Таш любит Толстого (ЛП) - Ормсби Кэтрин. Страница 45

Мы задумали такой финал с самого начала, но тогда мы просто сидели вдвоем на полу моей комнаты и увлеченно записывали наши безумные идеи в тетрадь на пружине. В то время мы думали только о сюжете, о взаимоотношениях персонажей и о том, как это будет смотреться на видео. Нами двигало чистое, незамутненное вдохновение, мы еще не заботились, что подумают зрители.

А теперь уже нельзя заглянуть в сценарий и не представить, что скажут фанаты. Я прочла слишком много комментариев, хороших и плохих, и уже не могу отключить их образ мышления. Я уже знаю, что скажут, когда мы выложим финал. Кто-то посчитает, что это прекрасная концовка, в подлинном духе феминизма, и мы молодцы. Кто-то скажет, что мы слишком все упростили. Другие будут орать, что мы две дуры и ничего не поняли в этом великом романе. Я выучила наизусть все возможные поводы придраться. Создавать то, что другие обольют грязью, немного страшно, но я чувствую себя свободной. Потому что можно делать все, что угодно, но от этого не убежать. Какой бы конец мы ни придумали, кому-то это все равно не понравится.

После десятого - и последнего - дубля Ева начинает беззвучно плакать. Ей явно стыдно это показывать, и она трет глаза кулаками. Увидев ее слезы, Серена крепко обнимает ее. Я сажусь рядом и успокаивающе глажу Еву по спине. У меня тоже слезы на глазах. Да и у Серены. Только Джек по-прежнему бесстрастна и смотрит на нас без осуждения, но с непониманием, как будто мы с другой планеты.

— Давайте не будем плакать до вечеринки, ладно? — прошу я наконец. — Иначе для чего она вообще нужна?

Ева стирает с лица слезы и шмыгает носом.

— Ладно.

— О-бал-деть, — произносит Серена. — Поверить не могу, что все кончилось.

— И хорошо, — напоминаю я, — теперь ты сможешь сосредоточиться на «Вестсайдской истории».

— Ага, — пожимает плечами Серена. — Но ее поставили миллион раз и поставят еще столько же, а «Несчастливые семьи» такие одни!

Серена всегда говорит именно то, что мне, оказывается, и нужно было услышать.

Я боюсь расплакаться снова, так что быстро киваю:

— И все же какое счастье, что мы с тобой тогда подружились!

Серена протягивает мне сжатый кулак, я касаюсь его своим, и мы, дурачась, шевелим растопыренными пальцами.

Что бы ни случилось дальше, этого у нас никто не отнимет: мы вместе рассказали историю, и никто из нас не смог бы сделать этого без других. Эта часть нашей жизни принадлежит только нам девятерым, и никто другой никогда не поймет это так, как мы. Нашему Братству пришла пора распасться. Я, Гимли, еще не раз взмахну своим молотом, но уже в другой компании.

Мне кажется, слезы тут уместны. И уж точно никогда не будет лишним стукнуться кулаками.

***

В воскресенье вечером мы празднуем окончание съемок на заднем дворе дома Харлоу. Все одеты по невозможно жаркой погоде: в майки, шлепанцы и купальники или плавки. Мы заказали четыре больших коробки пиццы из «Папа Джонс» и большую часть вечеринки набиваем животы сыром и тестом, а потом ныряем в бассейн, рискуя заработать заворот кишок. Когда все достаточно устают, мы вытираемся, уходим в подвал и включаем компьютер - посмотреть «Несчастливые семьи» на экране. Сериал идет довольно долго - больше пяти часов, - так что мы смотрим только последний час, в том числе и материалы последнего месяца, которые еще только предстоит выложить. (Джек почти всю ночь монтировала последнюю сцену.)

Брукс, к сожалению, не может остаться до конца: он подрабатывает в университете и ему нужно провести экскурсию по студгородку. Остальные остаются - включая Пола, которого мы тоже пригласили отпраздновать с нами. Когда начинается последняя сцена, я тайком оглядываю ребят, пытаясь понять, что они об этом думают. Серена и Джей обнимаются и плачут. Когда экран гаснет, повисает напряженная пауза, а потом комната взрывается аплодисментами и криком. Джей вскакивает на ноги и требует, чтобы все дали ему пять. Ева заключает меня в медвежьи объятья, целует в щеку и кричит: «Таш, это офигенно!» Потом она собирается проделать то же самое с Джек, но Джек отвечает: «Комплимент принят, а руки, пожалуйста, оставь при себе».

