Вера. Надежда. Любовь (СИ) - ЛетАл "Gothic &. Страница 64

Смысл его действий в эту ночь мне вообще непонятен. Все время допроса, на который он меня затащил, ловлю на себе его изучающие взгляды, словно Борис сканирует мои реакции на происходящее. А мне с каждой минутой становится все сложнее их скрывать.

Нет, мне не жаль арестанта, и сочувствия к нему нет. У судьбы всегда есть несколько путей. Этот человек избрал легкий — и сейчас тяжело расплачивается за свой выбор. А мне всего лишь тупо интересно, насколько еще его хватит, потому что я устал. Просто без всяких прикрас — УСТАЛ!

Обреченно кошусь на Бориса. Вот кто на самом деле хищник, причем тщательно маскирующийся. Такой кайф от избиения беззащитного существа может получать только истинный маньяк. В предвкушении конца этой пьесы, исход которой понятен всем, с нетерпением жду, когда актеры уже перейдут к последнему акту и все наконец-то закончится.

Но спектакль и не думает кончаться. Новые и новые удары сыпятся на таджика, а меня начинает ломать. Отчаянно хочу оказаться подальше отсюда. Раздражают эти продажные шкуры — менты. Раздражает этот торгаш смертью. Раздражает само место «новой работы», которое люто-бешено ненавижу.

Нечасто оказываюсь в монументальных стенах старинного здания, но каждый раз буквально кожей чувствую, насколько они пропитаны гнилостной энергетикой. Словно под землей разверзлась пасть неведомого монстра, пожирающего живые сущности и оставляющего после трапезы смердящие тлетворностью объедки человеческих душ.

Сколько их здесь… Большая часть черных, отягощенных земными грехами. Но нет-нет да мелькают светлые невинные, чьи хозяева угодили промеж жерновов некомпетентной власти. Но и те и другие одинаково неупокоенные. Смотрят на меня пустыми глазницами, вымораживают душу — кто смертельно опасной озлобленностью, а кто вселенской тоской.

И чем ниже этаж, тем сильнее ощущается тошнотворный смрад, который, кажется, стекает склизкой пузырящейся массой в эту камеру допроса. Мне хочется кричать: «Неужели их вижу только я?!». Кажется, вдыхаешь в себя не воздух, а чью-то неприкаянную сущность, и меня откровенно мутит.

Еле сдерживая рвотные позывы, выскакиваю в коридор и стремительно направляюсь в закуток сортира, хотя все внутри призывает делать ноги не просто из подвала, но и вообще из этого места куда подальше. Вот только позволить себе такую «роскошь», как позорно сбежать и тем самым выставить себя слабаком перед Митланом, я не могу.

Пытаюсь успокоиться, перевести дух. Взять себя в руки и не потерять лица. Но в голове такой хаос, словно били меня, а не взятого мной на торговле наркотой парня.

*** Wolf’s Rain OST — Face On ***

Набираю в ладони ледяную воду и плещу в горящую физиономию. Капли сбегают с мокрых сосулек волос, падают на футболку, расплываясь серыми пятнами. В мутном зеркале без рамки взгляд исподлобья. Безумный. Дикий. Черные омуты зрачков затопили радужку. Желваки ходят под окрасившейся лихорадочным румянцем кожей резко очерченных скул, ужесточая черты лица. Губы плотно сжаты, словно наложенная на них печать молчания заставляет хранить тысячи тайн. Демон. Я ли это? Нет. Всего лишь маска, чтобы не ебнуться в этом чистилище. Все их надевают, не только Дэн. И я не исключение.

При одной лишь мысли о моем сетевом наваждении вмиг спадает защитный заслон, и в отражении зеркала на самого себя смотрю я, или, правильнее сказать, — снова я. Расстроенный, замудоханный бесконечными думками о правильности сделанного шага. Но я не мог поступить иначе. Никогда ни с кем не делился. А уж Дениса делить с кем-то и подавно не собираюсь. Он должен принадлежать одному мне. Однако понять это парень обязан сам, и разобраться в себе я ему время дал.

Только с разбирательством он не спешит. Не звонит, и — что самое раздражающее — я его практически «не слышу». Словно парень залез в ватный кокон, в котором безвозвратно глохнут все частоты, и сидит в нем, не высовывая носа. А я не могу себя сдержать и с упертостью мазохиста постоянно заглядываю к нему на страницу, наверное, для того, чтобы в очередной раз испытать щемящую боль вкупе со злостью, видя, что Безликий в Сети и снова кого-то добавил в друзья.

