Вера. Надежда. Любовь (СИ) - ЛетАл "Gothic &. Страница 119

Зеленые стены, серые ступени, белый потолок — все сливается в один перламутровый туман. Ледяные еще мгновенье назад пальцы горят, согретые той жаркой, с золотистыми бликами упоения волной, что разливается по всему телу и делает ватными ноги. Судорожно сжимаю перила и смотрю туда, где на горизонте событий звучит металлический скрежет открывающихся створок дверей.

Черная мантия. Сутулые плечи. Накинутый капюшон. Опущенная голова. Рюкзак через плечо. Руки, сцепленные на груди. МОЙ ДЕНИС — поедаю глазами того, кто срывает с меня все защитные оболочки. Разум уходит в аут. Тело горит в адреналиновом пекле. И оголенная Душа взрывается фейерверком чувств: Счастье — чистое, высшее, Нежность — всепоглощающая, бескрайняя, Возбуждение — не унять, непостижимая Любовь…

— Денис… — В горле ком, голос не слушается, кажется, произношу имя Любимого одними губами, но меня слышат.

Парень вздрагивает, словно от удара электрошокера, резко вскидывает голову и на меня смотрят широко распахнутые, самые красивые в целом мире глаза. А я плавлюсь в этой ртути, в этом утреннем тумане, в этом штормовом море. И ТОНУ!

Отчаянно барахтаюсь, не понимая, почему в глазах, что смотрят на меня сейчас, на мгновение вспыхивает вселенский ужас, а в следующий миг утекает в узкую черноту зрачков, оставляя на радужке лишь серую обреченность, фонящую диким, первобытным страхом, будто перед Денисом стоит не любимый человек, а Дьявол, пришедший по его душу.

— Бля-я-ять… — тихий матерный выдох под нос шокирует неправильностью происходящего и дергает нерв силлогизмом, что я здесь нежеланный гость.

Где-то хлопает дверь, как сигнал к решительным действиям, и мой Денис торопливой, но какой-то неуверенной походкой инопланетянина, которому в тягость притяженье Земли, топает к своей двери, упираясь одной рукой в стену, словно боясь, что та сейчас на него рухнет.

— Стоять! — ору командным голосом, абсолютно не понимая, чем вызвана такая паническая атака Дениса, но, кажется, только подливаю масла в огонь.

Звенят ключи предвестником события, что парень прямщас вознамерился укрыться за стенами с железными вратами, откуда я его никаким кнутом или пряником не выманю во веки веков.

«Да хрен ты угадал!» — тело двигается на инстинктах. Ни мига не думая, в три шага проскакиваю пролет, ощущая себя заядлым паркурщиком. Налетаю коршуном на убегающего зайца, и, прижимая парня к двери, обвиваю руками, словно смирительной рубашкой.

«Мой! Мой! Мой…» — Я столько раз мечтал, как заключу его в объятия, но не мог и предположить, что реальные ощущения изгибов вырывающегося из моих тисков тела будут так до дрожи будоражить мое собственное. Голова кругом от близости Любимого, и эмоции, пусть не те, что я ожидал и какие-то неправильные, но и не затертые, не потерянные пространством, отключают разум. Утыкаюсь носом в макушку, по-звериному тяну в себя родной запах, в котором почему-то фонит чужеродная для Дэна нотка спирта, и дурею…

— Попался! — опьяненный своей победой, резко выдыхаю отчаянно дергающейся добыче в затылок, чувствуя, как у самого сбивается дыхание. Но я ж все равно сильнее, сколько не рвись. — Сдавайся! — не прошу, требую. — Сопротивление бесполезно.

— Да хуй ты угадал! — из уст Дениса неожиданно грубо звучат мои недавние мысли, приправленные не менее неожиданным продолжением: — Живым не сдамся… — и мне со всей Денискиной дури прилетает крепким затылком по услужливо подставленному носу.

Резко наступает ночь, и зажигаются яркие звезды. Боль пронзает переносицу, лоб, но самое гадливое — ощущение, как кровавая юшка наполняет нос и медленно стекает по стенкам носоглотки. «ЕБАААТЬ!» — только и проносится в звенящей голове.

— Денис, ахуел совсем? — по-русски искренне возмущаюсь, инстинктивно зажимая разбитый нос одной рукой, а второй продолжая держать добычу.

