Там, где ты (ЛП) - Трамбл Дж. Х.. Страница 50

Но переехать обратно к мисс Момин...?

— Она когда-нибудь тобой манипулировала? — спрашиваю я. Если честно, мне достаточно сложно сопоставить мисс Момин, которую я знаю, с Майей, о которой говорит Эндрю. Вроде они — два разных человека. Когда я думаю о Майе, то манипуляция кажется вполне очевидной. Но когда думаю о мисс Момин, то вроде и нет.

— Нет, не думаю. Это просто соглашение, которое выгодно сейчас нам обоим, по крайней мере, всё так выглядело вначале. Между нами ничего нет. У неё есть бойфренд. И вообще всё здорово.

— Ты, действительно, думаешь, что я тебе поверю?

— Ну, возможно, не так всё и здорово. Она лапала меня на прошлых выходных.

— Ничего себе! Не может быть. — Мне кажется, что я ослепну, просто представив эту сцену в исполнении мисс Момин.

— Роберт, похоже, я действительно облажался. И теперь не знаю, что делать. И дело не в Майе. Это Кики. Когда я в первый раз съехал, она была ещё слишком маленькой, чтобы что-нибудь понять. Но в этот раз её папочка был рядом слишком долго, и она уже привыкла. Ей будет тяжело, если я уйду. Она уже достаточно взрослая понять, что я ушёл, но ещё слишком маленькая понять, почему я это сделал.

Я отчасти чувствовал себя ответственным за его переезд. Если бы не я, то Эндрю не вернулся бы, и не оказался бы теперь в такой ситуации.

Озвучиваю свою мысль. Эндрю протягивает руку и играет с короткими волосами у меня на затылке:

— Ага, спасибо тебе, приятель. В следующий раз, когда я буду снимать с тебя одежду, поступай, как взрослый, хорошо?

Клуб находится рядом с университетским кампусом в центре. Эндрю продолжает осторожничать, но я убеждаю его, что здесь вряд ли будут его бывшие студенты. В прошлом году он преподавал только у первокурсников, и раз это был всего лишь один год, вряд ли здесь кто-то его узнает. Кроме того, я не знаю никого, кто ходил бы в школу возле кампуса в центре. Не знаю, была ли моя оценка ситуации на сто процентов убедительной для обоих, но желание вместе потанцевать заставляет нас сделать вид, что так оно и есть.

Когда мы пробираемся через толпу студентов на тротуаре перед клубом, рука Эндрю лежит у меня на плечах. На нём одна из его пятничных футболок («Математик-ботан»), джинсы и кеды, и выглядит он так, будто его только что выдернули из его комнаты в общежитии. Перед нами расступается группа студенток, готовых пропустить нас вперёд. Кто-то восхищённо присвистывает.

— Красавчик, надеюсь ты покажешь сегодня своего Ашера, — говорит Эндрю мне в ухо.

— Конечно, покажу. А ты снова будешь тащиться от заезженного старого Мика Джаггера?

— Удар ниже пояса, — говорит он, притворяясь, что душит меня. — Вообще-то, я собираюсь выпустить сегодня на свободу своего Адама Ламберта, раз он тебе так нравится, друг.

— Боишься, что я ослепну от твоей неотразимости?

— Возможно. Но тогда позже тебе придётся искать меня на ощупь.

Я останавливаюсь, а он поворачивается и смотрит на меня с широкой улыбкой.

— Ладно, тогда мы возвращаемся к машине, — говорю я, разворачиваясь уходить.

— У-у, — бросает Эндрю и хватает меня за руку, пока я не успел отойти. — Мы танцуем. А потискать ты сможешь меня и позже.

— Одно условие.

— Какое? — спрашивает он.

— Ты больше не будешь называть меня «другом».

Какое-то время он изучает моё лицо, потом говорит:

— Пошли, малыш, потанцуем.

Даже не знаю, что мне нравится больше: танцевать или смотреть на Эндрю, который совершенно забыл сегодня ночью, что он — взрослый. На забитом под завязку танцполе он танцует совсем близко. Мы трёмся друг о друга и во время медленных композиций целуемся взасос. Я совершенно забыл, что он — мой учитель. Ровно до того момента, когда в перерыве к нам приближается фигуристая розоволосая девушка с кольцом в губе и бросает Эндрю: «Я тебя знаю».

Он застывает и по лицу видно, что он пытается найти в своей памяти картинку, которая бы соответствовала виду дамочки, и очень надеется, что результат будет нулевым.

