Распознавание образов - Гибсон Уильям. Страница 29

Кейс надеется, что опасаться здесь нечего. Разве что вяло пристанет какой-нибудь пьяный пролетарий, нетвердо стоящий на ногах.

Чем глубже она погружается в яркий лабиринт, тем выше становится уровень шума: музыка, пение, завывание механических драконов, реклама секс-услуг на японском языке. Оглушительно, как в заводском цеху.

Словно грохот прибоя.

Домики здесь очень узкие. Сплюснутые фасады наперебой проталкиваются на улицу, образуя на уровне первого этажа сплошную полосу бешеного неонового огня. Выше порядка уже больше – одинаковые квадратные вывески аккуратно висят бок о бок, рассказывая о товарах и удовольствиях, доступных на верхних этажах.

Эта непонятная вывеска заставляет ее остановиться. Красные буквы на желтом фоне в центре одного из фасадов. Кейс заторможенно разглядывает надпись. Какой-то прохожий натыкается на нее, резко вскрикивает по-японски и удаляется, слегка покачиваясь. Она вдруг осознает, что стоит перед разверстым входом ревущего порнодворца. У дверей скучают два вышибалы. Внутри на огромном экране мелькает качественное изображение грубо-клинического, явно иностранного совокупления. Кейс поворачивается и торопливо идет прочь.

Она продолжает сворачивать в переулки, пока темнота не сгущается настолько, что уже можно снять очки. Грохот прибоя звучит заметно тише.

Накатывает, чуть не сбивает с ног волна сонливости. Даже колени подгибаются. Здешняя временная разница – это вам не лондонские пять часов.

– Ну что, мозг красоты, – говорит Кейс, обращаясь к пустынному переулку, – милашке Фанни пора домой.

Вот только в какую сторону?

Кейс оглядывается. Переулок, по которому она пришла, настолько узок, что даже не осталось места для тротуара.

Трещит приближающийся моторчик.

На перекресток выскакивает и останавливается мотороллер. Человек в зеркальном шлеме поворачивает голову. Лица не видно, фигура облита остаточным светом секс-реклам.

Постояв секунду, он дает газ и уносится, рыча мотором – был и нету, словно фантом.

Кейс какое-то время глядит на опустевший перекресток, который кажется освещенным, как театральная сцена.

После нескольких поворотов к ней возвращается чувство направления, и она уверенно ложится на обратный курс, ориентируясь по далеким огням магазина «Гэп».

Телевизор раскрывает тайну Билли Прайона.

Кейс как раз пыталась разобраться с универсальным пультом, чтобы раздвинуть занавески и полюбоваться электрической мозаикой (а перед этим приняла душ и завернулась в белый махровый халат). Но вместо занавесок вдруг ожил гигантский телевизор. И вот, пожалуйста – Билли собственной персоной, в полном неопанковском обличье, словно в звездные годы «БГЭ», и даже пол-лица парализовано, как встарь, а другая половина щерится в идиотской ухмылке. В протянутой руке Билли сжимает бутылочку молочного напитка под названием «Биккли» – кажется, производства «Сантори». Было время, когда Кейс нравился этот напиток. Среди засилья разной дряни, типа лимонада «Покари суит» и питьевой воды «Калпис», холодный «Биккли» был настоящим спасением.

На вкус как толченые ледышки, вспоминает Кейс. И тут же чувствует острое желание выпить бутылочку.

Понятно, думает она, досматривая рекламный ролик. Значит, Билли Прайон – гайджинское лицо «Биккли». Тот факт, что на Западе эта звезда уже давно закатилась, похоже, здесь никого не смущает.

Кейс находит нужную кнопку и выключает телевизор. Занавески так и остались закрытыми. Не экспериментируя больше с пультом, она вручную, один за другим, гасит все светильники и прямо в халате забирается в кровать.

Свернувшись калачиком между белыми простынями, она молится, чтобы волна скорее накатила, накрыла, удержала в себе как можно дольше.

И волна приходит. Где-то в ней неявно присутствует отец, и человек на мотороллере поворачивает безликий шар хромированного шлема.