Дергайся бы сейчас у меня в руках кто другой, уже приложил бы его лобешником о железную дверь, и не раз, но ведь с моим затравленным зверем так нельзя. Вот и обхожусь воспитательными мерами: сгибаю ногу и от всей своей уязвленной в самых лучших чувствах Души отвешиваю парню горячий любовный поджопник.

Попадаю не столько по тощей заднице, сколько по съехавшему с Денискиного плеча рюкзаку, из бокового кармана которого стремительно вылетает до боли в печени знакомый «снаряд». Описывает заданную земным притяжением параболу и с хрустальным звоном подрывается о бетон, рассыпая в зоне поражения брызги чистой, как кристаллы Сваровски, жидкости и прозрачного, как слеза, стекла.

Мир замирает. Денис замирает. Я замираю. «На счастье!» — сверкает молния в мозгу, а по тесному закутку разливается поллитровая лужа и, перекрывая смрад подъезда, источает ни с чем не сравнимый аромат русской водки.

Замершую статую из трех фигур: я, Дэн и убитая бутылка — хоть на фонтан водружай — расколдовывает волшебный мявк и Денискино недоуменное:

— Лис?

Парень разворачивается к своей «избушке» задом, ко мне передом, таращится во все глаза, будто во второй раз за последние 666 секунд увидел Дьявола во плоти, и вот только теперь ему это, сколько ни крестись, точно не кажется.

— Нет, бля, серый волк! — Утираю сочащуюся кровь и закидываю башку назад, будто это может остановить кровопотоп. — И тебе привет, Любимый, — гундосю, а самого на ржач пробивает.

Трясет и Дениску, вот только его попытки смеяться с каждым мигом все больше напоминают начинающуюся истерику.

— Ну все-все, очнись. Сейчас-то признал? — Пытаясь успокоить, прижимаю к себе любимого драчуна, хотя мне самому не помешало бы взять себя в руки. — Это я, твой Ведьмак. А тебе что, бес с рогами померещился? — И из-за пазухи на свет божий высовывается помятая темная мордашка — нет, не того, кого помянул, а голубоглазой кошки, что удивленно таращится на обнимающихся парней. Как не раздавил бедолагу в порыве любви, не знаю!

— Привет, Маркизка. Ну хоть ты скажи своему хозяину, чтобы он перестал хуевертить. А то ж я и отшлепать могу. И за беготню, и за головоприкладство, — говорю пушистой девчонке слова, предназначенные Дэну, и кошка со мной молча соглашается, да и парень молчит, только быстрое дыхание — почти свистом — вырывается из легких и, обдавая меня ядреным перегарным амбре, проясняет кое-что в Денискином поведении. — Дэн, милый мой мальчик, а ты по какому поводу надрался?! — почти ласково рыкаю на правах старшего, но получается как-то совсем уж не строго: мешает вполне естественно сочащаяся кровь и совершенно ненормальная веселость.

— Лис, прости-прости… Как ты тут?.. Я не хотел… Я думал это… — несет какую-то пьяную околесицу, начиная и не заканчивая свои мысли, но упорно игноря мои вопросы. — Ты в порядке? Держись! — подрывается горе-алконавт и дрожащими руками никак не попадает в замочную скважину. — Давай домой…

От этих простых слов становится тепло на душе. «Домой», а не «ко мне». Значит, Дениска уже разделил со мной не только виртуальный, но и реальный свой мир. И, как не неохота, но приходится разжать объятия, отлипнув от желанного человека. Поворот ключа и Дэн, запустив вперед кошку, залетает в квартиру следом, немедленно утягивая за собой меня и отсекая нас от всего света труднопреодолимой преградой. Голова кругом. Вот он — долгожданный миг, в котором мы вдвоем, не считая кошки.

Но с кошкой не считаться нельзя. У нас с ней заговор и космический контакт! И она уже признает во мне своего: трется у ног, выписывая загадочные круги. Глажу маленькую хранительницу, почесываю за ушком, перекидывая на нее часть своей любви, пока нет возможности ей сполна одарить ее хозяина, который мужественно преодолевая антитрезвое состояние нестояния, суетится возле нас.

— Раздевайся, — командует Дэн, сдвигая створку купе, и на пол летят кроссовки, рюкзак, мантия. — Ванная тут, — открывает одну из двух очевидных дверей. — Льда нет, но в холодосе должно быть что-нибудь. Я щас…

Только вместо очевидного и логичного похода на кухню за «чем-нибудь» Дэн пьяной пулей залетает в соседнюю дверку, откуда тут же доносятся понятные любому перепившему человеку звуки.