Там, где ты (ЛП) - Трамбл Дж. Х.. Страница 10
Ник для них, как маленький талисман. Думаю, это унизительно, но он так не считает.
Последняя часть — «болтать о парнях» — меня немного бесит. По-видимому, наличие бойфренда и страдания по горячим парням не являются для Ника взаимоисключающими вещами. Иногда я удивляюсь, что я в нём нашёл? Он милый, весёлый, умный. Всё верно. И он — гей. Это большой плюс. Но, кроме этого, у нас мало общего.
Он никогда не был у меня дома. «Я не навещаю больных», — заявил он мне однажды. Но когда три дня назад я сообщил ему, что мой отец при смерти, он прям весь расчувствовался, разрыдался и вёл себя так, будто только что машина переехала его любимую черепашку.
Ник любит драмы.
— Смотри, я кое-что сделал для твоего отца, — говорит он, вытягивает что-то из рюкзака и вручает мне. Книга. Порезанная книга со склеенными вместе страницами. Большая часть обложки и хорошая часть страниц вырезаны, обрамляя последнюю страницу, окрашенную белым. Через краску нечётко проступают слова. Некоторые слова не попали под белый слой — слово тут, слово там — и Ник обвёл их чёрными чернилами. Прохожусь глазами по странице: тебя любят. Сбоку он дорисовал розовую маргаритку с желтым центром и зелёным стеблем между слов. Переворачиваю книгу. На обратной стороне красными чернилами написано: В+ (прим. пер: расшифровывается как Bepositive и означает «Сохраняй положительный настрой, будь уверенным, не сомневайся!»).
— Как думаешь, ему понравится? — взволнованно спрашивает Ник.
Твоя поделка в стиле В+?
— Да.
— Вот и хорошо! — он целует меня в щёку. — Мне пора идти, — бросает уже на ходу. — Не могу заставлять моих девочек ждать. — А потом добавляет, как будто мысль пришла к нему только что. — Хочешь завтра потусить? Мне больше нечем заняться.
Он не ждёт ответа.
Останавливаю машину возле ящика для мусора и швыряю туда книгу.
Эндрю
— Одно пиво, — говорю я Джен.
Она смотрит на меня и закидывает в рот кукурузные чипсы.
— Дрю, ты всегда был таким нудным?
— Я не нудный. Я, просто, не дурак, — говорю в свою защиту. — Это место кишит сплетнями. А я не хочу становиться предметом для них.
— Да ну, перестань. Нас на четыре месяца заперли с подростками, в которых бушуют гормоны. Теперь наша очередь отрываться.
Я смеюсь:
— Прости, подруга. Но сегодня вечером у меня отрыва не будет.
— Никакого веселья с тобой, — она немного придвигает ко мне свой стул, затем собирает длинные светлые волосы и, закручивая, спускает локоны на одно плечо. Подозреваю, что, по её мнению, так она выглядит привлекательной.
Я решаю сменить тему.
— Так что ты будешь делать с романом, когда закончишь?
— Я вступила в Американскую ассоциацию писателей любовных романов. Сто десять баксов, представляешь? Но у них есть особая группа для писателей эротики — PassionateInk. И я думаю..., возможно, моя соседка по комнате была права. Она оплатила свою учебу в колледже благодаря «грязным» романам. И я могу писать эротику. У меня был секс.
Я стараюсь не слишком широко улыбаться, когда Джен разражается длинной и энергичной тирадой о планах публикаций, литературных псевдонимах и горячих сценах из своих будущих романов. Играет громкая музыка — думаю, это Journey, — и за ударными я пропускаю некоторые слова.
Обнаруживаю, что снова думаю о Роберте. Позвонит ли он? И почему я? Может, он дает свой номер всем учителям. Не знаю. И не собираюсь спрашивать. Но не могу перестать об этом думать. И ещё не могу отделаться от чувства, что я кажусь ученикам по сравнению с другими учителями более доступным, и Роберт это просто почуял.
— Гордыня до добра не доведёт, — говорит Джен.
Большую часть её болтовни я пропустил мимо ушей, но это короткое заявление привлекает моё внимание. Я смотрю на неё, а она кивает в сторону идущего к нашему столику Филипа.