Начинает играть Another One Bites the Dust. Конечно, с телефона Тони. Он пыжится изобразить лунную походку, а Джей хлопает в такт и смотрит на него с таким обожанием, что я почти вижу, как от него отлетают мультяшные сердечки.

У меня прямо сердце радуется. Но потом мне становится стыдно за это и я поворачиваюсь к наблюдающей за ними Джек.

Но она не выглядит раздраженной. Похоже, она даже не пытается делать вид, что все в порядке. Все и правда в порядке.

— Все нормально? — спрашиваю я.

— Все хорошо, — отвечает подруга. — Серьёзно, все в порядке. Мы с Тони это обсудили. Похоже, он думал, что Джею нравится парень из театрального, и пытался заставить его ревновать.

— Ни фига себе… По-моему, у нас тут интрига похлеще Толстого.

— Есть немножко. В любом случае, Тони лучше ведёт себя, когда у него кто-то есть. И как можно обижаться на Джея? Он просто чертов ангелочек! И заслуживает счастья.

Это очень великодушно с её стороны, но я никогда не скажу этого вслух, потому что у неё аллергия на слова одобрения. Так что мне придётся притворяться. Вслух я произношу:

— Рада, что все хорошо.

— Ага, — отвечает Джек.

— Ты ни разу не ангелочек, но, мне кажется, ты тоже заслуживаешь счастья.

— Фу, Таш! Кажется, ты перетрудилась со сценарием. В тебе не осталось ни одного хорошего слова. — И добавляет: — Кто-то должен остановить Пола, пока он не сломал шею!

Пол присоединился к танцующим, когда они переключились на We are the champions, взгромоздился на кофейный столик и ревет припев в пульт от телевизора. Поймав мой взгляд, он жестом предлагает мне присоединяться.

Я отвечаю:

— Мы что, мало вашей мебели уже поломали?

Друг спрыгивает со стола, хватает меня за руку и начинает кружить, не прекращая петь в пульт второй куплет. Потом мы валимся на кресло и сидим там, пока актёры прощаются и уходят. Все повторяют, что нам нельзя терять связи и нужно обязательно поскорее увидеться. Джордж подходит, семеня, как будто мы с Полом приказчики, а он смиренный крестьянин и пришёл попросить еще немного зерна на зиму.

— Думаю, увидимся в пятницу утром, Таш, — произносит он.

Я киваю, даже не пытаясь изобразить энтузиазм. Разумеется, я жду не дождусь «Золотой тубы», но можно было бы обойтись и без Джорджа.

— Как-то так, — отвечаю я.

— Волнуешься? — спрашивает он.

Волнуюсь ли я. Ха. Я столько жаловалась Фому, что иногда уже забываю, что весь мир еще не в курсе, как дико, бешено и непреодолимо меня трясёт.

— Que será, será, — отвечаю я. — Будь что будет.

Тони, как раз вышедший через задний вход, просовывает голову обратно и начинает петь песню Дорис Дэй: «Que será, será! Whatever will be, will beee! The future’s not ours to seee!»

По ту сторону стеклянной двери стоит Джей. Смеётся и сияет.

Джорджу вовсе не смешно; у него на лице написано: «Этот парень просто невозможен!» Я отвечаю ему взглядом, который должен означать: «Это просто Тони. Он всегда такой».

— Ладно, — произносит Джордж, — увидимся в аэропорту.

— Угу.

Я машу им с Тони и Джеем рукой. Вот и пришёл конец торжественному окончанию съёмок.

Джек закрывает за ними дверь, качая головой:

— Надеюсь, он боится летать до потери пульса. Или его укачивает. — Потом она раздражённо склоняет голову набок: — У меня вода в ухе! Пойду, закапаю туда перекиси водорода и приму душ. Таш, ты тут ночуешь?

— Еще не решила, — отвечаю я. Но мне так спокойно и лениво, а еще я так уютно устроилась рядом с Полом, что, наверно, останусь. Джек топает вверх по лестнице, я закрываю глаза и слушаю её быстрые шаги над головой. Я чувствую себя выжатой как лимон, но это приятное чувство. Моя кожа все еще влажная и пахнет хлоркой, а рот еще перемазан жирным чесночным соусом.

Пол ерзает под моим плечом и спрашивает: