Вера. Надежда. Любовь (СИ) - ЛетАл "Gothic &. Страница 125

— Лис… — открываю рот, чтобы скромно послать похабника на три веселые буквы, но он предупреждает и это мое действо:

— Да-да-да, знаю, не сейчас, — и давая мне шанс на расслабиться и просто поваляться в блаженной неге, стремительно поднимается с нашего японистого ложа. — Я вперед!

Подвисаю, провожая взглядом голую лисью задницу и не отказывая себе в удовольствии помечтать о жарком продолжении побудки с ее участием, что немаловажно, совсем не в главной роли. «Вот ведь… Ведьмак!» — ухмыляюсь собственным мыслям, ощущая, как вроде бы сытое тело реагирует на соблазнительный раздражитель.

— Елисей, ответь честно, ты меня провоцируешь? — пытаюсь перекричать журчание воды, доносящееся из — уверен! — специально не закрытой двери ванной.

— Ага! Давно и упорно! — Заглядывают в комнату две рожицы: чисто выбритая и усатая. — Пять минут тебе на все, про все, — задает темп похабно улыбающаяся и перемигивается с удивительно голубоглазой. — А мы пока с моей помощницей кофеек сварганим.

И, стоя под теплыми струями воды, я не могу не улыбаться, пожалуй впервые за столь долгое время чувствуя себя абсолютно счастливым. Мне сложно поверить в происходящее, как и невозможно представить, что еще недавно Лиса не было в моей жизни. Разум отказывается принимать этот неопровержимый факт, как данность, наполняя сознание Верой, что такого просто не может быть.

На моей коже до сих пор горят его поцелуи, и кажется, так было и будет всегда. В моей Душе царит покой и в то же время удивительно приятное волнение, вспыхивающее искрами Надежды на будущие жаркие объятия в прохладе ночи. Я чувствую себя нужным, важным и защищенным, словно в сотканном из шелковых нитей Любви коконе, за пределами которого меня не касается ничто и никто. А в нем я раскрываюсь, таю в чувствах Елисея, трансформируясь из неказистой гусеницы в прекрасного мотылька.

Им и выпархиваю из тесного пространства ванной, сразу же окунаясь в облако кофейного аромата и под прицел влюбленно-лисьих и удивленно-кошачьих глаз.

— Любимый, присоединяйся, — ласково мурлычет обладатель веселого прищура, взглядом указывая на единственный свободный табурет и продолжая одной рукой поглаживать ластящуюся на коленках кошку, а другой прижимая к уху сотик, в который договаривает, видимо, прерванную моим явлением фразу, только уже совсем другим тоном: —…да, Саш, именно так.

— Ты кому звонишь? — Чуя подозрительно быстро возникшее беспокойство, невольно вслушиваюсь в неузнаваемо строгую речь любимого.

— Другу, — прикрывая трубку, отвечает Лис и продолжает уже в телефон: — Тут верные 210, 163, 119, 228.

Прозвучавший секретный код заставляет меня медленно отстранить уже поднесенную ко рту чашку.

— Понимаю, что не твой профиль. Но, Саш, ты меня знаешь, по ерунде не стал бы тебя беспокоить, — в дружеском обращении Лиса сквозит серьезность. — Я в другом городе, и не в моей компетенции местных командиров дергать. Тут звонок из столицы нужен, — повисшая пауза превращает меня в слух, потому что догадаться, что речь идет не о добыче куска дефицитного мяса Единорога, смогла бы даже Маркиза.

— И кто у нас друг? — не веря своим догадкам, задаю вопрос, ответ на который скорей всего знаю.

— Мент, — озвучивает мои мысли Лис и дополняет их весьма известным в миру' адресом: — Петровка, 38.

— Браво! — Отдаю должное не столько оперативному во всех смыслах вмешательству, сколько звериной реакции Лиса, успевающего остановить полет чуть не перевернутого мною стола, когда под жалобный перезвон столовых приборов пружиной вскакиваю с насиженного места и самыми что ни на есть насильственными действиями пытаюсь вырвать трубку из рук любимого не мента.

— Ну так ептыть… — чуть не раскланивается Лис, перехватывая мою загребущую длань, и невероятным пируэтом разворачивает мою же тушку к себе спиной, прижимая медвежьим хватом за грудь и прижимаясь мужским фактором к заднице.

«Ну вас нахрен!» — проносятся мысли стремительно — только черные пятки сверкают — улепетывающей из кухни Маркизы, правильно посчитавшей мужские разборки не ее женским делом.

— Лис-с-с, — извиваюсь ужом в железном капкане лисьих рук. — Какая статья за посягательство на жизнь господ при исполнении?