Кому-то еще дан зеленый свет. Допуск в его виртуальную обитель. А я сам закрыл в нее дверь, оставив себе лишь Веру, что Дэн позвонит. Но рингтон моего телефона, каждый раз заставляя на миг замереть и наполнить душу Надеждой «А вдруг?..», неизменно приносит разочарование. Неужели я ошибся — и не нужен Денису?..

На хер! Не думать! Не здесь и не сейчас. Эти мысли разрушают. Делают слабым даже такого сильного человека, как я. Бесспорно, что пережитые перипетии судьбы меня закалили, но это вовсе не значит, что ужесточили и очерствили. Я сохранил в себе уголок нежности и, чего греха таить, Любви, который открыл Дэну. Но именно из этого уголка поползла трещина уязвимости по неприступным стенам возведенной мной самим крепости отчуждения.

Да я и сам готов был для него разрушить свой бастион. С готовностью распахнул настежь окна, двери. И он сквозняком пронесся по всем «комнатам и залам». Взбудоражил моих забившихся по углам Демонов, пробрал до мурашек по коже и, казалось, стал полноправным владельцем моих хоро́м. Но…

Ветер — он и есть ветер… Его же в руках не удержишь. Налетел, вывернул раскрытый мной зонтик души наизнанку и понесся дальше, гонять пыль по мостовым да портить девчонкам прически. Может, ему действительно со мной скучно? А может, я слишком эгоистичен и непозволительно многого требую? Ведь ветер — он и есть ветер. Захлопни окна, впустив немного свежего воздуха, и озорник-сквознячок сам собой зачахнет, умрет. А ты продолжишь задыхаться в замкнутом пространстве своего замка.

Я сейчас чувствую себя именно так — мне как будто кислород перекрыли…

— Елисей… — голос Митлана за спиной выдергивает из мыслей. — Все в порядке? — спрашивает скорей для проформы, чем действительно заинтересован, тонко намекая, что я не имею права здесь расслабляться.

— Да, все нормально. — Мгновенно даю себе команду собраться и натягиваю привычную маску похуиста. Закрываюсь кованой кольчугой и стальными латами. Не хочу ни перед кем обнажать свою душу, а показывать свою уязвимость здесь — вообще противопоказано.

Вовремя этот Дьявол явился, а то такими темпами и до мягких стен в желтом здании додуматься недолго. Нужно отвлечься, сосредоточившись на очередном важном деле, загрузиться по полной, чтобы с маниакальным постоянством не возвращаться к мыслям о Дэне.

Гулкие шаги по напольной плитке сталинских времен эхом разносятся по длинному коридору. Спиной чувствуя пристальный взгляд Бориса, возвращаюсь к камере. Мужики, что вели допрос, смолят в коридоре, тихо переговариваясь. Видимо, или «падишахам» наскучило представление «мая твая не понимать», или «ишак» сдох.

— Блять, время спать, а мы ни в одном глазу, — жалуется один из парней, подпирая спиной стенку.

— И не говори, — устало вздыхая, соглашается второй и дает волю фантазиям заебанного семейной жизнью мужика: — Я лучше бы к Любке поехал, да ночку у нее провел, пока жена у тещи гостит.

— Хули мы возимся с этим моджахедом? Все равно молчит, как рыба об лед, — снова сокрушается первый, разглядывая сбитые казанки.

— Определить на постой к академикам* — и через недельку жизни у параши и с порванным очком этот степной орел петушком закукарекает. — Никто не смеется над замызганной шуткой. Усталость дает о себе знать.

— Так и молчит? — вклиниваюсь в разговор ни о чем. Не очень меня радуют такие собеседники, но что поделать, я с мужиками в одной упряжке, хоть и внештатник.

 — Так точно! — по форме, выработанной годами службы, отвечает опер и переходит на «человеческую» речь: — Я бы эту паскуду давно уебал! — Глаза бликуют яростью, кулаки сжимаются, выдавая серьезность намерений.

— Не кипятись, — с некоторым раздражением в голосе выдает Митлан и по-отечески похлопывает сотрудника по плечу. — Он мне живым нужен и по возможности способным более-менее внятно говорить.

— Борис Николаевич, добрый вы слишком с подобной швалью. Давить по-тихому надо этих выродков.