— Данн Холл, верно? — продолжает она, тыкая в него пальцем. — Ты был на осенней тусовке с Крюгером. Насколько помню, ты переспал с какой-то пьяной рыженькой, — она бросает на меня оценивающий взгляд, потом снова смотрит на Эндрю, подняв брови.

Эндрю тоже смотрит на неё с удивлением.

— Я «гибкий», — отвечает он невозмутимо.

— Хм, — говорит она, окидывая его взглядом с головы до пят. — Увидимся на весенней тусовке, красавчик.

— Ага, — говорит он. Когда девушка поворачивается и уходит, Эндрю хватает мою руку и тянет меня в противоположном направлении. — Пошли отсюда, — шепчет он мне на ухо.

Красавчик... Весь следующий час я удивляюсь его гибкости на заднем сиденье моей машины.

Да, он действительно очень гибок.

Мы наслаждаемся покоем после горячих «танцев», когда я решаюсь сказать:

— Мне нужно тебе кое в чём признаться.

Эндрю

Может, этого мне не хватало в старшей школе? Страстно целоваться взасос и обжиматься на заднем сиденье машины на тускло освещённой парковке? Ударяться головами о ручку двери в попытке вытянуться на сиденье, которое на полметра короче нашего роста? Задерживать дыхание каждый раз, слыша чужой голос и звук закрывающейся двери или видя луч света в окнах?

Я теперь взрослый, но прячусь здесь как ребёнок. Я не делал этого даже когда был подростком. Конечно, предпочтительней было бы лежать на большой двуспальной кровати. Диван бы тоже подошёл. Но я не жалуюсь.

И вдруг Роберт говорит, что хочет признаться.

— Только прошу, не говори, что тебе шестнадцать, — шучу я. Но, по правде сказать, я боюсь именно этого. А это будет означать, что к моему растущему списку преступлений добавиться ещё одно — половая связь с лицом, не достигшим совершеннолетия.

Роберт широко улыбается, шарит рукой по полу, пока не находит свой телефон. Скорее всего тот выскользнул из кармана, когда я стаскивал с парня джинсы. Роберт нажимает кнопку, загорается экран. Он недолго что-то ищет, водя по тач-панели пальцем, а потом поворачивает телефон ко мне.

На фотографии я, стою, уперевшись в алюминиевый поручень под доской, у себя в классной комнате. Руки сложены на груди. Кажется, я кого-то слушаю.

— Как тебе не стыдно фотографировать своего учителя в школьное время. Мне следовало бы наказать тебя.

— Да? И как же?

— Не искушай меня или придётся продемонстрировать.

В приглушённом свете его улыбка исчезает и лицо становится серьёзным.

— После того, как ты ушёл тем вечером, мне захотелось оставить кое-что себе, — говорит он тихо. — Хоть ты и повёл себя со мной как сволочь. Я просто хотел оставить себе кусочек тебя.

Провожу пальцем по его брови, потом забираю у него телефон и удаляю фотографию:

— Больше никаких фотографий. Теперь ты можешь оставить себе всего меня.

По дороге домой наступает моя очередь задавать вопросы: домашние питомцы в детстве? Не было из-за аллергии у отца. Любимый способ времяпрепровождения после обеда? Играть в Xbox (что же ещё — ему же семнадцать!) Лучший фильм, просмотренный в этом году? «Горбатая гора». (Да, фильм шаблонный, но он купил DVD и некоторые сцены пересматривает снова и снова).

Немного боязно спрашивать, пока Роберт за рулём, но есть и другие вещи, которые мне действительно очень хочется знать. Поэтому спрашиваю:

— Ты когда-нибудь проводил хорошо время с отцом?

Роберт смотрит на дорогу и молчит. Не надо было затрагивать эту тему. Нужно было спросить о первой любви, или почему ему нравится играть в оркестре, или какой бренд шампуня предпочитает.

И я уже готов был спросить что-то из этого списка, но тут он говорит:

— Могу я сказать «нет»?

— Ты можешь говорить всё, что хочешь.

— Я хочу сказать «нет», но, знаешь, должны же были быть хорошие времена, верно? — он бросает на меня взгляд, но затем быстро возвращается к дороге. Уже около одиннадцати вечера и движение стало менее интенсивным. Но я переживаю, что мой вопрос выбил его из колеи. Роберт включает указатель поворота, проверяет зеркала, потом перестраивается в левый ряд и обгоняет медленно едущую впереди машину. — Не то, что были плохие времена. Просто не было никаких времён, — он снова бросает на меня взгляд.