— 317 и 318 вроде. А что? — без запинки выдает знаток уголовного кодекса.

— Ты толкаешь меня на преступление! — предупреждаю, но все же останавливаю желание повторить вчерашний прием, ибо трезвый с утра Разум работает четко и опережает двигательную силу инстинктов, включая установку, что калечить свое и горячо любимое — недопустимое для меня действо.

— Любимый, за преступлением последует наказание! — хмыкает Елисей, сильнее сжимая меня в объятиях и на всякий пожарный убирая голову из зоны поражения моего бодливого затылка, видимо, догадываясь, чего от меня можно ожидать. — И поверь на слово, я не доверю этот увлекательный процесс правоохранительным органам.

— С-с-сдурел… — перехожу на шипящий шепот, словно мои «хоромы» уже под прослушкой, как минимум, ФСБ. — Не понимаеш-ш-шь?

— Дэн, успокойся и не дергайся! Ты веришь, что в надежных руках? — Надежность хватки Елисея чувствую своими собственными ребрами, когда тот усаживается на край стола и само собой усаживая меня на то, что должно обеспечить надежное прикрытие моего тыла.

— Верю, — радую того, кто поступает так, как считает нужным, но при этом не советуется со мной, и вот этот факт меня совсем не радует, но все же не убивает моей веры в него.— Но ты не все знаешь…

— Извини, Саш, — Елисей переключается на загадочного Александра, который наверняка слышит нашу перепалку. — Не, ничего не случилось. Это мы тут… плюшками балуемся, — смущенно откашливается, не желая, видимо, посвящать в наши семейные дела не такого уж и близкого друга. — Хорошо, рассчитываю на тебя. Через час созвон. Если получится раньше до местных «достучаться», дай знать, — наконец-то прощается с ментом, но мне и без невидимого присутствия «третьего лишнего» не становится легче.

— Я просто хренею с тебя! — все еще шепотом хренею, хотя нас уже никто посторонний не слышит. — Ничего, что нас слушали?

— Денис, ты мне должен все рассказать, — пропуская мимо смысла мою обеспокоенность, гнет свое Лис. — Слышишь? ВСЕ! Как выглядели? Что говорили? Имена или погоняла. Что делали? Номер машины, если помнишь. Я не собираюсь отпускать эту ситуацию и прощать тех, кто тронул мое.

— Лис, прошу, не нужно никаких ментов, — не оставляю попыток урезонить парня. — Ты не понимаешь, что в этой ситуации все против меня? Я ранил одного. Оружие не зарегано. Если машина действительно у ментов и всплывут мои пальцы, я уже не отделаюсь легким испугом. Меня закроют! — срываюсь, паника накатывает удушливой волной. Мне пиздецки хреново от вырисовывающихся перспектив, хотя всего день назад было откровенно похуй. Но тогда со мной не было Елисея.

— Вот уж этого я точно не допущу! — В голосе Лиса столько уверенности, будто он глава ОСБ и не какого-то отдельного района, а всея Руси. — Если к тебе до этого не пришли, то уже и не придут.

— Хочешь, чтобы сейчас пришли? — я уже рычу от досады.

— Не переживай, я сделаю так, что тебя и меня это дело никак не коснется. Просто конкретно на этих парней устроят охоту и на следующей же сделке посадят, — почти успокаивает меня Лис. Но это «почти» так и отсвечивает на задворках сознания невыключенным утюгом. — До кучи и с той тачкой разберемся. Я вполне допускаю возможность, что товар забрали менты. Неучтенка, да еще и в таком количестве — всегда хороший куш, но вот каким путем ушел товар, мне еще предстоит выяснить.

— Лис, мне страшно за тебя. Там, где крутятся такие деньги, человеческая жизнь ничего не стоит, — говорю и чувствую, как осознание смысла собственных слов сжимает Душу в тугой ком. — Жаль, что не замочил этих тварей.

— Хорошо, что не убил, — отзывается Лис. Он все еще держит меня, хотя я давно уже не вырываюсь, и вообще не горю желанием отлипнуть от тепла его тела, которое дарует мне чувство защищенности, а будоражащий тембр голоса — желание слушать его, если не вечность, то очень долго. Что я и делаю, вслушиваясь в собственные ощущения: — Убийство есть непростительный грех, — ухмыляюсь, пробуждая скепсис безбожника. — А у тебя душа светлая, — я свечусь рядом с тобой. — Не стоит ее пачкать, — если бы пришлось, я бы запачкал. — И потом, ну ты только прикинь… Ночь. Луна. И мы с тобой в парке культуры прикапываем два коврика с начинкой, — трясусь от смеха, уже прикинув. — А с тебя еще и помощник никакой, бухарик ты мой любимый…