Таш любит Толстого (ЛП) - Ормсби Кэтрин. Страница 33

А ведь он прав: silverspunnnx23, кажется, наехала не столько на «Несчастливые семьи», сколько на все вокруг. Она, наверно, из тех людей, которые выходят на улицу солнечным летним днем и начинают ныть: «Ой, тут облачко, жизнь тлен…» А еще она посмела оскорбить моего любимого Лео, что скорее смешно, чем обидно, потому что он величайший писатель всех времен и народов. Так что я имею полное право плюнуть и забыть. Может, теперь у меня даже получится.

А пока я отвечаю: «Спасибо! Ты всегда знаешь, что сказать».

Секунду спустя Фом начинает печатать ответ. Последние несколько дней он отвечает гораздо быстрее, и я не знаю, в том ли дело, что сейчас у него менее загруженное расписание, или в чем-то еще. Во мне, например.

«Я всегда знаю, что НАПИСАТЬ. Тебе никогда не казалось странным, что мы пока, в сущности, не сказали друг другу ни слова?»

Я подскакиваю в кровати. Меня так и подмывает ответить, что да, я уже несколько недель непрерывно об этом думаю. Но это будет как-то слишком уж отчаянно.

Вместо этого я пишу: «Да, если подумать, это странно. Но скоро все изменится!»

Интересно, что он ответит? Может быть, он предложит созвониться? Может, даже по скайпу? Или вообще не ответит? Или решит вести себя спонтанно и просто позвонит?

Но нет - никакого звонка. Он пишет: «Точно все в порядке?»

Не могу же я на него за это злиться!

«Все будет нормально, — отвечаю я. — Просто слишком много неожиданностей сразу».

Фом, конечно, не в курсе, но я сейчас уже не про сериал. На меня столько свалилось помимо него! Проблемы со здоровьем у отца моих лучших друзей, мамина незапланированная беременность, растущая пропасть между мной и Клавдией и ужасное чувство, что мой университет мечты так и останется лишь университетом мечты…

Я засыпаю, не дождавшись ответа. Утром меня ждет сообщение: «Держись, будет только жестче».

16

Через несколько часов я направляюсь в Холли-парк. Последние несколько дней не по сезону холодно, а вокруг творится столько всего плохого и просто непонятного - очень подходящее время для медитации.

Я брожу по тенистой дорожке - десять шагов в одну сторону, десять в другую, - опустив глаза, стараюсь ровно дышать и не пускать в голову назойливые звуки вроде «засоряют мою ленту» и «все притянуто за уши».

Когда рядом сигналит машина, я не сразу понимаю, что это имеет какое-то отношение ко мне. Просто белый шум вроде птичьего пения, ветра или гула шоссе. Потом я в очередной раз разворачиваюсь и поднимаю глаза: на обочине припаркована знакомая синяя «камри». В ней опущено стекло, а за рулем сидит моя мама.

— Прости, дорогая! — кричит она, высунувшись наружу. — Не сообразила, что ты медитируешь.

Меня всегда изумляет, что мама умеет кричать. Обычно она разговаривает так тихо, как будто ее колесико громкости застряло на минимуме. И вот она кричит - причем не в ярости, прекрасно выговаривая слова, так что я отчетливо ее слышу, хотя нас разделяет несколько десятков метров.

Я на секунду замираю, а потом бегу к машине. У пассажирской двери я останавливаюсь, чтобы стереть со лба приличное количество пота.

— Все нормально, — говорю я маме. — Как раз закруглялась. Я просто довольно долго не медитировала на ходу, и…

— Решила, что сейчас подходящий момент? — заканчивает мама и так колко улыбается, что мне приходится отвернуться, чтобы не порезаться. — Подвезти тебя до дома?

— Моя мать запретила мне садиться в машины к незнакомцам! — ухмыляюсь я.

Мама смеется своим хрустальным смехом и отпирает дверь, чтобы я могла забраться внутрь. Когда мы трогаемся с места, она произносит:

— Страшный секрет - мне еще надо кое-куда заехать по дороге.

Поперхнувшись от такой подставы, я тянусь расстегнуть ремень безопасности. Мама снова смеется:

— Прежде чем ты выбросишься на тротуар, выслушай меня до конца. Хочешь в «У Гретера»?

— С этого надо было начинать! — отвечаю я.

Кафе-мороженое «У Гретера» манит меня к себе столько же лет, сколько и Холли-парк, но, в отличие от парка, оно того полностью стоит. Я прекрасно понимаю, что мама бессовестно задабривает меня, но мне совершенно не стыдно ей поддаваться.

