке, ясно?

Кумико почувствовала, что глаза у нее наполняются слезами.

– О'кей, с тобой не все в порядке. – Жемчужные ногти забарабанили по мрамору. – Так, значит, она покончила с собой, и с тобой не все в порядке. Чувствуешь себя виноватой, да?

Кумико подняла глаза – на два зеркала-близнеца.

Как и Синдзюку в Токио, Портобелло задыхался от туристов. Салли Шире, настояв на том, чтобы Кумико выпила свой лимонад, который уже успел согреться и выдохся, вывела ее на запруженную улицу. Крепко держа девочку за руку, Салли начала прокладывать себе дорогу по тротуару мимо раскладных стальных столиков, накрытых рваными скатертями из бархата с тысячами предметов из хрусталя и серебра, меди и фарфора. Кумико смотрела во все глаза, но Салли тянула ее мимо выстроившихся рядами сервизов с королевской эмблемой и носатых чайников времен Черчилля.

– Это гоми, – рискнула заметить Кумико, когда они остановились у перекрестка.

Хлам. В Токио изношенные и ненужные вещи превращались в строительный наполнитель. Салли по-волчьи оскалилась.

– Здесь – Англия. Гоми – основной природный ресурс. Гоми и талант. Вот это я сейчас и ищу. Талант.