Древний род: Сотый Богомир (СИ) - Погонин Евгений Юрьевич. Страница 72

Я схватил его руки и подтянул к себе еще ближе.

- Дима, переводи ему все, что я скажу - ратник кивнул, а я принялся развязывать его руки, покончив с путами, я обратился к сидевшему рядом Кузьме - подержишь? - тот кивнул и вцепился в правую руку немца железной хваткой.

Глаза, у худосочного, бегали как маятники, в предчувствии чего-то нехорошего и он прав.

- А-А-А - заорал немец, когда моя правая нога придавила его левую ладонь к полу палатки, а 'вишня' лишила его мизинца.

- Нам нужен подробный план расположения следующего дозора - Дима стал переводить, а я, не дожидаясь, когда он закончит, принялся за безымянный палец.

Немец ничего не говорил, а только орал, даже тогда, когда на левой руке не осталось не одного пальца. Пришлось вогнать 'вишню' ему в грудь, по самую рукоять. Зато его товарищи, на глазах которых происходил допрос, стали посговорчивее и не только объяснили на словах, как устроен дозор, но и нарисовали его план на бумаге, вплоть до места нахождения смотровых площадок.

- Ну, ты это, давай Олег, напомни там фрицам, что такое 9 мая - напутствовал меня Кузьма, поправляя на спине броню, с которой он снял металлическую пластину и сделал в коже большие вырезы для крыльев.

- Такое чувство, что ты прощаешься со мной навсегда?

- Тфу, тфу, тфу - услышал я за спиной.

- Надеюсь, ты мне на спину не плюешь? - пытался шутить я, ободряя больше себя, чем кузнеца.

- Если это тебе поможет, то могу и на спину.

Мы тихо усмехнулись.

- Идут - полушепотом сказал Маэстро, с края площадки, откуда караулил появление сменщиков.

Мы специально ждали их появление, что бы хоть на толику, уменьшить противников для меня. Немцы, это не косорукие янки, они не будут рубить фальшионами, там такой исторический опыт, каковой не у каждого народа имеется. Вон, те, которых взял Николай, в броне не абы какой, а вроде как для гор и придуманной. Большие вырезы для рук, чтобы подвижность не терялась, да и панцирь не цельный, а из трех пластин, одна другую перекрывает. Остальные части по отдельности цепляются, и они не мешают друг другу. А мечи, качественные, легкие, одинарные, то что нужно в горах. И ножны у них не на поясе, а за спиной, чтобы не придерживать оружие и оно не цеплялось за уступы. Все предусмотрели 'заразы', шлемы и те с хорошим обзором. Их легким, пружинным арбалетам, не завидовал только Маэстро и Кузьма, у которых луки, с их то силищей, помощнее будут. Не плеч, не тетивы, упирай прикладом в землю, дави рычаг ногой, вставляй болт и американский 'гром' нервно курит на берегу. В защиту 'нашего' 'вжика' и справедливости ради, все же скажу. 'Наш' агрегат конечно по слабее будет, но зато точность, на уровне СВД.

- Олег, - услышал я голос Николая - пора.

Я кивнул в ответ и повернул голову к Кузьме, который все еще возился с доспехом.

- Кузя?

- А.

- От винта!

- Ага - ответил он и отошел в сторону.

Я немного помахал крыльями, для разогрева, - после вчерашних тренировок болят, как ноги, после первого дня пребывания в этом мире - поднял их насколько мог, присел и прыгнул, что есть мочи, в небо.

'У-у, елки-моталки, держись Олежик, помни, главное это держать правильный угол' - мысленно говорил я сам себе, стараясь не сорваться в штопор.

Полетел я не в сторону гор, а в направлении, откуда мы пришли, чтобы остаться не замеченным. Набрав скорость на пикировании, я сменил угол крыльев и понесся вверх по нарастающей. Однако этого было мало, скорость снижалась и довольно быстро. Собравшись с мыслями и так же мысленно перекрестившись, я взмахнул крыльями, стараясь делать это синхронно. Получилось. Махаю дальше, начинает кренить на правый 'борт', пытаюсь выровняться и понимаю, меня начинает 'калбасить' из стороны в сторону. Опять переключаюсь в режим планера, качка пропадает, махаю снова и одновременно пытаюсь развернуться, мне то в другую сторону.