Несколько минут мы молча едем по знакомому маршруту в сторону пригорода. Потом выруливаем на Новое кольцо, соединяющее все крупные шоссе города, как спицы в колесе. Как только мы надежно вливаемся в поток машин в правом ряду, мама поворачивается ко мне:

— Мы с твоим отцом много недель думали, как лучше будет сказать вам про ребенка, и у нас все равно не получилось.

— Ага, — отзываюсь я, — прости, что я тогда засмеялась.

— Иногда наш организм встречает важные новости довольно странно.

Я киваю. Действительно, когда мы были в седьмом классе, и у мистера Харлоу нашли рак, Джек не плакала очень долго. Только несколько месяцев спустя, когда мы с ней смотрели «Корпорацию монстров», она начала давиться слезами и полчаса не могла успокоиться.

— Мам?

— Что?

— Откуда вы возьмете деньги? Растить ребенка это же недешево, так? И я помню, что вы обещали помогать мне платить за обучение в колледже… теперь этого не будет, да?

Пока я говорю, мама несколько раз хмыкает, то есть она меня слушает, но не отвечает, пока мы не сворачиваем на менее загруженную дорогу.

— Кое-что и правда изменится, — произносит она наконец. — Нам с папой придется сильно урезать наш бюджет. Но это обещание мы дали вам несколько лет назад, и мы его сдержим.

— А в Вандербильте нам, наверно, придется платить полную стоимость. Клавдия вдвое умнее меня, и то ей дают всего тысяч пять в год.

— Таша, дорогая…

Я подбираюсь, потому что прекрасно знаю, что сейчас услышу. Я уже открываю рот, чтобы возразить, но мама делает мне знак рукой, чтобы я ее дослушала.

— Мы больше не будем возвращаться к этому разговору, но я не уверена, что тебе стоит нацеливаться именно на Вандербильт. Я прекрасно понимаю, что тебе нравится их общежитие и Нэшвилл. И что тебе хочется учиться в частном университете, но подумай только о деньгах. Если у тебя не будет стипендии, у тебя на шее повиснет шестизначный долг. Одно дело, когда ты нейрохирург, и совсем другое - если режиссер. Ни в коем случае не хочу сказать ничего плохого про режиссуру, но искусство не дает никаких финансовых гарантий, и мне не хотелось бы, чтобы ты начинала свою взрослую жизнь с огромным долгом и безо всяких шансов с ним разделаться. При этом всегда можно пойти в Кентуккийский университет, и стоить это будет в разы меньше. Здесь ты получишь гораздо большую стипендию, а половина оставшейся суммы у тебя уже в кармане благодаря Губернаторской школе искусств. Я просто хочу, чтобы ты хорошенько об этом подумала. Все, я договорила.

Мы въезжаем на платную парковку кулинарной лавки под названием «Взбивай и накладывай». Мама паркуется, не выключая мотора, и шарит за приборной панелью в поисках завалявшихся четвертаков.

— Ясно, — начинаю я. — То есть Клавдия пусть себе учится в Вандербильте, потому что она умная и будет инженером, а вот мне нельзя, потому что я хочу создавать фильмы?

Мама захлопывает крышку отделения, где только что копалась, достав оттуда два четвертака, и кидает на меня тяжелый взгляд:

— Ты прекрасно знаешь, что я не это имею в виду. Сейчас я зайду в магазин, через пятнадцать минут вернусь, и вот тогда ты мне все выскажешь. Хорошо?

Ничего хорошего, вообще-то, но у меня нет выбора. Я уже привыкла, что мама разрешает все споры именно так. Она считает, что в любой ссоре нужно просто остыть и хорошенько все обдумать. Я почти уверена, что она сама изобрела методику «глубоко вздохнуть и досчитать до десяти». Больше всего меня раздражает, что это правда работает.

И сегодняшний день не исключение. Когда мама снова садится в машину с двумя розовыми бумажными пакетами в руках, мне больше не хочется спорить. Я откинула назад спинку сиденья, настроила вентиляцию так, чтобы дуло прямо мне в лицо, и переключила радио на станцию для стариков, где как раз играет песня Tainted Love. Конечно, мамины слова про деньги и мое ближайшее будущее нельзя просто взять и отбросить. Но сейчас я о них забуду. Отложу в наглухо запертый нижний ящик мозга и достану когда-нибудь потом, а сейчас мне слишком жарко, я слишком злая и слишком хочу мороженого.