15

Особая точка

Уин Поллард пропал без вести в Нью-Йорке, утром 11 сентября 2001 года. Привратник гостиницы «Мэйфлауэр» вызвал для него такси, но так и не смог вспомнить, куда в то утро отправился человек в сером пальто, давший на чай один доллар.

Кейс может думать об этом спокойно, потому что киберзанавески раздвинуты, и японское солнце простреливает комнату под каким-то невообразимым углом.

В уютной теплой норке, образованной простынями и махровым халатом, зажав в руке пульт, она разрешает себе вспомнить, что отец пропал без вести.

Ни она, ни ее мать не знали, что Уин в тот день был в Нью-Йорке. Причины, по которым он туда прилетел, до сих пор не ясны. Последние десять лет он жил в Теннесси, на заброшенной ферме, разрабатывая особо гуманный вид ограждений для толпы во время рок-концертов. Как раз перед исчезновением он приступил к оформлению нескольких патентов, которые должны были обеспечить его старость. Фирма, которая помогала ему с регистрацией патентов, располагалась на Пятой авеню, но работавшие там люди понятия не имели, что 11 сентября он находился в Нью-Йорке.

Прежде Уин никогда не останавливался в «Мэйфлауэре». Он прибыл туда накануне вечером; номер был забронирован через интернет. Поднявшись к себе, он до самого утра никуда не выходил и никому не звонил, только заказал бутерброд с тунцом и банку «Туборга».

Причины его визита в Нью-Йорк остались невыясненными, а значит, не было никаких оснований предполагать, что в роковое утро он поехал к Торговому центру. Однако Синтия, ведомая потусторонними голосами, с самого начала была уверена, что ее муж попал в число жертв. А когда открылось, что в одном из прилегавших к Торговому центру зданий находился офис ЦРУ, у нее отпали последние сомнения: конечно же, Уин перед терактом зашел повидать бывшего коллегу.

Когда ударил первый самолет, Кейс находилась в Сохо, и ей довелось стать свидетелем микрособытия, которое шепнуло ей на ушко, что весь мир в этот миг получил утку в лицо.

Она увидела, как с засохшей розы упал лепесток.

Эта роза была выставлена в витрине эксцентричного антикварного магазинчика на Спринг-стрит. Кейс нужно было убить пятнадцать минут перед деловым завтраком, назначенным на девять часов в гостинце «Сохо Гранд», и она просто гуляла по улице, наслаждаясь погодой и разглядывая витрины. В знакомом окне ее блуждающий взгляд зацепился за три чугунных сувенира, по-разному изображавших одно и то же здание, Эмпайр-Стэйт-билдинг. В этот момент раздался гул самолета, летевшего, как ей показалось, очень низко, а в проеме зданий над Западным Бродвеем промелькнула какая-то тень. Наверное, снимают кино, подумала она.

Засохшие розы в серо-белой вазе стояли здесь уже давно, несколько месяцев. Изначально они были белыми, но постепенно превратились в подобие пергамента. Кейс ни разу не заходила в этот магазин и даже не знала, чем они торгуют. Витрина всегда казалась ей чуть странной: задняя стенка была забрана черной фанерой, не позволяющей заглянуть внутрь, а предметы, выставленные на обозрение, периодически менялись местами, словно повинуясь какой-то внутренней поэзии. Всякий раз, проходя мимо этой витрины, она задерживалась, чтобы оценить узор новой комбинации.

С розы упал лепесток – и в тот же миг донесся глухой удар, словно где-то столкнулись грузовики. Обычное дело, необъяснимый закулисный звук Южного Манхэттена.

И вот уже тревожно гудят сирены. Но ведь это Нью-Йорк, здесь всегда гудят сирены.

Кейс идет к гостинице, в сторону Западного Бродвея. Опять сирены.

На углу Западного Бродвея начинает собираться толпа. Люди останавливаются, глядят на юг. Показывают пальцами. Черный столб дыма на фоне синего неба.

Это пожар – горят верхние этажи Всемирного торгового центра.

Кейс ускоряет шаг, направляется в сторону Канал-стрит, минует группу людей – они склонились вокруг лежащей женщины. Наверное, обморок.

Обе башни теперь хорошо видны. Невероятное количество дыма, захлебываются сирены.