Так, косо криво, обогнув по большой дуге дозор немцев, я падаю - в прямом смысле слова - на задницу, с другой стороны их стоянки. Вроде как в тыл, но моей пятой точки от этого не легче. Ей вообще по фигу, где падать на камни, в неприятельском тылу, или в расположение своих войск, все ровно больно.

Отойдя от боли, и немного помассировав ушибленное место, я отправился покорять новую вершину, на этот раз по старинке, то есть ножками.

Подъем, в этом месте гор, оказался куда круче, чем с другой стороны. Сплошные острые камни и нагромождение валунов. Здесь не то, что лошадь не провести, здесь человеку, не знакомому с горами, делать нечего. Я орудовал всеми конечностями, чтобы взобраться наверх и при этом не упасть в низ.

Часа два я занимался альпинизмом, пока не выбрался на более приемлемую тропинку. Но идти дальше я не стал. Тут, насколько я помнил план нарисованный пленниками, рукой подать до дозора, а мне требовалась небольшая передышка, руки затекли. К тому же, в моих планах не было намерения появляться перед немцами при свете дня, топоры то я не брал. Будет ночь, будет работа для 'вишни', единственному оружию, не считая засапожников, которое я взял с собой.

С наступлением темноты, я продолжил движение и первое что я увидел, выбираясь на площадку, это... ничего. Ни движения, ни фонарей, вообще ничего, одна кромешная тьма, с еле заметными пятнами снега на общем фоне.

'Весело, и как мне теперь, становиться 'на четыре кости' и прощупывать каждый камушек на своем пути, что ли'?

Конечно, я не стал так делать, а понадеялся на то, что плененные 'бюргеры', не наврали, когда рисовали план. На мое счастье так и было, я быстро нашел палатку, в которой горел свет и осторожно, чтобы не наделать шума, направился к ней, в надежде 'погреть ухо'. Когда же я это сделал, то мысленно обозвал себя ослом. Ведь я на немецком, кроме 'шнеля' и 'щвайн', ни бельмеса не понимаю.

Долго я ждал, когда немцы перестанут нести 'абракадабру' и не улягутся спать. Потом еще подождал, чтобы они наверняка уснули, а затем медленно и осторожно направился в сторону своих. С полчаса я пытался высмотреть или услышать часового перед спуском, но никого так и не нашел.

'Значить и бюргеры не без недостатков'

Полазил на карачках, нашел подходящий камушек и запустил его со всего маху в 'чашу'. Это был сигнал Николаю, но уж больно громким он получился.

В палатке тут же снова загорелся свет и послышался разговор. Я по-быстрому свалил в сторону, а из палатки кто-то вышел и стал чиркать огнивом. Через минуту, под светом факела в его руке, я увидел, что это минотавр, с неестественно кучерявой шерстью на лице. Он направился прямо к тому месту, где, чуть ранее, стоял я.

Ждать 'с моря погоды' или когда он начнет орать, если услышит шаги Николая, не вариант. Я подскочил к нему из-за спины, и несколько раз проверил его печенку на прочность. Затем затоптал упавший факел и попробовал оттащить полу-быка в сторону. Да куда там, я даже не смог его сдвинуть с места, пришлось с этим смириться и дожидаться когда из палатки выйдет следующий 'бюргер', обеспокоенный долгим отсутствием товарища. На этот раз вышло двое, но без факела, и стали звать некого Вальтера.

По-видимому, это умерщвленный мной минотавр.

Один из них, что то сказал другому и тот вошел в палатку, затем появился с факелом, который тут же зажгли, а за ним еще трое, еще с одним факелом.

Это мне не очень понравилось, пять не один и даже не два, по-тихому их снять уже не получится.

Тем не менее, я не собирался ждать, когда они поднимут тревогу, а сам нырнул в палатку, когда они от нее отошли. Первым делом нужно предотвратить отправку голубей, которые и находились в ней.

В палатке, на лежаках, лежали восемь представителей разных видов, включая людей. С них то, как ближайших к выходу, я и начал, орудуя 'вишней' в правой руке и засопожником в левой.

О тихом устранении 'бюргеров', не могло быть и речи. Крики, ругань, все было, но мой козырь был во внезапности и половину из них я 'оприходовал' еще до первых криков. Когда же с последним, было покончено, я затушил фитиль масляной лампы, - прозванными в народе 'жириками' - разрезал заднюю стенку палатки и выбрался через нее наружу. Не теряя темпа, обежал ее вокруг, и напал с тыла, на пятерых немцев, не решавшихся войти в темную палатку, из которой, на их крики, никто не отвечал.