Противостояние (СИ) - Авсаджани Уча. Страница 30

Его глаза смотрели на коридор, отличавшийся от сотен таких же разве что шириной и огромными расписными гобеленами на стенах. Вокруг не было ни души, и Глеб рискнул выйти полностью, держа перед собой канделябр как меч.

Коридор был хорошо освещен прикрепленными к стенам многочисленными факелами, через несколько метров делая резкий поворот направо. Чуть не свернув шею, пытаясь рассмотреть красочные гобелены, как и на пиру изображавшие три руки с скрещенными мечами, Глеб свернул вместе с коридором, забыв о предосторожности. Последняя была бы не лишней, учитывая, что он оказался нос к носу с облаченными в крепкие доспехи и сжимающими вытянутые вверх копья двумя здоровенными стражниками.

Доли секунд они награждали друг друга удивленными взглядами, смешанными с замешательством (в случае стражников) и страхом (в случае Глеба).

Мальчик и рад был бы побежать обратно или оказать сопротивление, однако ноги словно приросли к полу, не желая уносить их обладателя от верной гибели.

Наконец оправившись от удивления, один из стражников наставил копье прямо на него, чуть не задев кончик носа. На этот раз ноги не медлили. Не дожидаясь команды, сами отпрыгнули в сторону, а руки, до боли сжав канделябр, выставили его вперед, готовясь защищать хозяина. Однако тут произошло нечто, повергшее Глеба в не меньший шок, чем столкновение со стражей. Второй стражник, бросив на мальчика взгляд, полный непонимания и враждебности, затем разом трансформировавшийся в страх, отвесил сильнейшую оплеуху своему напарнику. От неожиданности или боли тот выронил копье, и как ребенок уставился на товарища.

— Болван! — зашипел стражник с копьем и, кивнув на Глеба, добавил: — Это же он! Это он!

Лицо его собеседника побелело. Подбежав к Глебу, от неожиданности чуть не добавившего ему вторую оплеуху канделябром, он упал на колени, прижав голову к самому полу.

— Виноват, не знал! — затараторил стражник, всхлипывая. — Умоляю, не казните меня, ваше… ваше…

Замолкнув, он в отчаянии уставился на открывшего ему глаза товарища. Тот, словно поняв мольбу без слов, протестующе замахал свободной рукой, желая всячески откреститься от не сулившего ему ничего хорошего инцидента. Однако, поскольку просящий не отставал, ему, вдруг чрезвычайно заинтересовавшемуся рукояткой своего копья, пришлось подать голос.

— Откуда мне знать… вроде, посредничество… нет, подожди, — задумался стражник, словно вспомнив о чем-то, — просветительство, вот!

— Ваше просветительство, — поспешил повторить стражник с пола, выжидающе глядя на Глеба.

Но Глеб не стал отвечать. Увиденного было вполне достаточно. Еще раз покосившись на застывших в немом благоговении стражников, он круто развернулся к ним спиной и сломя голову понесся по коридору обратно, юркнув в оставленную открытой дверь. Как следует ее захлопнув, он, не обнаружив замка, поспешил подпереть ее красивым и явно не рассчитанным на такую службу стулом. Убедившись, что дверь надежно заблокирована, Глеб приложил к ней ухо.

Погони не было.

Немного успокоившись и рассчитывая выгадать, по крайней мере, пару минут, Глеб обдумал свое положение. Он решительно запутался. Поведение стражников, предпринятые ими действия и даже их взгляды не были похожи ни на что, ранее им испытанное. Так к нему еще не обращались, и он просто не понимал, что это сулило. Чего они от него хотели? Почему не попытались задержать как беглеца? Почему назвали «вашим просветительством»?

В голове роились десятки вопросов, но ответа ни на один из них не было. Словно возмутившись этому, мозг выдал одно объяснение, поначалу замаячившее где-то вдалеке на горизонте, однако по мере приближения становившееся все более отчетливым. Наконец, оно вплотную подобралось к Глебу и обожгло его, заставляя позабыть о других вариантах. Сомнений не было. Стражники над ним издевались. Просто задумали напоследок подшутить над пленником, судьба которого была предрешена. Следовательно, должно было пройти совсем немного времени до того, как те вышибут дверь, чтобы претворить в жизнь приговор.

Надо было торопиться. Глеб еще раз осмотрел свою роскошную клетку. Его глаза загнанного зверька хаотически бегали по предметам и, едва цепляя их, спешили к другим. Ни одна из многочисленных вещей не желала ему помогать, ни в одной из них он не видел своего спасения. Наконец, уделив внимание решительно всему, что находилось в комнате, взгляд мальчика утонул в плотной ткани штор.