— Похоже, он думает, что у него всё под контролем, — говорит она ехидно и широко улыбается подходящему Филипу. Мне хотелось бы его предупредить, но, видно, уже поздно.
— Привет! Вы двое, что будете делать на праздники? — спрашивает он, выдвигает стул, и садится напротив.
— Просто буду с семьей, — живо отвечает Джен. — Уверена, твои дети несказанно счастливы, что смогут побыть со своим папочкой две недели подряд.
Он улыбается:
— На самом деле, Диана уже приготовила мне список из серии «Милый, сделай, пожалуйста» километровой длины. Для меня эти праздники будут рабочими. А что у тебя, Дрю?
— Я собираюсь в Оклахому увидеться с...
— Эй, а Лиз здесь? — перебивает Джен. — Я хотела спросить у неё про поездку в Мексику.
Похоже, Филип чувствует себя некомфортно. Он оглядывается по сторонам.
— Не знаю. Я её еще не видел, — потом поднимается и говорит, что подойдёт к нам позже.
— Ах ты, бесстыжая, — говорю я Джен.
— Он это заслужил. У него дома — четыре детёныша.
— Он — хороший парень.
— Он — придурок, — ухмыляется Джен и осушает кружку. — Пойду возьму ещё пива.
Глава 4
Роберт
Проснувшись в субботу утром, я обнаруживаю на кухне тётю Уитни, внимательно осматривающую пустые шкафы и ящики. Всё содержимое из них она вытащила и сложила горками на столах. Похоже, она хозяйничает здесь уже какое-то время: старая бумага отовсюду куда-то исчезла, а каждая полка и ящик теперь застелены каким-то зелёным губчатым материалом, точно пригнанным по размеру.
Я, конечно, не знаю наверняка, но думаю, что мама вряд ли бы просила новоявленную Марту Стюарт4 переставлять на кухне всё, добиваясь максимальной эффективности. Если позже мама не сможет найти консервный нож, то сильно разозлиться.
Беру стакан и наливаю себе молока. Спрашиваю:
— Где мама?
— Ушла выполнить кой-какие поручения. Я предложила ей отправить тебя, но она запретила мне тебя будить. Она зачастую похожа на того, кто хочет, но не может сбежать из этого дома.
Да, ну! Правда? И с чего бы это?
— Хочешь есть? Я сделала на завтрак твоему отцу буррито, — она вздыхает. — Но он к нему едва притронулся. Ещё осталось несколько яиц и бекон. Хочешь, приготовлю?
Я бурчу «Нет, спасибо», но кусок бекона всё же беру.
— Думаю, твой папа сейчас спит. — Она наклоняется, оценивает нижний шкафчик, потом достаёт большую кастрюлю и ставит её внутрь на полку. — Похоже, он снова не спал всю ночь. Ты же знаешь, он не любит быть один.
Он был не один. Мама была там, в кровати, рядом с ним. И снова это пренебрежение, ещё один крошечный выпад в сторону мамы — плохая мать, плохая жена. Они её ненавидят... За то, что забеременела в колледже, за то, что бросила учёбу, за то, что вышла за отца замуж, за то, что вытеснила их из жизни отца, и вообще за то, что она существует. Мама никогда не заслужит носить имя Уэстфолл. Я знаю это, и мама тоже это знает.
Тётя Уитни выпрямляется и прислоняется к столешнице. Какое-то время она меня рассматривает, а потом медленно качает головой:
— Ты выглядишь точно, как отец в твоём возрасте. Ты должен им гордиться, Роберт. Он очень смелый человек.
Мне хочется прокричать ей в ответ: «Как? Скажите мне, как заболевание раком может делать человека смелым, хорошим или благородным?!» Но я молчу.
Тётя Уитни вздыхает.
— Он был бы таким хорошим врачом, — и её голос застревает где-то в горле.
На секунду кажется, что она о чём-то глубоко задумывается, но вдруг снова оживает. Она изучает поцарапанную антипригарную сковороду, которую держит в руках.
— Боже, некоторая кухонная посуда просто позорище. Не понимаю, почему твоя мать не купит что-то хорошее из Calphalon. — Она запихивает сковороду в стоящий в углу мусорный мешок с другими забракованными предметами.
Эндрю
— А вот и моя девочка!
Подхватываю Кики и кружу. От восторга она визжит и шлёпает меня по лицу, как одну из своих кукол.