Он подошел к окну, после недолгих поисков нашел в углу нехитрое приспособление — маленький рычаг, по-видимому открывавший его. В крайнем случае, можно было запустить в окно довольно твердыми на вид стульями или использовать зажатый в руке как спасательный круг канделябр. Но посмотрев вниз, Глеб обнаружил, что за время его отсутствия скалы успели убежать далеко вниз, и если в предыдущий раз расстояние до них было не так уж велико, то теперь от него стыла кровь в жилах. Однако другого выхода он не видел. Можно было, конечно, попробовать схлестнуться со стражниками лоб в лоб, но, скорее всего, «битва» закончилась бы довольно быстро из-за гибели одной из сторон.

Вздохнув, Глеб сдернул с постели огромную простыню и принялся разрывать ее, стараясь делать как можно ровные полосы. Закончив, быстро перевязал их концами. Получилась самодельная веревка, и довольно прочная, в чем он убедился, с силой подергав ее. Вопрос был в том, выдержит ли она его. Но времени проверять не было. С другой стороны кто-то уже поворачивал дверную ручку.

Перекинув сложенные несколько раз остатки простыни через плечо, Глеб в два прыжка оказался у окна. Посчитав, что рычаг застыл намертво, он уцепился за него и с силой потянул на себя. Тот поддался с легкостью, утягивая его за собой, и Глеб чуть не завалился на спину, успев, однако, вовремя ухватиться за штору. Приподнявшись и стараясь не смотреть вперед, чтобы не увидеть, как его плану настал конец, он, как крот, подполз к окну. В лицо, снимая неуверенность и страх, дунул теплый воздух. Глеб теперь уже смело поднял голову, но окна как в помине не бывало. Подобно двери отодвинувшись вбок, оно полностью вошло в стену, открыв путь к отступлению.

Это было весьма кстати, учитывая, что дверную ручку дергали все настойчивее, что в любой момент грозило перейти в полноценную атаку.

Не отвлекаясь на открывшиеся виды, Глеб ринулся обратно в поисках массивного предмета, который смог бы удержать его. Им оказался все тот же стол, за которым он завтракал, кажется, целую вечность назад. В пользу стола говорили и многочисленные блюда на нем, большинство нетронутых, утяжелявших его раза в два. Глеб обвязал конец простыни вокруг толстой ножки стола и пару раз с силой дернул ее, чтобы убедиться, что узел не развяжется. Затем опоясал веревкой самого себя, затянув ее как ремень, и задумался.

Благодаря проделанным ухищрениям он бы не упал, зато если стражники ворвутся в комнату до того, как он достигнет кромки воды или поверхности скал (впомнив их острые вершины, Глеб поежился), то они смогут за веревку же втянуть его обратно. Главным в таком случае было оказаться рядом с водой так близко, чтобы можно было обрезать простыню и прыгать. Глеб схватил со стола незамеченный им ранее почти игрушечный ножик, непредусмотрительно воткнутый кем-то в поросенка, и, довольный, что смог так быстро найти решение, бодро зашагал к окну.

У самого края он отметил, что, похоже, страже надоело возиться с дверью, и они пошли за тем, что могло бы ее выбить. Надо было торопиться. Глеб развернулся к двери, и, чувствуя, как улетучивается его уверенность, немного присев, ступил на внешнюю стену своей обновленной темницы, как вдруг раздался голос, заставивший его замереть на месте.

— Ваше просве… Глеб, — сказала принцесса Клея с другой стороны двери тихо, но отчетливо. — Позвольте все объяснить. Прошу, впустите меня.

От неожиданности Глеб чуть не потерял равновесие, что грозило превращением его побега в свободный полет. Обеими руками ухватившись за простыню и натянув ее до предела, он замер. Дело было не в том, что появление здесь принцессы было крайне необычным. В конце концов, ее могли уговорить попросить его впустить стражу добровольно, чтобы не пришлось ломать наверняка дорогую дверь. Тем, что заставило Глеба на миг позабыть, что он должен бежать, и бежать быстро, был голос, точнее интонация, с которой она произнесла фразы. Простенькие фразы, с парой слов в каждой, но и этого хватило, чтобы уловить изменившееся к нему отношение. В голосе принцессы больше не слышалось надменности, недоверия и скрытой угрозы. На этот раз там были жуткий интерес, любопытство и даже… нотки почтения. Отметил он и то, что Клея обращалась к нему на «вы».